Кремль - Сергей Сергеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Все пронюхали. Кто-то из своих сдал. Ратов вряд ли проговорился. Неизвестно, как воспримут эту историю. Он же перспективный чиновник, опасается за свою репутацию. Опять же боится, что привлекут его Марику за прошлые грехи. Значит, предательство среди своих. Однозначно! Но Мореву об этом нельзя рассказывать. Подумает на меня. Он сумасшедший».
Насладившись установившейся в кабинете тишиной, Карпов задушевно улыбнулся:
– Предлагаю нулевой вариант.
– Что это значит?
– Вы забудете о существовании Ратова и обо всем, что с ним связано. Особенно с невестой некрасиво получилось. Пропал человек. Сейчас ищут. В общем, перестанем будоражить эту тему. Иначе предвижу очень серьезные последствия, в том числе для вас лично.
– Договорились. Я поначалу испугался – в ноль меня хотите превратить. Не хотелось бы такого радикального решения, – попробовал пошутить Воронов. – Согласен, Ратова я вычеркиваю из списка знакомых и объектов возможного интереса моего предприятия.
– Ну, так резко вопрос не стоит. Никто не может запретить вам встречаться с Ратовым. Даже нужно с ним встретиться и снять все ваши ультиматумы. Это мой личный совет, – подсказал Карпов.
– Я ему ничего не предъявлял.
– Не надо! Предъявляли. Впрочем, вам виднее, как это назвать. Но встретиться лучше сегодня. А мы продолжим наш разговор. Пятница вас устроит? В это же время.
– Повестку пришлете?
– Обойдемся без повесток. Да, чуть не забыл. Если потребуется помочь Ратову в розыске невесты, не откажите, посодействуйте. Может, вам лучше известно, где девушку искать.
Намек прозвучал как плохо скрытая угроза.
– Что я буду иметь взамен? – не удержался Воронов. Ему не хотелось уходить, поджав хвост, как побитая собака. Если речь идет о сделке, то логично обсудить ее параметры.
Однако «важняк» был другого мнения.
«Взамен? Десять лет без права переписки», – подумал про себя Карпов, но ничего не сказал.
Он осуждающе покачал головой и подписал пропуск на выход из здания.
* * *«Легко сказать – помочь. Знал бы, где девица Ратова, этого бы разговора не случилось. Придется идти на поклон к Стельмаху. Как в старом анекдоте: посетитель зоопарка пропал неведомо куда или львы чего-то не договаривают. Немчура этот часто не договаривает», – невесело рассуждал Воронов.
Стельмах оказался на месте и непринужденно начал разговор, будто ничего не случилось.
– Недоразумение вышло, о чем я сожалею, – повинился Воронов.
– Подозреваю, речь идет о девушке, приехавшей из Москвы, – проявил догадливость Стельмах.
– Вот именно. Мы всегда понимали друг друга. С полуслова.
– Я не знаю, куда она подевалась, – опередил Воронова хитрый Стельмах.
«Точно, как в анекдоте. Один в один!»
– Собственно, не о девушке речь. Хотелось бы встретиться, обсудить наши дела. Признаю, мои ребята не совсем корректно себя повели. Так сложились обстоятельства. Думаю, нужно снять эти проблемы.
– Согласен. Зачем нам ругаться? Приезжай, поговорим.
– А ты не будешь в ближайшее время в Москве?
– Пока не знаю.
«Осторожничает, не доверяет, недоговаривает – три принципа Стельмаха. Можно патентовать. Фирменный стиль. Придется приоткрыть карты».
– Я готов к компромиссным решениям, – многозначительно намекнул Воронов.
– Стоить будет недорого, – подхватил тему Стельмах. – Два клиента в моем городе и твоя доля в охранном бизнесе. Опять же речь идет только о нашей сибирской глубинке. На столичный регион я не претендую. Кстати, за твою долю готов заплатить живыми деньгами. В разумных пределах.
– А говорят, кризис, денег нет.
– Неправильно говорят. Денег нет у того, кто легко зарабатывает и легко тратит, а мы, сибиряки, народ прижимистый. Копеечка к копеечке, и получается рубль.
«Нашелся сибиряк! Вся родня уже в Германии. Куркуль», – недовольно подумал Воронов.
Всякий раз, когда приходилось терять деньги, он испытывал горечь за русский народ и винил иноземцев независимо от их национальности. В это расширенное понятие попадали и кавказцы, живущие в России, и американцы, и немцы, и китайские товарищи. Компания получалась пестрая.
– Два клиента и доля в бизнесе. Дороговато!
– Не дороже денег. Ты отказываешься? – обострил дискуссию Стельмах.
– Зачем отказываться! Вопрос обсуждаемый.
«Практически уже решенный, дорогой ты мой. Но пилюлю тебе нужно подсластить. О девушке он уже не спрашивает. Придется напомнить», – улыбнулся про себя Стельмах.
Даже разговаривая по телефону, он избегал мимики, которая могла бы выдать его истинные чувства.
– Кстати, о московской девушке. Тебя это действительно интересует?
– Не меня, но один клиент беспокоится, – небрежно заметил Воронов.
«Сейчас скажет. А только что врал, будто понятия не имеет, куда она подевалась. Несолидно».
– Пусть твой клиент поищет ее на Сахалине, в гостинице «Мидзуи». Информацию даю бесплатно. В счет будущих сделок, – расщедрился Стельмах.
– Ты серьезно? – удивился Воронов.
– А то! Не привык шутить с серьезными людьми. Случайно узнал, что она улетела на Сахалин военно-транспортным самолетом. Ее и еще одного парня, он местный, фамилия Громов, перед посадкой наш человек видел. А в Южно-Сахалинске гостиниц немного. Она с Громовым в «Мидзуи» зарегистрировалась, но туда мы не обращались. Утратили интерес.
«И правильно сделали», – подумал Воронов.
Глава 30
Прогулки по лабиринту
Поужинав копченой свининой и выпив по стакану горячего грога, капитан, сквайр и доктор удалились в уголок на совещание.
– У меня две новости. Одна хорошая, другая не знаю какая. Пока не понял. Я бы сказал, странная. – В голосе Бориса Павловича Бровина звучало удивление.
– Начнем с хорошей, – отозвался Ратов.
– Проблема с Вороновым урегулирована. Он к тебе приставать больше не будет. Обещал стать паинькой, белым и пушистым.
– Да, он звонил. Торжественно заявил, что снимает свои предложения. Или требования, уж не знаю, как точнее выразиться. Просил о них забыть. Даже намекнул, что всегда хотел дружить и готов оказывать всяческое содействие. Наглец. Знаешь, дядя, с такими друзьями и врагов не надо.
– Удивительно, но так говорил и Петр Филиппович, твой дед. Вообще его гены в твоем характере сильно проявляются. Такой же упрямый.
Игорь практически не помнил своего легендарного деда, но много слышал о нем, и не только от Бориса Павловича.
Генерал Петр Филиппович Ратов, отличившийся при обороне Сталинграда, уже в послевоенное время, в 1947 году, неожиданно стал руководителем уникального учебного заведения – Военного института иностранных языков Красной Армии, или, как его называли, ВИИЯКА, созданного по личному указанию Сталина накануне Великой Отечественной войны.
«Вождь всех народов и друг физкультурников» всерьез готовился к схватке за мировое господство и предчувствовал, что Советскому Союзу потребуется множество военных разведчиков с хорошим знанием иностранных языков, переводчиков, специалистов по регионам и странам.
Первый ректор института генерал Николай Николаевич Биязи относился к категории людей уникальных. Его предки были переселенцами из Италии, породнившимися с русским дворянством. Бабке, известной певице Дарье Лебедевой, Глинка посвятил романс, а дед, Александр Иванович Пальм, был осужден по делу «петрашевцев» и выведен на казнь вместе с Федором Достоевским. Расстрел был заменен каторгой, после которой он еще успел поучаствовать в Крымской войне, пролить кровь при обороне Севастополя и полностью реабилитироваться перед царской династией.
Биязи свободно владел четырнадцатью иностранными языками и, помимо гуманитарно-военных занятий, профессионально увлекался спортом – футболом, боксом, велосипедом, стрельбой, яхтами, став даже чемпионом России и Советского Союза по стрельбе из боевой винтовки.
Обладая большой предприимчивостью и чисто итальянской живостью характера, генерал Биязи охотно брал на учебу детей высших партийных и государственных руководителей, не говоря уже о маршальских и генеральских дочках, знаменитых спортсменах и вообще «полезных людях».
В отличие от молодых офицеров, направленных в институт прямо с фронтов, или лучших выпускников средних школ «золотая молодежь» не обременяла себя учебой и не собиралась связывать свою судьбу с армией. Однако это создавало мощнейший, говоря современным языком, административный ресурс. Генерал Биязи приобрел огромное влияние, которое использовал в интересах института. Самые сложные проблемы решались по одному звонку.
Но так получилось, что дипломатичный и гостеприимный Биязи все же умудрился обидеть кого-то из высокопоставленных родителей.
В 1947 году вместо него ректором был поставлен бескомпромиссный генерал Ратов. Он установил строгий военный порядок, что способствовало правильному воспитанию, но институт заметно потерял в блеске и престижности. Это не осталось незамеченным, и родилась песенка, в которой явно проскальзывали нотки сожаления:
