Рэнт: биография Бастера Кейси - Чак Паланик

А они смотрят на меня, словно чертов псих — это я. В ту ночь, когда я в последний раз видела Вэкса, в конце он мне сказал:

— Постарайся меня не забыть, детка!

Посылает мне воздушный поцелуй, отъезжает и выруливает в поток машин.

С тех пор я не играю в командах. И надеюсь, что больше никогда не увижу Карла Вэксмена.

Недди Нельсон: А вы не думали, что старые боги и спасители вроде Аполлона, Исиды, Шивы или Иисуса — всего лишь неудачники в разбитых «Торино» и «Мустангах», которые поехали играть в автосалки и сумели «выкорчевать» своих предков? Может, все они были когда-то неудачниками, но когда их реальность стерлась, вокруг них возникла новая легенда?

Тина Самсинг: Как только я добралась домой, то позвонила этому чертовому следователю, что меня все доставал. А он говорит, никогда не слышал о Карле Вэксмене.

Аллан Блейн: Я сказал этой девушке глупость, но это было машинально, я же спасатель. Когда мы ее достали и завернули в одеяло, я сказал ей: «Везучая вы девушка!»

Тина Самсинг: На каждом нашем долбаном фото Вэкса больше нет, он исчез. Осталась только я: улыбаюсь рука обнимает пустоту. Губы бантиком целуют воздух. Даже если напрячься, я не скажу вам, карие у него были глаза или зеленые. Спросите меня еще раз через пару месяцев, и спорю на сто долларов: я скажу, что никогда и не слышала о Карле Вэксмене.

Шот Даньян: Как рассказал мне Рэнт, Симмс хотел от него не секса с предками. Теперь, когда Симмс сделал из себя супергибрид, он захотел бессмертия. Симмс сказал Рэнту отправиться в прошлое и убить свою мать. Ну и его мать тоже.

37 — Корчевание

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса (Историка): В Миддлтоне спящих собак все объезжают... и метафорически, и буквально.

Эхо Лоуренс (автосалочница): И мы поехали в Миддлтон. Чтобы посмотреть на миддлтонскую христианскую общину. На секс-торнадо. А если повезет, на Зубной музей и диких собак.

Недди Нельсон (автосалочник): Разве мы поехали в Миддлтон не для того, чтобы проверить, жива ли Айрин Кейси? Разве настоящей причиной не было желание узнать, выполнил ли Рэнт задание, которое дал ему Симмс?

Шот Даньян (автосалочник): Мы остановили «Кадиллак» Недди в конце усыпанной гравием дороги, которая вела к белому фермерскому дому на горизонте — дому Рэнта. Вокруг этого дома был двор, тот самый, где Рэнт подкладывал отцу под газонокосилку тухлые пасхальные яйца.

Эхо Лоуренс: Мы остановились посреди ночи и смотрели на дом. В желтом квадрате кухонного окна виднелся черный силуэт Айрин. Одной рукой она держала что-то на коленях, а другой трогала это что-то и потом отводила руку в сторону. Касалась и отводила в сторону. Свет светил сзади. Она сидела склонив голову — вышивала. Мы смотрели, пока Шот с Недди не заснули.

Шот Даньян: Пока Эхо не заснула.

Айрин Кейси (мать Рэнта): Однажды на Рождество мать и бабушка Хетти подарили мне кофту, которую они сами связали. Думаю, связала бабушка, а мама сделала всю красивую вышивку. Розовые розы, вышитые гладью и подложенные войлоком, и зеленые стебли со шнурами под стежками. Все очень сложное. Между роз были фиолетовые цветы барвинка, вышитые длинными и короткими стежками. А на фоне было так много темно-синих французских узелков и «гусеничек», что белая пряжа казалась голубой. Ни одной складочки, ни одной торчащей ниточки.

Это была кофта не для улицы, может, для церкви. Сейчас бы я положила ее под стекло, вставила в рамку и повесила на стену. Вот какой это был шедевр.

Мне не терпелось всем похвастаться, но мать сказала не выходить из дома. Когда стали собираться гости на рождественский ужин, всякие тети, дяди, кузины и кузены, в доме стало так тесно, что я легко улизнула.

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: У меня пропало всякое желание писать об этом ничтожестве Рэнте Кейси. Сожалею, что обсуждал с ним свои теории о пороговом состоянии. Кейси был подвержен галлюцинациям, вызванным хроническим заболеванием, и погиб ужасной смертью в безумной надежде на спасение. Даже называя его жертвой и глупцом, мы уделяем ему слишком много внимания, превращаем его образ в мученика.

Айрин Кейси: В лесу у миддлтонской реки я гуляла и воображала, что вода — это звук проезжающих машин. Я притворялась, будто живу в шумном городе, где могут произойти всякие чудеса. В любой момент. Совсем не как в Миддлтоне, где на закате мать и тетки запирают двери. Хотя до ближайших соседей, Эллиотов, и было полмили, мать задергивала в доме все занавески, прежде чем включить хоть одну лампочку.

Мать и тетки постоянно твердили мне, что нельзя говорить с чужаками.

Но у нас никогда не было чужих. В Миддлтоне-то!

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: На сегодняшний момент уже четырнадцать человек с нарушениями психики направили свои автомобили в какие-либо преграды или с обрывов и погибли, очевидно, имитируя Рэнта Кейси. Что касается лично меня, я крайне возмущен тем, что мистер Кейси объявил меня серийным насильником и убийцей.

Айрин Кейси: Обычно на реке было шумно и ветрено, но не сегодня. В то Рождество река замерзла и притихла. Земля была такая твердая, что не оставалось отпечатков. Ветер не шуршал опавшими листьями, не гремел голыми ветками. Идешь словно по черно-белой фотографии зимы — без звука, без запахов. Я была будто единственным живым существом, и двигалась только я. Изо рта вырывался пар, похожий на призраков. Воздух был такой сухой, что пальцы било током.

Насколько я помню, день был такой черно-белый, что мои глаза так и искали пятнышко цвета. Потому я и заметила крошечный отблеск золота. Далеко, посреди замерзшей реки, на тонком льду над глубокой водой, я увидела крошечную яркую золотую искорку.

Тина Самсинг(автосалочница): Грин Симмс, конечно, скажет вам, что Рэнт был чокнутый. Сам-то он фактически из элиты и не хочет, чтобы новый порядок ставил его положение под угрозу.

Айрин Кейси: Я поддела носком теннисной туфли то, что там блестело. Круглое и яркое. Монетка. Подтянула длинный рукав кофты, чтобы манжета не запачкалась, и наклонилась, чтобы потрогать монету. Может, шоколадная? Шоколадная «пиратская монета» в золотой фольге из нашего магазина. Другой рукой я придержала волосы на затылке, чтобы не мешали смотреть.

Речной лед был с песком, но все равно скользкий. А подо льдом вода такая глубокая, что почти черная.

Я ухватила монетку двумя пальцами и вытащила из грязного льда.

Где-то за деревьями и рогозом послышался лай. Собаки рычали и щелкали зубами.

Я прикусила монету: твердая, не ломается, пристает к губам на холоде. Настоящая монета. Сокровище. Я лижу золото, дата выпуска...

— Привет.

Кто-то сказал: Привет.

Невидимые собаки где-то выли.

Сзади, по самому глубокому месту, теперь гладкому как стекло, подошел мужчина. Вокруг нас лед. Он сказал:

— Как ты мило выглядишь!..

Рождественское небо висело над ним, голубое как мулине.

Эхо Лоуренс: Они не знают, что я это видела, но я проснулась на заднем сиденье машины и видела, как Шот поцеловал Недди Нельсона в губы. Шот сказал:

— Вот теперь ты заразился.

А Недди ему:

— Надеюсь! Второй раз терпеть не буду.

Айрин Кейси: Мужчина протянул руку и пощупал рукав моей кофты. Потом сказал:

— Какая прелесть!

Я попятилась, крепко сжимая в кулаке золотую монету, пряча на случай, если она его. Кивая на рогоз, я сказала:

— Там дикие псы, мистер.

Его глаза и рот не выглядели никак. Он не улыбался, не хмурился, а был просто как когда люди бывают одни. Он плотнее вцепился пальцами в мою вязаную кофту и сказал:

— Расслабься.

— Не надо, мистер! Не тяните, пожалуйста!

Он потянул рукав к себе так сильно, что плечевой шов треснул, выскочила нить.

— Я тебя не обижу.

Я прятала монету, и поэтому у меня оставалась всего одна рука. Туфли скользили по льду. Чтобы спасти кофту, я ступила ближе и сказала:

— Вы же ее испортите...

Недди Нельсон: А разве вы не поняли, что бешенство — ключ ко всему?

Айрин Кейси: Эта кофта, эта белая пряжа стала как сеть. Паутина акрилового паука. Он впутал в нее обе руки, вставил пальцы в узлы и швы, и когда он встал на колени, его вес потянул меня вниз. В застегнутой на все пуговицы кофте я пыталась уклониться от его дыхания призрака, а потом он лег на грязный лед и утянул меня за собой. Мы были связаны, спутаны.

В кустах вокруг лаяли собаки. Мужчина собрал губы в трубочку:

— Ш-ш-ш! Тише!

Сердце в его пальто: один глухой стук на четыре скачка моего.

Он закатил глаза в сторону лая и собак, и я сказала себе, что он меня спасает. Что все в порядке. Он просто схватил меня и повалил, чтобы защитить. Он услышал как сюда бежит собачья стая, и решил спрятаться.