На вершине мира - Лазарь Бронтман

«Дорогие друзья, — передавал мой собеседник, — очевидно, мы сейчас перекрыли рекорд дальности радиосвязи. Вы разговариваете с базой американской экспедиции адмирала Берда в Антарктике». Беседа завязалась. Я сообщил, что у нас полярная ночь, холодно, на зимовке семь человек. Собеседник ответил, что у них полярный день, два градуса тепла, пасмурно, экспедиция насчитывает 42 человека, скоро собирается лететь на Южный полюс. Разговор, шедший вначале на английском языке, перешел затем на немецкий. Беседа продолжалась часа полтора. На следующий день мы опять разговаривали около часу. Слышимость была отличной, хотя мощность моей станции была всего 250 ватт, а американской — 700. Однако после [186] этих двух передач мне с экспедицией Берда связаться не удалось. Впоследствии, описывая дела и дни своей экспедиции, Берд упомянул об этом необычайном событии.

В 1931 году мне довелось участвовать в арктическом перелете на дирижабле «Граф Цеппелин». Мы вылетели из Фридрихсгафена через Ленинград и Архангельск на Землю Франца-Иосифа. Оттуда пошли на восток, пролетели над Северной землей до мыса Челюскина, там повернули обратно и через Архангельск вернулись в Ленинград. Вся экспедиция длилась 104 часа. За это время мы пролетели 13000 километров.

В следующем году я принял участие в историческом походе ледокола «Сибиряков», прошедшем за одну навигацию по Северному морскому пути из Архангельска во Владивосток. Затем участвовал в походе «Челюскина», после гибели корабля на льдине был спасен, как и мои товарищи, Героями Советского Союза, посланными партией и советским правительством. В 1935 году я был назначен начальником новой полярной станции (которую нам же самим пришлось строить) на мысе Оловянном Северной земли. Жили мы хорошо, дружно, вели несложную работу, ибо программа деятельности станции была довольно скромной. По радио мы слышали о бурном развитии в стране стахановского движения. Мы сидели вчетвером на нашей маленькой полярной станции и думали о том, как принять участие в этом массовом движении. Было обидно, что мы, четыре здоровых человека, занимаемся только тем, что четыре раза в день смотрим на термометр и сообщаем его показания в Москву. Подсчитав свои силы и возможности, я попросил разрешения Москвы разбить нашу группу на две партии: двое останутся [187] на мысе Оловянном, а двое переберутся дальше на север — на полярную станцию, основанную несколько лет назад на острове Домашнем, но затем законсервированную. Весной за нами пришли самолеты, и мы перелетели на новую станцию. В Ледовитом океане появился еще один научный пункт. Работали мы неплохо. Однако под конец зимовки я и мой товарищ из-за недостаточного и однообразного питания заболели цынгой. Своевременный приход ледокола, снявшего нас и доставившего на материк, положил конец болезни. Вернувшись в Москву, я начал готовиться к зимовке на Северном полюсе.

* * *

Товарищ Кренкель — Герой Советского Союза. Награжден двумя орденами Ленина, орденами Красной звезды и Трудового красного знамени.

Петр Петрович Ширшов

Мне тридцать два года. Родился я в Днепропетровске в семье печатника. Всю свою раннюю жизнь учился. Окончил биологический факультет Одесского института народного образования. Попутно прошел обширный курс социально-экономических дисциплин на другом факультете. Затем работал в различных научных организациях, специализируясь по гидробиологии. Летом 1930 года впервые попал на север, отправившись в экспедицию на Кольский полуостров. После этого был на Новой Земле, затем участвовал в походах «Сибирякова» и «Челюскина». В 1935 году плавал на ледоколе «Красин» в Чукотском море.

Вынужденная зимовка на «Челюскине» и последовавшая [188] затем двухмесячная жизнь на льду меня прямо обрадовали. Мне удалось осуществить систематическое наблюдение над жизнью полярного моря в течение зимнего периода. Таких наблюдений до тех пор не производилось. Кроме того, длительное пребывание на льду убедило меня в полной реальности зимовки на дрейфующих льдинах центральной части Арктики. Идея об организации такой зимовки, высказанная советскими учеными несколько лет назад, нашла во мне горячего сторонника и поборника. Все опасения, что подвижки льда не дают возможности спокойно жить и работать, были преувеличены. Результаты научной работы на «Сибирякове», «Челюскине» и «Красине» были мною объединены в одном труде, который вскоре выходит из печати. Этот труд является сводкой всего, что мы знаем о сезонных изменениях состава планктона в зависимости от внешних условий.

Закончив плавание по Чукотскому морю, я начал готовиться к зимовке на Северном полюсе. В свое время эту идею выдвинул Фритьоф Нансен. Он представлял себе осуществление этой операции так: небольшая группа людей, снабженная всем необходимым — продовольствием, топливом и палаткой, — с помощью дирижабля высаживается на лед где-либо в центральной части Полярного моря. В течение года или полугода зимовщики проводят постоянное наблюдение над климатом и гидрологическим режимом океана. Нансену реализовать эту идею не удалось. Его последователь Харольд Свердруп пытался осуществить эту экспедицию в 1932 году совместно с немецкими учеными. Но и у них ничего не вышло.

Исподволь вынашивал эту мысль и Отто [189] Юльевич Шмидт. Когда я впервые затеял с ним разговор о зимовке на Северном полюсе (это было в 1932 году во время плавания на ледоколе «Сибиряков»), Шмидт отнесся очень положительно к нашему рвению, заявив, однако, что время экспедиции еще не подошло, ибо тогда мы еще мало знали север и наше техническое вооружение было недостаточным. Я попросил его, если все же такая экспедиция состоится, считать меня кандидатом. Шмидт улыбнулся и обещал иметь меня в виду. Во время плавания «Челюскина», в дни жизни на льдине мы не раз снова возвращались к нашему заветному плану. Однако, все это были лишь разговоры.

Вернувшись в 1935 году из плавания на «Красине», я узнал, что разговоры превратились в дело. Обратившись вновь к Отто Юльевичу Шмидту, мне удалось добиться его принципиального согласия на мое участие в экспедиции, причем, однако, Шмидт оговорился, что окончательный подбор участников зимовки остается за начальником дрейфующей станции Папаниным. В то время я Папанина почти не знал. Но ему обо мне много говорили Шмидт и другие полярники и ученые. Не дожидаясь моей официальной просьбы, Папанин сам решил включить меня в состав экспедиции.

* * *

Товарищ Ширшов — Герой Советского Союза. Награжден двумя орденами Ленина, орденами Красной звезды и Трудового красного знамени.

Евгений Константинович Федоров