Эволюция Кэлпурнии Тейт - Жаклин Келли

– А я получила приз за кружева, – буркнула я.

– Неужели? Ты же вроде рукоделием не интересуешься.

– Совершенно не интересуюсь. И кружева у меня отвратные. Я не сказала маме, что это было третье место из трёх.

– Забудь об этом. Я тоже не слишком силён в плетении кружев.

Смеётся он надо мной? Вот уж не знаю. Сидя рядышком, мы мирно занимались делом, покуда Виола не позвала ужинать. Чудесные часы, давно мне не выпадало такого счастья.

Глава 25

Канун Рождества

Я мог бы почти с таким же успехом согласиться с невежественными творцами древних космогоний в том, что ископаемые раковины никогда не были живыми, но созданы из камня в подражание моллюскам, живущим на морском берегу.

С дедушкой побыть удаётся нечасто, но как же это приятно. Неумолимо надвигалось Рождество, и времени становилось всё меньше. Я трудилась на кухне бок о бок с Виолой, от чего она, как мне кажется, раздражалась в эту пору ещё больше обычного. Ей же приходилось одновременно и готовить, и учить меня.

А тут ещё и Джей Би пристает с вопросами.

– Кэлли, а когда Рождество?

– Вот смотри, – я пыталась показать ему на пальцах. – Вот этот палец – сегодня, этот – завтра, а вот этот – послезавтра, и это и есть Рождество. Видишь?

– Ага.

– Теперь понял?

– Ага.

– Ну и хорошо.

– И когда же Рождество, Кэлли?

Вопрос для Дневника: когда подрастающий человеческий организм начинает разбираться во времени? Мой пятичасовой опоссум прекрасно разбирается во времени, а Джей Би никак не научится. Я от него с ума сойду.

Я перечитала последнюю фразу. Дедушка всегда меня учил, что в научных записях должны быть только факты, мнения записывать не надо. Пришлось стереть. Хорошо ещё, что я писала карандашом.

Отец и Альберто принесли низкорослую сосенку, которая росла посреди дубовой рощи (хвойные вообще плохо приживаются в наших местах). Джей Би пришёл в неописуемый восторг:

– Кэлли, смотри, Кэлли, ёлка, ёлка! Значит, будет Рождество.

Теперь надо делать ёлочные украшения из цветной бумаги, крепить крошечные свечки в малюсеньких подсвечниках к веткам. Гарри вырезал сверкающую серебристую звезду, укрепил её на самой верхушке. Ему даже лестница не понадобилась – такое тщедушное было деревце. На нижние ветки набросали катышки хлопка – пусть изображает снег. О настоящем снеге мы знали только понаслышке, никто из нас его в глаза не видал.

Фентресские методисты придерживались разных традиций: в одних семьях подарками обмениваются в канун Рождества, в других – в сам рождественский день. К счастью, в нашей семье предпочитали канун Рождества. Пастор мистер Корнелиус Баркер утверждал, что в подарках нет никакого смысла, это пустая трата денег и языческий обряд. Но попробуй убедить в этом семерых детей сразу. Нашей маме не удалось, и даже преподобный Баркер особенно не старался. Его раз в месяц приглашали на ужин, и, как мне кажется, он был единственным гостем, которому радовался дедушка. Они звали друг друга по именам – Уолтер и Корнелиус (мама от этого приходила в ужас) – и без конца спорили об ископаемых и Книге Бытия. Мама ради соблюдения приличий пригласила пастора на ужин после вечерней рождественской службы.

Весь день прошёл в бесконечном мытье – нелёгкая задача, требующая невероятного количества горячей воды. Потом мы собрались в прихожей, и мама устроила тщательную проверку. Редкий случай, но никого не отправили обратно в ванную: ни мальчиков – отмывать грязные шеи, ни девочку – избавиться от грязи под ногтями.

Ночь была ясной и холодной, мы закутались в тёплые пальто и шарфы. Гарри запер собак, чтобы не увязались за нами, и все, кроме дедушки, пустились в путь. Дедушка остался дома – поддерживать огонь в камине и наслаждаться тишиной и покоем. Альберто и Сан-Хуана запрягли фургон и покатили в католический храм Гваделупской Божьей Матери в Мартиндейле. Виола отправилась на службу в свою общину, в Церковь Всех Детей Господних. Мне ужасно хотелось как-нибудь пойти с ней, но мама не разрешала. Я не раз проходила мимо их церкви. Ветхое здание еле держится, зато песнопения радостные и возвышенные. По-моему, остальные церкви им и в подмётки не годятся.

Мы зажгли фонари и по дороге пели рождественские колядки. Я вела Джима Боуи за руку и показывала ему разные созвездия на небе.

– Смотри, вот Canis Major и Canis Minor. Это значит Большой Пёс и Малый Пёс.

– Но в небе нет никаких собак, – забеспокоился Джей Би. – Это же не собаки, а звёзды.

– В древности люди думали, что они похожи на собак.

– Они на Аякса совсем не похожи. И на Матильду. Ты, наверно, всё сочиняешь. Мама говорит, что сочинять нехорошо.

У меня самой эти светящиеся точечки никак не складывались ни в собаку, ни в буйвола, ни во льва. Какая же неудержимая фантазия была у этих древних людей.

Мы завернули за угол и подошли к методисткой церкви, освещённой множеством ламп. У нас там своя скамья. Все расселись, а Гарри отправился помогать учительнице музыки мисс Браун. Она играла на органе. Энергично ударяла по клавишам, одним махом переключала регистры, давила, как сумасшедшая, на ножные педали. Гарри едва успевал ноты переворачивать. Мы спели рождественский гимн «Вести ангельской внемли», и мои чувства к мисс Браун потеплели – самую чуточку.

После службы преподобный Баркер отправился с нами. Воспользовавшись тем, что взрослые ушли вперёд, Сэм Хьюстон меня ущипнул. В отместку я толкнула его в лужу. Мокрые ботинки научат его хорошим манерам.

Из нашей трубы шёл ароматный дымок. Виола уже вернулась со службы, они с дедушкой встречали нас на пороге. Мы зашли в гостиную. На ёлке, словно огоньки фей, сияли десятки маленьких свечек. В камине пылал огонь. На буфете посверкивала хрустальная чаша с пуншем из подогретого вина с гвоздикой. Рядом стоял серебряный кувшин с горячим сидром для детей – конечно, без алкоголя. Ещё одна новость – в этом году Гарри в первый раз удостоился стакана рождественского пунша.

Родители обычно обменивались рождественским поцелуем. Мы, дети, видели, как они целуются, только раз в году. Но тут мама вспомнила про пастора и отвернулась в смущении. Папа поцеловал ей руку и нежно шепнул: «Маргарет».

Пастор осведомился у дедушки, нет ли каких-нибудь новостей о Растении. Непритворный интерес, почти как у неугомонного мистера Хофера.

– Нет, Корнелиус, пока ни слова, – дедушка раскурил сигару и вежливо выдохнул дым в потолок. – Науку торопить нельзя. Это дело медленное.

На ужин был свиной окорок, но мы, дети, не переставая вертелись на стульях. Наконец родители сжалились, и настало время подарков. Что бы там мистер Баркер ни думал о пользе и вреде подарков, он остался и с удовольствием наблюдал за каждым новым доказательством того, как нас невероятно балуют.

Подарком для всей семьи оказался новый стереоскоп: предполагалось, что все дети будут пользоваться им по очереди (весьма и весьма маловероятно). К нему прилагались картинки: «Большой египетский сфинкс», «Белый город – парк аттракционов в Чикаго» и «Необычайная жизнь эскимосов». Каждый получил в подарок по крупному ярко-оранжевому апельсину, редкому и дорогому зимнему лакомству. Я свой сразу есть не стала.

Джей Би досталась новая деревянная лошадка-качалка, потому что старая практически развалилась. Лошадка была покрыта выделанной коровьей шкурой, хвост у неё был из настоящего конского волоса, а седло – кожаное. Сал Росс получил новые деревянные игрушки на колёсиках и волчок. Тревис – книгу о том, как выращивать кроликов для удовольствия и на продажу и щётку – вычёсывать кроличью шерсть. Я знала, что он мечтал об ослике, но подарки ему понравились. Ламару подарили стальную линейку с транспортиром и компас. Сэму Хьюстону – «Приключения Шерлока Холмса». Гарри – новый костюм из тёмно-синей шерсти, самое то для молодого человека, который хочет произвести приятное впечатление. Конечно же, все получили по паре коричневых шерстяных носков, связанных лично мной. Их качество было весьма неоднородным. Первые носочки – для самого младшего брата – перекошены и кое-где пузырятся. К тому времени, как я добралась до старших братьев, носки уже приобрели вполне приличный вид. В папиных и дедушкиных появились даже простенькие узоры. О моём рукоделии было много разговоров; конечно, стыдиться уже не приходится, но и таких бешеных похвал оно тоже не заслуживает. (По-моему, все эти похвалы – сплошное притворство.)

Маме я подарила засушенные цветы в рамочке. От папы она получила пару серёжек, гранатовых с чёрным янтарём, а ему подарила ярко-зелёный в клеточку жилет – ездить по делам в Остин.