Я тебя рисую - Марина Суржевская

Я усмехнулась, рассматривая его спину, обтянутую черной тканью и перетянутую кожаными полосками с оружием. Ну уж нет, арманец. Возвращаться в Ранххар я точно не собираюсь. У этого ущелья, столь опасного для тебя, есть одно ценное качество для меня: потоки силы здесь не замкнуты в контур. Для порталов это очень плохо, потому что перемещаться мы можем лишь по закрытой линии, иначе есть опасность угодить в неизвестность, или вовсе раствориться в пространстве. А вот для меня такой контур может быть очень ценен…

Я в сотый раз пожалела, что плохо слушала Тару. Конечно, создавать переход учили Люка, да и все основные знания по использованию эликсира не в созидающих, а в военных целях давались брату. Я присутствовала на таких уроках, но слушала вполуха, почти не вникая: знала, что спрашивать это с меня не будут. Так же, как и брат тосковал, когда меня учили применять дар для искусства быть хорошей женой и матерью…

И вот теперь я лихорадочно пыталась вспомнить и сообразить, как нарисовать такой переход. Что это должно быть? Дверь? Или просто проем в стене? Как это сделать? Как определить место разрыва контура силы? Клочки знаний плавали в моей голове, как переваренная морковь в жидкой похлебке: пресно, невкусно и нерезультативно. И я отчаянно пыталась собрать воедино разрозненные знания.

За этими мыслями не заметила, как мы дошли до родника, и, лишь услышав шум воды, подняла голову. Это был даже не родник. Небольшой водопад, низвергающийся со скалы вниз. В тонкой водяной взвеси дрожала радуга, и я с радостным вздохом засунула под струю грязные руки. Умывалась долго, фыркая от удовольствия и с наслаждением глотая прохладную воду. Линтар сполоснул лицо и сразу отошел, так что плескалась я в одиночестве.

Когда смогла, наконец, оторваться от воды и повернулась, увидела, что арманец сидит, положив ладони на землю и закрыв глаза. От его рук бежали огненные дорожки, словно змейки терялись в траве. Он, казалось, прислушивался к чему-то. Не желая мешать, я отошла в сторону, добрела до кустов с темными ягодами, принюхалась, решая, можно ли их есть.

— Можно. Съедобные, — негромко сказал за спиной Линтар.

— Ты что, мысли мои читаешь? — не выдержала я.

— Нетрудно догадаться, — пробормотал он, все так же не открывая глаз и не меняя позы.

Я отправила несколько ягод в рот, наслаждаясь сочной мякотью.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась у арманца.

— Пытаюсь понять, насколько далеко загонщики.

— Кто они? И почему все так боятся их?

Арманец поднял ладони, и огненные искры исчезли с его кожи. Он встал, отряхнул штаны.

— Загонщиков можно назвать дальними родственниками арманцев. У нас общий предок— дракон, обернувшийся человеком. Но дальше их развитие пошло другим путем. Арманцы совершенствовали в себе магию и разум. Загонщики — силу, выносливость и близость к природе. Они гораздо больше ящеры, чем мы, или даже сами драконы. И гораздо меньше — люди.

— Они разумны?

— Да, но их разум отличается от нашего.

Он замолчал, но на его лице я уловила тень сожаления.

— Ты понял, где они? Эти… загонщики?

Арманец придирчиво осмотрел свою одежду, вытащил клинок, на котором темнело клеймо Ранххара, и сжал рукоять в ладони. Когда раскрыл, клейма не было, только черное пятно, выжженное его огнем.

— Они везде, Ева, — бесстрастно сказал он. — Это их земли.

— И что будет, если мы их встретим? — тихо спросила я. Арманец поднял голову, скользнул по мне взглядом.

— Не бойся. С тобой все будет хорошо. Идем.

Я набрала в бурдюк воды и пошла за Линтаром.

— А почему они так странно называются? Загонщики? Они разводят каких-то животных?

Он усмехнулся, качнул головой, посмотрел на меня.

— Они называют себя ххрра. Загонщиками их зовут арманцы. Потому что в загонах они держат женщин, Ева. И своих, и тех, что крадут у нас. Понятия брака у них не существует, женщины в загонах принадлежат всем… самцам. И считается, что чем больше у них будет сношений… тем лучше. Подробнее объяснить?

— Не надо, — пересохшими губами прошептала я. О, Создатель, какой кошмар! Инстинктивно я сделала шаг ближе к арманцу, почти прислонилась к его боку, и он снова усмехнулся.

— В Ранххаре я слышала, что загонщики требуют от вас жертву…

— Да. Это древние договоренности. На загонщиков Цветок Тлена влияет меньше. По договору они чистят наши долины от него, а мы отдаем им жертву… Девушку, понятно. Обычно кого-то из пленниц, — он говорил равнодушно, а я сжимала зубы, не желая даже представлять подобное варварство, — но с каждым годом цветов становится все больше, а арманцев все меньше. И загонщики решили, что вместо одной жертвы они вполне могут забрать всех наших женщин. Несколько раз мы откидывали их за ущелья, но они все равно возвращаются к границам долин.

— Но зачем им ваши женщины? У них что, своих мало?

— В том-то и дело, Ева… Свои у них почти не рождаются. Да и у нас девочек рождается очень мало. Впрочем… В прошлом году в Ранххаре родилось четыре ребенка. Девочка одна…

Я опешила настолько, что даже остановилась.

— То есть как, четыре? За весь год? В огромной долине? Да только в твоем замке проживает сотня человек! И всего четверо детей? Но… почему?

Он повернул голову, окинул взглядом ущелье, увитое красивыми белыми цветами. И в желтых глазах я отчетливо увидела ненависть.

— Цветок, Ева. Он так влияет на нас.

— Но ведь можно как-то его уничтожить? Неужели нет способа?

— Есть, — он отвернулся. — И именно этим я и занимаюсь.

— Ты занимаешься завоеванием мира за Стеной, разве нет?

Линтар пожал плечами и замолчал, словно потерял интерес к теме разговора. А я шла, раздумывая над тем, что услышала. Мне было трудно все это осознать, ведь в моем мире арманцы всегда представлялись страшными чудовищами, без чувств и жалости, убийцами и монстрами. Впрочем… я вспомнила, как стоял Линтар над телом моего отца в троном зале Идеггории, и скривилась. Они и были чудовищами и монстрами!

К полудню мы пересекли ущелье и стали подниматься на горное плато. Идти стало тяжелее, земля здесь была усыпана валунами и скользкими камнями, между которыми скрывались расщелины и ямы. Арманцу в его сапогах было проще, он ступал уверенно, а вот у меня на ногах были лишь тонкие кожаные подошвы, и веревки, обвивающие щиколотки. В такой обуви ходить по скалам не слишком-то удобно. Но другой все равно не было, так что приходилось довольствоваться этой. Арманец меня поддерживал, но темп не сбавлял. Я видела, как напряженно и внимательно он раз за разом осматривает окрестности, как раздуваются его тонкие ноздри, принюхиваясь. Он даже не разговаривал, видимо, чтобы лишние звуки не мешали слушать. Да и я не имела желания болтать, потому что выбивалась из сил, прыгая с камня на камень.