Искушение для ректора - Яна Соболь

какому-то частному домику. Степан озирался вокруг цепким, каким-то недобрым взглядом и хмурился. Раньше я бы залипла на его мускулистой фигуре и явной грацией хищника.

Но после Шереметьева, мне никто не нужен. Только он.

Я поняла, что Степан не собирался уходить, пока я не окажусь на попечении преподавателя или в безопасности за воротами академии.

Я сдвинулась, чтобы скрыть от него свою руку, и попробовала повернуть ручку. Дверь открылась.

Я помахал рукой и проскользнул в дом, закрыв за собой дверь.

Вбежала в прихожую и оглядела комнату и кухню.

Тихо.

Пусто.

Никого нет.

Он мог пойти на пробежку. Или нарубить дров в такой сильный мороз. Но единственные следы, ведущие к входной двери, были моими и Степана.

Если Шереметьев ушел, то еще до того, как пошел снег.

Я выглянула из-за шторы. Степан все же вернулся в машину, но она так и стояла перед воротами академии. Я оставила чемоданы у двери, скинула обувь и вошла в большую комнату.

Дошла до дивана, где сидела на коленях ректора и чувствовала силу его желания. Тогда я была так счастлива, верила, что между нами все только начинается. Волшебное, непознанное мной.

Я резко повернулась на звук скрипнувшей двери и увидела очертания широких плеч и склоненной головы Игоря. Его синий взгляд заморозил меня.

Ни улыбки. Ни приветствия. Никаких свидетельств счастья.

Но все-таки я нашла его.

— Привет, — я сцепила дрожащие пальцы за спиной и выпрямила спину.

— Зачем ты здесь?

Мои зубы застучали.

— Я думала, мама позвонила. Предупредила вас…

— Она звонила. Сказала, что ты возвращаешься в академию. Но я спросил, что ты делаешь здесь?

— Я не хотела возвращаться в пустующую академию. Подумала, что мы могли бы вместе выпить кофе, послушать музыку, обменяться остроумными оскорблениями. Вы же наверняка соскучились по наказаниям?

Шереметьев вновь осмотрел меня с ног до головы и поморщился.

— Ладно, я вру! — зашла я с козырей. — Я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной. Я хочу, чтобы меня взял тот, кто мне нравится по настоящему. Ты.

— Не играй со мной.

— Я не играю. Я прошу. Ты же в курсе, что меня прячут в академии из-за угроз? Что меня преследует маньяк? Если бы причиной был только Тимур!.. Но нет, — горько усмехнулась я. — Скажи мне, скажи, что не хочешь меня, и я уйду. Ну же!

— Я… хочу тебя, — выговорил он медленно, словно против воли.

А я уже шла к нему,такому одинокому и холодному, но бесконечно близкому мне.

На полпути я сбросила пальто.

Он не двигался, не сделал и шага мне навстречу. Его жесткая поза словно предупреждала меня не приближаться. А мне очень хотелось прикоснуться к нему, провести руками вверх-вниз по его телу, по которому я успела соскучиться.

Я встала перед ним.

Его молчание заставляло чертовски нервничать.

И еще кое-что. Странно движение его большого пальца, потирающего указательный.

— Перестань так делать. Это пугает.

Лицо его потемнело. Рука замерла. Затем он медленно, угрожающе придвинулся ко мне.

Я не отступала, жадно разглядывая его лицо. Строгое, даже какое-то отрешенно-жестокое.

Шереметьев схватил мои руки и прижал к бокам. Через полсекунды он меня развернул. Я оказалась спиной к нему, и уперлась ладонями на стоящий передо мной стол.

Пальцы обвились вокруг моей талии, зацепились за петли джинсов и прижали задницей к его паху. Он наклонил меня еще сильнее, его грудь почти легла на мою спину. Губы Игоря сомкнулись на моей раковине уха.

Тело мгновенно отреагировало, нагреваясь и пульсируя. Я выгнулась, ощущая его эрекцию.

Шереметьев поймал меня за бедра и раздвинул их. Его рот вернулся к уху, шее, дразня и целуя чувствительную кожу, соблазняя дыханием.

— Все еще хочешь?

— Да. Но нервничаю, — призналась я.

— Так и должно быть, — стоя позади меня, он расстегнул ширинку моих джинсов. — Я не умею быть нежным. Я умею только брать.

Его огромная рука погрузилась в мои штаны, под резинку трусов, пальцы скользнули по складкам, сдавливая клитор. Другой рукой он перехватил мне горло, прижимая затылком к своему плечу. А ртом продолжал ласкать чувствительное место за ухом.

Несмотря на словесные угрозы, я расслабилась. Даже жестокий и требовательный, он все равно заботливый и любящий. Безусловно, самый красивый и чувственный мужчина, которого я могла встретить в своей жизни.

Он дразнил меня и играл пальцами в моих трусах. Ладонь на горле контролировала мою неподвижность. Щетина царапала щеку, когда он уткнулся носом в мою шею.

Затем он толкнул два жестких пальца внутрь меня. Я заскулила, а ноги подкосились.

Это было резко и неожиданно, но черт побери, я была готова для него!

Он вторгался в меня, его пальцы проникали внутрь, а я бесстыже текла и хотела большего. Не только пальцев.

Шереметьев стянул с меня одежду и засунул руку между ног, продолжая мучить меня.

Я ухватилась за край стола.

Покачала бедрами, принимая его пальцы глубже. Сотни молний прошили тело, порвали в клочья сознание.

Я умирала, но умирала в окружении его. Прикосновения рук, губ, крепких бедер, члена — он был повсюду и сразу. Тело реагировало, как будто я была создана для его прикосновений.

Все, что он делал, каждый поцелуй, каждая ласка обещала долгое, томительное путешествие по наслаждению.

Мне просто нужно было, чтобы он трахнул меня. Освободил!

Я пыталась торопить его, но Шереметьев не позволил. Отвел мои руки, когда я коснулась его члена. Ударил по заднице, когда я шевельнулась.

Я хотела целовать его, но и этого он мне не дал.

Сам ласкал, лизал, целовал и мучил каждый миллиметр моего обнаженного тела.

Играл со мной, скользя кончиками пальцев по моим щекам, по шее, вокруг горла и обратно. Он лишал меня дыхания и заставлял пульсировать.

Эротизм в каждом движении подкупал нежностью, от которой он открещивался. Когда он развернул меня к себе лицом, тело напрочь лишилось костей и кожи. Я была оголенным нервом. Между ног пульсировало, по ногам текло.

Он возвышался надо мной, тесня меня, заслоняя собой весь мир. Его зрачки были расширены, дыхание затруднено, а лоб покрыт испариной.

Господи, ради этого стоило ехать двенадцать часов, чтобы потом умирать от его страсти.

Когда он вновь схватил меня за горло и прижался ртом к моему, я услышала рокочущее рычание глубоко в его груди.

Он был возбужден и взволнован. Как и