Место полного исчезновения: Эндекит - Златкин Лев Борисович

— Знаю! — сразу согласился Игорь. — Я — твой друг! «Мы с тобой одной крови, ты и я!»

— Тоже мне — «Маугли»! — довольно улыбнулся Пан.

Но Игорь сразу увидел, что ему было очень приятно услышать такое признание именно от него.

— Я, на всякий случай, буду рядом с тобой, твоим секундантом! — предложил Пан. — Иначе не соглашайся играть. И не заметишь, как облапошат. А при мне постесняются. Я все их уловки знаю. В должниках ходить — опасно для здоровья! «На счетчик поставят» — еще дороже. Считай — пропал. Рабом сделают, либо «опустят». Придется «хозяину» тебя спасать, переводить в другую зону, но и туда, если карточку тебе не сменят, придет скоро весточка с предписанием: убрать или «опустить», или в рабы записать. Тогда веселого будет мало.

— На «интерес» я играть не буду! — улыбнулся горячности Пана Игорь. — Жопу жалко, как-никак одна она у меня.

— Вот и напомни Полковнику о том, что вы на «интерес» не играете! — не унимался Пан. — До игры, а не после, когда из игры уже нельзя будет выйти.

— Подожди! — спохватился вдруг Игорь. — Полковник как раз мне и сказал, что на деньги играть не будем, только на «интерес». Значит, хотел меня обмануть?

— Наконец-то стал соображать! — довольно улыбнулся Пан. — Одни и те же слова люди понимают по-разному: на воле одно значение, в зоне — другое. А ты мне толкуешь: «свежий глоток воздуха»… Полковник и свежий воздух ненавидит. Его знаешь как называют? «Гений зла»! У него башка варит только ядовитую пищу, отравляющую все вокруг на километр. Раздавить такого, как ты, для него одно удовольствие. Держи ухо востро!

— Спасибо! — искренно поблагодарил Пана Игорь. — Я — твой должник!

— Свои люди — сочтемся! — ответил Пан фразой из Островского, хотя, если бы ему сказали об этом, он очень бы удивился.

Но Островский тоже делал свои высказывания, зная жизнь народной гущи.

В бараке к Игорю сразу же подвалил подручный Полковника.

— Полковник заждался уже тебя, Студент! — сказал он почти подобострастно.

Но Игорь знал цену этой подобострастности. Она усыпляла бдительность и делала легкой добычей намеченную жертву.

— Со мной пойдет и Пан! — заявил он категорично.

Его тон и вид ясно говорили о том, что уступать он не собирается.

Подручный Полковника отправился к хозяину, чтобы обрисовать ситуацию, вскоре вернулся и согласился с требованием Игоря.

Игорь с Паном отправились в ту часть барака, на которую большинство зеков даже боялись смотреть, она для них не существовала, а когда их туда вызывали, молились, чтобы «пронес Господь и в живых оставил».

Полковник уже расставил шахматы, вырезанные, очевидно, тем же умельцем, что и кресла, виденные Игорем у обоих «хозяев». Изумительная ручная работа делала шахматы настоящим произведением искусства: и белые фигуры, вырезанные из липы, и черные фигуры из мореного дуба были не абстрактными, а полностью отвечали своим названиям, короли и королевы, офицеры и кони, ладьи — маленькие крепостцы с торчащими пушками из бойниц, пешки — солдаты. Белые фигуры символизировали царскую Россию, а черные явно смахивали на комиссаров времен гражданской. Вот такие политические шахматы увидел перед собой Игорь Васильев, очень удивился и долго рассматривал их, прежде чем вступить в игру.

— Как мы с тобой договорились? — спросил Полковник. — На деньги не играем, а играем на «интерес»?

— Пока что мы с тобой ни о чем не договорились! — спокойно отказался Игорь. — На «интерес» в зоне я не играю. Если мы будем играть, то лишь из спортивного интереса. Я «интерес» понимаю только так!

Полковник испытующе посмотрел на Игоря, недовольно поморщился, хотел сказать что-то грубое, но в последнюю секунду передумал и махнул рукой.

— Что с тобой поделаешь! — согласился он. — Все равно не с кем играть, а играть хочется. Будешь моим спарринг-партнером. Но давай договоримся: играть в полную силу, без поддавков и авантюрных заскоков.

— Я играл за сборную института! — сообщил Игорь.

— Гроссмейстер? — ехидно сказал Полковник. — Поскольку ты — мой гость, то тебе ходить белыми.

Игорь пошел как привык: е2—е4.

— «Гроссмейстер чувствовал себя бодро и твердо знал, что первый ход е2—е4 не грозит ему никакими осложнениями!» — пошутил Полковник цитатой из «Двенадцати стульев» и сделал ответный ход.

Игорь внимательно всмотрелся в Полковника.

«А этот Беднаркин-Полковник не так прост, как хочет казаться».

Игорь играл значительно лучше Остапа Бендера в его злополучном, но в материальном плане удачном сеансе одновременной игры в пресловутых Васюках.

А Полковник, оценивая ходы, сделанные Игорем, делал ответные, не переставая наизусть цитировать Ильфа и Петрова:

«Один за другим любители хватались за волосы и погружались в лихорадочные рассуждения»… «На третьем ходу выяснилось, что гроссмейстер играет восемнадцать испанских партий. В остальных двенадцати черные применили хотя и устаревшую, но довольно верную защиту Филидора. Если б Остап узнал, что он играет такие мудреные партии и сталкивается с такой испытанной защитой, он крайне бы удивился…»

Его цитаты мешали Игорю сосредоточиться, а потому первую партию он быстро продул.

Полковник презрительно щелкнул белого короля по лбу и сбил его с доски.

— Все, Николашка! — сказал он торжествующе. — «И никто не узнает, где могилка твоя».

— Давай, еще одну партийку сыграем! — предложил Игорь. — Только, прошу тебя, не цитируй больше из «Двенадцати стульев».

— Кроме меня, ты один знаешь, что я цитировал! — улыбнулся Полковник. — Сыграем, сыграем! Ты неплохо играешь, только реагируешь на внешние раздражители и потому совершаешь ошибки.

Он вдруг заметил вошедшего в барак Горбаня.

— А почему это «сладенький» в нашем бараке ошивается? К «Дуням» его! — завопил он злобно.

— Вася приказал его здесь оставить! — шепнул Полковнику его ближайший подручный. — Там нет мест. Забит барак «Дунь» под завязку.

— Тогда тебе придется не спать эту ночь! — спокойно заявил Полковник. — Эти «опущенные» иногда просто бешеные. Может, у него еще одна заточка припрятана?

Его опасения не были голословны. Игорь тут же вспомнил мелькнувший в глазах Горбаня дьявольский огонь, сразу преобразивший его взор.

— Ну и не посплю! — согласился добродушно адъютант Полковника. — Где наша не пропадала!

— Баня сломался! — высказал предположение Пан. — Уже не встанет!

— Встанет… раком! — рассмеялся Полковник. — Теперь это у него будет самое удобное положение на весь срок. Да и срок-то у него ерундовый: пять лет каких-то. Тьфу, а не срок! Ладно. Глохните! Мы с гроссмейстером играть будем.

Вторая партия прошла в тишине, и Игорю удалось свести дело к ничьей, правда, благодаря вечному шаху, на который попался Полковник.

Пан торжествовал и не скрывал своего торжества. Знай, мол, наших!

Полковник воспринял ничью, равноценную для него поражению, равнодушно, только тень неудовольствия мелькнула на лице и сразу же пропала, будто ее и не было.

— Повезло тебе! — заявил он, морщась. — Желудок мой взбунтовался, иначе я бы не пошел слоном на а8!

И он презрительно ткнул пальцем «слона», который выглядел, как царский генерал Врангель или Колчак.

— Вообще я заметил, что белым фигурам все время не везет. Красным везет больше.

— Ты имеешь в виду «черных»? — уточнил Игорь.

— А ты приглядись! — порекомендовал Полковник, приближая фигуру «черных» к тусклой лампочке, свисающей с потолка на шнуре безо всякого абажура. — Мореный дуб! Почти что черный, но с жутким каким-то красноватым оттенком. Мастер делал. Большой мастер. Так вырезал, что у всех фигур с лицами чертей, погляди, и рожки виднеются из-под комиссарских фуражек, руки в крови как бы.

Он был прав. Действительно: при тусклом свете пыльной электрической лампочки, зажженной в «полковничьем» углу, хотя еще не разрешалось включать свет, несмотря на темень, упавшую уже на землю, красноватый оттенок мореного дуба просвечивал именно на руках и на лицах фигур, придавая им жутковатый, поистине дьявольский вид и переводя спортивное состязание в политическое противостояние.