Маска бога - Пэт Ходжилл

И все-таки интересно, кто же мать Тьери.

Уф. Тори был прав: лучше ничего не знать. Сменим тему.

И к собственному удивлению, она услышала, как спрашивает:

— Что ты можешь сказать мне о Гласе Божьем?

Шанир повернулся и уставился на нее:

— Почему ты заговорила об этом?

Действительно, почему? Потому что как-то раз, уже после того как Иштар передал ей приговор Голоса в Тай-Тестигоне, она услышала нечто подобное. Недавно. На днях. Но что и где?

— Не волнуйся, все в порядке, — сказала она, уклоняясь от его вопроса, — например, я знаю, что могу сказать: допустим, это действительно Глас Божий, многие считают, что он говорит через кого угодно и когда угодно, часто его слова загадочны, но он никогда не лжет. Что еще, жрец?

— Я не жрец!

— Означает ли это, что ты вовсе ничего не знаешь?

— Могу поспорить, что уж побольше твоего! — бросил Киндри.

А ведь это действительно может быть правдой. Запертый в садике своей души, у дверей он мог подслушать не только Ранет, но и жрецов, обсуждающих секреты, даже не догадывающихся, что он улавливает хоть слово, а тем более понимает. Внезапно он почувствовал, что не может вынести, что эта ненавистная Норф будет считать его глупцом, как вся Община.

— Конечно, — сказал он, стараясь, чтобы фраза звучала надменно, — у нас всегда был непрямой контакт с нашим богом через шаниров. Оракулы, предсказатели, берсерки…

— Лекари?

— Мм, да, полагаю. Но первый случай, когда заговорил Глас Божий, был в этом мире, сразу после Падения. Аррин-кен провозгласил Верховным Лордом Глендара вместо его брата Геридона Мастера Норфа. Жрецы не соглашались. Они утверждали, что в случившемся бедствии виноваты все лорды, забывшие о своих обязанностях, и что в Ратиллене мы должны все начать с нуля — под руководством священнослужителей.

— Да упасут нас предки!

— Может, это было бы не так уж и плохо. Каковыми бы ни были наши жрецы сейчас, в других пороговых мирах они использовали энергию храмов, помогая шанирам беречь людей. Они были избранными.

— Ха!

— Попытайся понять. — Киндри услышал свой умоляющий голос, словно оправдание своих мучителей превращало каким-то образом то, что они сделали с ним, во вполне сносную вещь. — Когда-то было почетно иметь сан жреца. Существование их было необходимо, они служили жизни, без них нас бы уже давным-давно уничтожили. Затем случилось Падение и бегство в этот мир; лорды возложили вину на всех шаниров, церковных и светских, потому что в жилах Геридона и Плетущей Мечты текла старая кровь. Но хуже того — раньше каждый раз, когда мы отступали, то находили ждущие нас в следующем пороговом мире кенцирские храмы. На этот раз по каким-то причинам их возведение не было полностью завершено. Так что жрецы не только оказались под ударом Высшего Совета, который всегда требовал, чтобы они держались вне политики, но и отрезанными от части силы своего бога. Как им было защитить себя?

— По-видимому, попытаться заместить Верховного Лорда Верховным Жрецом. Твои люди никогда не испытывали недостатка в наглости.

— Мои люди!.. Ладно. Но наглость — такой пустяк для Гласа, который впервые заговорил устами Главного Жреца, осудив его честолюбивые стремления и попутно уничтожив. Община думает, что, поскольку храмы в этом мире не были закончены и уже никогда не будут, божественная сила нашла себе другой путь — бога можно услышать, он судит людей и выносит приговоры, обращая их в загадки, которые старались решить аррин-кены. А вот одну они так и не смогли разгадать: «Бойся Одного, ожидай Трех, ищи Четырех».

— О да, полезная подсказка, — отозвалась Джейм. — Почти все в Кенцирате сводится к цифре три: лики Бога, Тир-Ридан, трижды три главных Дома и храма.

«Один — это, возможно, Геридон, — подумала она, — под давлением мрака ставший Гласом Темного Порога, связующим звеном, устами Тьмы, то, чем в конечном счете мог стать Тир-Ридан для Трехликого Бога».

— Но, именем земли, — негромко пробормотала она, — чего же у нас четыре?

— Вот это-то и есть огромная тайна. Аррин-кены удалились на поиски ответа две тысячи лет назад, и с тех пор от них ничего не слышно. И Гласа тоже, до недавнего времени.

— Я считала, они ушли от отвращения к высокорожденным.

— Частично. Глас Божий послужил оправданием того, что они снялись с места, но они также приняли его как приказ. Две тысячи лет без судей… Хотел бы я, чтобы они вернулись.

«Когда-нибудь, — сказал Иммалай, — кто-нибудь позовет нас. Это можешь быть даже ты».

Джейм подумала о слепом аррин-кене и содрогнулась. Некоторые приговоры лучше отсрочить.

— Один, Три, Четыре, — повторила она. — Что же сводится к четырем, кроме приемов Сенеты?

— Элементы, — предположил Киндри. — Времена года. Фазы Луны от полной до затмения, пальцы на левой руке лорда Иштара…

— Что?

Шанир отшатнулся, как от удара.

— Слушай, прошу прощения, постараюсь больше не кричать тебе в ухо, но, во имя Порога, что ты знаешь об этом клятвопреступнике и предателе, Иштаре?

— Л-лорд Иштар всю зиму провел в Общине Жрецов, его привезла вернувшаяся из Тай-Тестигона миссия. П-поч-ти все время он болел, а теперь… Ты сказала — «предатель»?

— Милосердные Трое, да. А что, остальные жрецы не знают?

«Они не знают», — поняла Джейм, наблюдая за смутившимся Киндри. Должно быть, к Иштару вернулось достаточно ума, чтобы солгать им. Разум не в силах принять это. Потеря чести сама по себе немыслима, так что люди могли и забыть, каким опасным может быть такой законченный негодяй, как Иштар.

Киндри смотрел на девушку недоверчиво, исподлобья:

— Ты, э-э, взяла что-нибудь у лорда Иштара?

— Ты хотел сказать — «украла»? Нет. Это он, э-э, взял кое-что у меня. В последний раз, когда я его видела, он пытался сгрызть собственную руку, которой прикасался к этой вещи, тогда-то, должно быть, он и потерял палец. Жаль, что он не дошел до локтя. Милостивые Трое! Ты же сказал, что Глас Божий говорил недавно, впервые с тех пор как ушли аррин-кены. Через Иштара в Тай-Тестигоне, да?

По выражению его лица Джейм поняла, что так оно и было. О бог. Теперь-то она точно оказалась по самые уши в навозной куче. То, что Глас сказал ей, уже само по себе достаточно тревожно, чего бы там ни присовокупил вдобавок Иштар. Остальные жрецы должны теперь думать о Норф как о настоящем монстре, против которого хороши любые средства.

Но был ли это действительно их бог, заговоривший через изменника-жреца после стольких лет молчания? Где она слышала нечто похожее, возможно, и не в точности, но… Если Тестигонский оракул провозгласил ложь, что тогда станется из его предвещающих несчастья пророчеств?