Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [с иллюстрациями] - Татьяна Рожнова

Вы желали также слышать все, что здешние празднолюбцы-вестовщики мыслят вслух о Наталье Николаевне: их не переслушаешь! и в сем случае письмо умного и доброго Вяземского гласностью своею должно служить вернейшим комментарием, а на случай и опровержением злонамеренных и пустых толков. Постараюсь доставить вам и письмо Жуковского к Сергею Львовичу: оно достойно предмета и души друга Поэта <…>»{271}.

17 февраля 1837 года.

Докладная записка А. X. Бенкендорфа Николаю I.

«Я уже имел честь сообщить Вашему Императорскому Величеству, что я послал стихотворение гусарского офицера Лермантова генералу Веймарну, дабы он допросил этого молодого человека и содержал его при Главном штабе без прав сноситься с кем-либо извне, покуда власти не решат вопрос о его дальнейшей участи, и о взятии его бумаг, как здесь, так и на квартире его в Царском Селе. Вступление к этому сочинению дерзко, а конец — бесстыдное вольнодумство, более чем преступное. По словам Лермантова, эти стихи распространяются в городе одним из его товарищей, которого он не захотел назвать.

А. Бенкендорф»{272}.

На «Смерть Поэта» (стихотворение Лермонтова) царь откликнулся, как обычно, незамедлительно и своеобразно: «Приятные стихи, нечего сказать. Я послал Веймарна в Царское Село осмотреть бумаги Лермантова и, буде обнаружатся еще другие подозрительные, наложить на них арест. Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он, а затем мы поступим с ним согласно закону»{273}.

16-е, 17-е, 18-е, 19-е…

История не сохранила никаких свидетельств переезда Натальи Николаевны из Петербурга в Полотняный Завод. Остается только предполагать, чего стоили ей эти 5–6 дней пути из трагического «вчера» в неизвестное «завтра».

О чем она думала? Какие «дорожные жалобы» терзали ее сердце?

Наверное, она не могла не вспомнить, что 18 февраля 1831 года в Москве, в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот, неподалеку от дома родителей, где прошла ее юность, она венчалась с Пушкиным…

«Венчались в приходе невесты у Большого Вознесения. Во время венчания, когда молодые шли кругом, Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест и Евангелие. При обмене колец, его кольцо упало на ковер, затем у Пушкина погасла свечка. Он побледнел и сказал: „Все это плохие предзнаменования“»{274}, — вспоминала княгиня Е. А. Долгорукова.

…А потом на арбатской квартире в их честь был устроен свадебный ужин, на котором присутствовали родители с обеих сторон, сестры и братья, и где, по воспоминаниям той же княгини Долгоруковой, тогда еще — Малиновской, всем «распоряжался Левушка», брат Пушкина.

Бывшая крепостная, воспитанница Натальи Ивановны Гончаровой, Авдотья Кузьминична, вспоминала, что когда та «вернулась со свадьбы дочери и Пушкина, и вошла в свою спальню, со стены сорвалось ее зеркало-трюмо и разбилось вдребезги. „Не пройдет это даром“, — сказала она и всю жизнь вспоминала об этом»{275}.

|

Несколько дней спустя Александр Яковлевич Булгаков писал своему младшему брату Константину Булгакову, петербургскому почт-директору:

«Пушкин славный задал вчера бал. И он, и она прекрасно угощали гостей своих. Она прелестна, и они, как два голубка. Дай бог, чтобы всегда так продолжалось…»{276}.

Увы, этому счастью было отмерено судьбою всего шесть неполных лет…

После гибели Пушкина графиня Долли Фикельмон записала в дневнике:

«Несчастную жену с большим трудом спасли от безумия, в которое ее, казалось, неудержимо влекло мрачное и глубокое отчаяние»{277}.

Наталья Николаевна уехала из Петербурга, а там в эти дни все еще продолжалось слушание дела о дуэли.

18 февраля 1837 года

Из-под домашнего ареста Дантес был переведен на гауптвахту.

В этот же день арестован Михаил Юрьевич Лермонтов.

19 февраля 1837 года

Окончено Военно-судное дело «над Камергером Двора Его Императорского Величества Пушкиным…»

Вынесенный приговор гласил:

«…Комиссия военнаго суда соображая все вышеизложенное подтвержденное собственным признанием подсудимаго Поручика Барона Геккерена находит как его, так и камергера Пушкина виновными в произведении строжайше запрещеннаго законами поединка а Геккерена и в причинении пистолетных выстрелов Пушкину раны, от коей он умер, приговорила Подсудимаго Поручика Геккерена за таковое преступное действие по силе 139 Артикула <…> повесить, каковому наказанию подлежал бы и Подсудимый Камергер Пушкин, но как он уже умер, то суждение его за смертью прекратить а Подсудимаго Подполковника Данзаса <…> по силе 140 воинска-го Артикула повесить. Каковой приговор Подсудимым <…> объявить и объявлен а до воспоследовании над ними конфирмации (т. е. утверждения. — Авт.) на основании доклада Генерал Аудитора Князя Салагова от 18 Июля 1802 года содержать под строгим караулом»{278}.

Еще со времен Петра I на все виды дуэлей в России, как известно, был наложен запрет, и нарушение его каралось жесточайшим образом — смертной казнью через повешение. Об этом гласили Артикулы 139 и 140.

«ИЗ ВОИНСКАГО СУХОПУТНАГО УСТАВА:

Артикул 139. Все вызовы, драки и поѣдинки чрезъ сiе наижесточайше запрещаются такимъ образомъ, чтобъ никто, хотя бъ кто онъ не былъ, высокаго или низкаго чина, прирожденный здѣшний или иноземецъ, хотя другiй, кто, словами, дѣлом, знаками или инымъ чемъ къ тому побужденъ и раззадоренъ былъ отнюдь недерзалъ соперника своего вызывать, ниже на поѣдинокъ съ нимъ на пистолетахъ или шпагахъ бится. Кто противъ сего учинитъ, оный всеконечно какъ вызыватель, такъ кто и выдетъ, имѣетъ быть казненъ, а именно, повѣшенъ, хотя изъ нихъ кто будетъ раненъ или умерщвленъ, или хотя оба неранены отъ того отойдутъ. И ежели случится что оба или одинъ изъ нихъ въ такомъ поѣдинкѣ останется, то ихъ и по смерти за ноги повѣсить.

Артикул 140. Ежели кто с кѣм поссорится и упроситъ секунданта (или посредственника), онаго купно съ секундантомъ, ежели пойдутъ и захотятъ на поѣдинкѣ бится, такимъ же образомъ, какъ и въ прежнемъ артикулѣ упомянуто, наказать надлежит»{279}.

Естественно, что суровость законов петровской эпохи для современников Пушкина казалась чрезмерной, и все ждали сло́ва императора, его решения — быть или не быть «по сему».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});