Ледяной поход генерала Корнилова - Андрей Юрьевич Петухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так разгоралась беспощадная Гражданская война, война без привычных для военного человека законов и правил ведения боевых действий. Её людоедская суть расчеловечивала людей, не позволяя уже сто лет примирить белых и красных. Её угли тлеют в человеческих душах и в наши дни. Они будоражат умы, накаляют страсти и раскалывают общество мировоззренчески, сохраняя почву для новых конфликтов. Думается, что сегодня настало время всенародно осудить революционеров всех мастей – кто столетие назад развязал Гражданскую войну в России!..
Продолжим наше повествование…
Один из разъездов, отправленных полковником Покровским на поиски Добровольческой армии, достиг цели. Штаб генерала Корнилова, наконец, получил достоверные сведения о местонахождении и действиях Кубанской армии, которая в те дни вела бои в районе аулов Шенджий и Гатлукай. Добровольческую армию от кубанцев по прямой отделяли всего около пятидесяти – шестидесяти вёрст.
Генерал Корнилов был хорошо осведомлён не только о тяжёлом положении Кубанской армии, окружённой превосходящими силами красных, но и о конфликте многих старших кубанских начальников с полковником Покровском. Усталость от боёв, исчезновение кавалерийского отряда полковника Кузнецова[195], неудачные поиски Добровольческой армии, постоянные изменения маршрута движения и возросшее среди кубанцев недоверие к командованию порождали в войсках упадок духа. Становилось ясно, что Кубанская армия находилась на краю гибели. Спасти её от развала и разгрома могло лишь соединение с войсками Добровольческой армии.
Надо было спешить, и генерал Корнилов повёл свою измученную армию по размытым весенними дождями дорогам и по бездорожью так быстро, как только позволял огромный обоз с ранеными и беженцами. Не разгружая походный лазарет, за два дня добровольцы прошли 40 вёрст от села Филипповского до аула Понежукай, а затем, после днёвки, ещё 40 вёрст до аула Шенджий.
Добровольцы не роптали, хорошо понимая необходимость таких тяжёлых переходов. Особенно трудно приходилось раненым. С переломленными костями и гноящимися ранами они тряслись на подводах по ухабистым дорогам. Без должного ухода, ночлега и покоя. В условиях нехватки медикаментов и перевязочного материала многих из них настигла мучительная смерть от воспалённых ран. И жертва добровольцев оказалась не напрасной – в первой половине дня 11 (24) марта передовой корниловский разъезд[36]достиг аула Шенджий, где добровольцы узнали от горцев местоположение Кубанской армии.
Уже в сумерках в тылу кубанцев появился разъезд в полтора десятка всадников. Сначала их приняли за красных, но вскоре на фуражках кавалеристов стали отчётливо видны белые повязки. Толпы особенно взволнованных людей бросились им навстречу, окружили их и наперебой принялись горячо расспрашивать.
Однако многие кубанцы настолько изверились в возможности соединения с Добровольческой армией, что, глядя на приближающихся кавалеристов, ожидали какого-нибудь подвоха. Событие было слишком радостным, чтобы все сразу поверили в него.
Для выяснения обстановки от обозного прикрытия направили сотника Пухальского. «Когда я, исполняя приказание, перевалил возвышенность и отъехал некоторое расстояние от сотни, – вспоминал Ф. В. Пухальский[196], – то услышал крики “Ура!” Еще не зная причины победного крика, я на пути встретил председателя Государственной Думы Родзянко, который остановил меня и сказал дословно:
– Не верьте, что это Корнилов. Большевики уже раз нас спровоцировали! – и тронулся дальше в тыл»[197].
Некоторые старшие офицеры тоже смотрели на происходящее с недоверием.
– Это провокация! Большевистские штучки! – утверждали они.
Вызвали пулемётную команду с целью арестовать разъезд и учинить допрос. «Больше всех горячился начальник войскового штаба полковник Гаденко, – отмечал Д. Е. Скобцов[198]. – Это он потребовал строить пулемётчиков против разъезда»[199].
Несколько наиболее экспансивных осведомителей то и дело перебегали то к прибывшему разъезду, то к своему начальству. Видно было, что их терзали сомнения в подлинности корниловцев, которых вскоре привели и построили для представления атаману. Выяснять их личности взялись Л. Л. Быч[200] и П. Л. Макаренко.
Разъезд был смешанным взводом кавалеристов и донских казаков. Стоя под дулами пулемётов, чувствуя недоверие кубанцев, они отвечали на вопросы с неприветливыми и серьёзными лицами. П. Л. Макаренко принялся расспрашивать о пути их следования на Кубани. Узнав, что они побывали в станице Незамаевской Ейского отдела, где он проходил службу, на корниловцев посыпались вопросы о расположении улиц, церквей, школы… Ответы звучали правильные. Чтобы прекратить тяжёлую для всех присутствующих процедуру допроса, атаман подошёл к корниловцам и приветствовал каждого крепким рукопожатием.
«Сомневаться в их подлинности было смешно, – писал А. П. Филимонов[201]. – Итак, в момент, когда всякие надежды на встречу с Корниловым были утрачены, когда мы должны были, как затравленные звери, искать спасения в неприветливых, занесённых снегом ущельях гор с малочисленным и бедным населением, когда мы должны были броситься в тяжёлое, полное неизвестности странствование, корниловский разъезд 11 марта, вечером, привёз нам весть о спасении. Все были взволнованы, на глазах многих были видны слёзы»[202].
Полковник Покровский отправил в станицу Калужскую только кавалерию. Штаб решил, что слишком опасно занимать её всеми силами, поэтому обоз и остальные части Кубанской армии задержались на соседних хуторах. В домах в первую очередь разместили раненых и многие кубанцы остались под открытым небом. Погода стремительно портилась. К ночи ветер усилился и превратился в бурю. Пошёл дождь со снегом.
Атаман с женой, штаб армии и генерал Эрдели заночевали на маленьком хуторе, в комнате с одной кроватью и столом. Ночью подходили продрогшие и промокшие люди. К утру в комнату набилось 30 человек. «Шесть человек офицеров лежали под моей кроватью, – вспоминал ту ночь А. П. Филимонов. – Снятое платье моё и моей жены было использовано нижними квартирантами для изголовья. Пробуждение было шумное, сумбурное, но весёлое»[203].
Под утро снег и дождь прекратились, и на улице воцарилась слякоть. Чтобы поднять дух кубанцев, полковник Покровский в сопровождении корниловского разъезда объезжал войска. Ещё до полудня в хутор прибыл другой более крупный корниловский отряд, который привёл подполковник Генерального штаба Барцевич. В тот же день вся Кубанская армия расположилась на квартирах в станице Калужской.
Полковник Покровский и Л. Л. Быч разместились в одной комнате, где мирно, по-приятельски прожили вместе целую неделю. Удача в минувшем бою и радость от соединения с Добровольческой армией заставили многих кубанцев забыть недавнее недовольство командующим войсками.
Атаман, председатель правительства и их ближайшие соратники понимали, что спасительное соединение с частями генерала Корнилова одновременно могло привести к значительному снижению их самостоятельности и роли в управлении войсками. Опасение это послужило одной из главных причин производства В. Л. Покровского
