Нахалки. 10 выдающихся интеллектуалок XX века: как они изменили мир - Мишель Дин

Пусть и не совсем ожидаемый поворот сюжета после тех лесбийских романов, что были у Зонтаг в Сан-Франциско, но она утверждала, что таков был ее свободный выбор – по любви. Но тут явно были и другие мотивы. В первые месяцы учебы в Чикаго Зонтаг читала трактат одного из учеников Фрейда, где в начале было сказано:

Таким образом, наши исследования многократно подтверждают: у гомосексуалов гетеросексуальный путь всего лишь перекрыт, но некорректно было бы говорить, что он полностью отсутствует.

А в письме, спрятанном где-то между дневников, Зонтаг пишет школьной подруге, что деньги матери, оставшиеся от отца, закончились, когда у дяди прогорел бизнес. «Ему сейчас нужны все деньги, чтобы не сесть в тюрьму, на нас уже не остается». Так что, если бы она не нашла способ прокормиться, оставаясь студенткой, ей пришлось бы идти работать.

Филип Рифф был на одиннадцать лет старше. Он закончил университет как социолог и работал над диссертацией о Фрейде. Говорят, он был великолепным лектором, но складом ума отличался меланхолическим. Зонтаг не распространялась, насколько связывало их физическое влечение, но их интеллектуальная связь была невероятной. Зонтаг рассказывала в интервью, что, когда он впервые сделал ей предложение, она ответила: «Да вы шутите!» Он не шутил, и он так этого хотел, что она согласилась. «Я выхожу за Филипа в полном сознании + в страхе перед своей волей к саморазрушению», – писала она в дневнике. Обычно молодые невесты такого не пишут, но тут вся история явно была компромиссом.

Поначалу все было хорошо. Молодая семья «семь лет просто разговаривала». Разговоры продолжались заполночь, в спальне и в ванной. Супруги начали вместе работать над книгой Филипа о Фрейде; позже Зонтаг заявит, что каждое слово в книге написано ею. Тем временем она закончила бакалавриат и переехала за Риффом в Бостон, где он получил работу в Университете Брендайса. Она поступила сначала в магистратуру по философии в Коннектикутский университет, а потом в докторантуру в Гарварде. Еще она, в пятьдесят втором, когда ей не было даже двадцати, родила сына Дэвида.

В отличие от похожей ситуации у Ребекки Уэст и Герберта Уэллса (Уэст тоже родила сына в девятнадцать и тоже только осваивалась в профессии), брак с Риффом оказался для Зонтаг благом – по крайней мере, поначалу. Ей прочили звездную карьеру в науке, преподаватели с восторгом говорили о ее таланте. В Гарварде она была на курсе первой. А через несколько лет этой интеллектуальной идиллии (во всяком случае, так это смотрелось со стороны) Американская ассоциация женщин с университетским образованием предложила Зонтаг стипендию на обучение в Оксфорде в пятьдесят седьмом – пятьдесят восьмом годах, и она, с благословения Риффа – во всяком случае, поначалу он был не против – согласилась.

А тем временем Зонтаг уже стала тяготиться стабильностью жизни с Риффом. Все это время она практически не публиковалась, лишь выпустила вялый обзор нового издания переводов Эзры Паунда для New Leader. Позже в романе «В Америке» Зонтаг сообщит от лица рассказчицы, как до нее в восемнадцать лет дошло: она вышла замуж за «симулякр Эдварда Кейсобона». Кейсобон – персонаж романа Джордж Элиот «Миддлмарч», пожилой муж героини, Доротеи Брук. Героиня чувствует, что стреножила себя, связавшись с ним в ранней молодости.

«Человек, придумавший брак, был изобретательнейшим палачом, – пишет Зонтаг в дневнике в пятьдесят шестом году. – Этот институт призван сводить чувства на нет». То, что поначалу казалось настоящим союзом умов, теперь превратилось в тюрьму. Рифф оказался собственником – по словам самой Зонтаг, «эмоционально тоталитарным». Она чувствовала, что пропадает. Джоан Акочелле Зонтаг пересказала грустное воспоминание, как ходила в кино на «Рок круглые сутки» – развлекательную коммерческую халтуру, снятую в расчете заработать на успехе одноименной песни, хит пятьдесят шестого года. Фильм ей понравился – и тут до нее дошло, что обсудить его ей не с кем.

«Мне понадобилось девять лет, чтобы решить: у меня есть право – моральное право – развестись с мистером Кейсобоном», – говорит рассказчица романа «В Америке».

Год обучения в Оксфорде стал последним годом брака с Риффом. Зонтаг поехала в Англию одна; Дэвида отправили к родителям мужа. Проведя в Оксфорде четыре месяца, Зонтаг поняла, что тамошняя ученость не про нее, и уехала в Париж – учиться в Сорбонне и впитывать французскую культуру. Там она снова сошлась с Харриет Сомерс, и та познакомила ее с писательницей-драматургом Марией Ирен Форнес с Кубы. К моменту возвращения в Бостон в пятьдесят восьмом году Зонтаг достаточно поверила в себя, чтобы прямо в аэропорту сказать Филипу Риффу о своей решимости развестись. Она забрала Дэвида у бабушки и дедушки и переехала в Нью-Йорк.

Там они поселились вместе с Форнес. Однажды в кафе Le Figaro в Гринвич-Виллидж они говорили друг другу, как сильно хотят писать, но не могут сообразить, как начать. В пересказе Зонтаг (у этого эпизода несколько версий) Форнес сказала ей: «А ты начни прямо сейчас».

Я ответила: «Вот я и собираюсь». А она сказала: «Нет, вот прямо сию секунду».

Видимо, это и дало Зонтаг импульс выйти из кафе, пойти домой и написать первые несколько страниц будущего «Благодетеля». Позже она говорила, что эта фраза послужила для нее своеобразным карт-бланшем. Четыре следующих года она работала за машинкой, иногда держа на коленях Дэвида. Процесс написания романа намного пережил отношения с Форнес. К концу книги Дэвиду было десять, и Зонтаг любила хвастать, что он часто стоял рядом и прикуривал для нее сигареты.

Роман не принес ей ни богатства, ни даже по-настоящему хороших отзывов (пожалуй, самый странный комплимент, что в книге видна «проницательная и спокойная уверенность домохозяйки»), но сам факт выхода книги придал Зонтаг больше уверенности в ее нью-йоркской жизни. Как-то на вечеринке она встретила одного из двух издателей Partisan Review, Уильяма Филлипса и спросила его, не может ли она писать для журнала. Он спросил, не хочет ли она взять на себя театральную колонку. «Раньше ее писала Мэри», – видимо, сказал он. Зонтаг театр не интересовал, но очень интересовали публикации в Partisan Review, так что она согласилась. Написала она два обзора (в которых почти сразу ушла от темы к своей настоящей любви, фильмам) и поняла, что больше не может. Она хочет писать романы, говорила она всем, но судьба ее была предрешена. «Никому сейчас не интересна беллетристика, Сьюзен», – сказал ей Дуайт Макдональд.

А вот критическая проза Зонтаг сразу вызвала к себе интерес. Ее первым большим успехом стали «Заметки о кэмпе», опубликованные в Partisan Review