Вынужденный брак - Татьяна Герцик

Она представила себя литературным персонажем и принялась методично анализировать его эмоции и поступки, надеясь, что чувства, конкретизированные и разложенные по полочкам, утратят свое магнетическое действие и уже никогда не будут ее тревожить.

Итак, зачем она это делала? Была слишком молодой и наивной, чтобы понимать, что они вовсе не пара? И не только в социальном плане, но и в психологическом тоже. За время их совместной жизни он показал себя занудным педантом, не знающим, к чему бы еще придраться. Чего стоит его полупрезрительное, всегда сквозь зубы сказанное «Маруся». Она поежилась.

Но, если вдуматься, виновата она сама. Еще до роковой встречи в парке, на которую она отправилась вопреки советам матери, она много раз видела, как Юрий кокетничал с другими девушками. И было их много. С чего она решила, что станет для него единственной?

После того, как она рассказала матери, что случилось, не подозревая, впрочем, что уже перестала интересовать Юрия, та ей посочувствовала:

– Бедняжка, он же слишком красив, и знает об этом. Гордящийся своей привлекательностью мужчина – что может быть гаже? Мне всегда казалось, что он с гнильцой. Не хочется быть сивиллой, но тебе лучше забыть его как можно скорее. А то останешься одна, как и я. Не слишком приятна такая судьба.

Можно было сказать матери: ну вот, напророчила, но Саша никогда не обвиняла в своих ошибках кого-то еще. Сама виновата, сама и отвечает.

Всё прошедшее после расставания время жила до примитива однообразно: работа – детский сад – дом – работа. За ней пытались ухаживать довольно приятные молодые люди с вполне достойными намерениями, но она избегала любых отношений с противоположным полом.

Еще слишком свежи были раны, полученные в этом так называемом браке, более похожем на непрерывное сражение. Причем в роли обороняющейся стороны всегда оказывалась она. Может быть, в этом и была ее ошибка: надо было хоть иногда показывать характер, а не молча проглатывать его оскорбления.

После развода к ней зачастил Евгений Георгиевич, но никогда не заходила Лариса Львовна. Впрочем, она передавала то один, то другой подарочек для внучки, и Саша знала, что эти вещи действительно покупала она сама, а не Евгений Георгиевич.

Это были платьишки или костюмчики, подобранные с большим вкусом и по Анюткиному росту. Возможно, Лариса Львовна обращалась за помощью к своему дизайнеру Кристине, без которой шагу не могла ступить, но это лишь добавляло ценности ее подаркам.

Приходя в гости, Евгений Георгиевич всегда подробно расспрашивал о матери, и постепенно она уверилась, что он приходит в немалой степени с надеждой встретить у нее Наталью. Это было непонятным, ведь он казался так предан, или вернее, привязан, к жене. Но Саша не хотела влезать в чужие отношения и пунктуально передавала матери приветы Евгения Георгиевича, на что та лишь презрительно фыркала.

Уложив дочку спать, удобно устроилась в кресле, в том самом, где недавно сидел бывший муж. Слепо глядела в стену и грезила ни о чем, потом легла и долго еще не могла заснуть, досадуя на внезапно проснувшиеся в Юрии отцовские чувства, в которые верилось очень мало. Саша подозревала, что, если бы не вчерашняя случайная встреча, они с ним не увиделись еще очень долго. Возможно, никогда.

На следующий день, очень рано, когда она еще собирала дочку в садик, раздался телефонный звонок, показавшийся ей очень опасным. Пока она раздумывала, брать или нет трубку, Анютка уже схватила телефон, довольно прокричала в мембрану «алле!» и важно, чувствуя себя взрослой, позвала к телефону мать. Деваться было некуда, и она неохотно взяла трубку.

– Извините меня, Саша, что я звоню так рано, но я не знаю ваш рабочий телефон. Можно, я приду к вам сегодня? – голос Павла был как темная патока, такой же сладкий и липкий.

– Я сегодня иду после работы к маме.

Без труда различив фальшь в ее голосе, он тут же возразил:

– Неправда! Саша, вы что, хотите, чтобы я снова мок под вашими окнами, как в прошлый раз? К тому же у вас остался мой зонт, а второго у меня нет.

Пришлось согласиться.

Вечером, когда она с дочкой подходила к дому, он уже стоял у дверей в куртке с натянутым на уши капюшоне, в котором выглядел этакой казанской сиротой, и держал в руках сразу две коробки – одну с тортом, а в другой, по всей видимости, была какая-то кукла. Не желая выяснять отношения при охранниках, Саша пропустила его в дом, но, едва он вошел в квартиру, сунула ему в руки его зонт и попыталась выставить на лестницу.

Он непритворно возмутился:

– Саша, но ведь так нельзя! Вспомните: предварительно вы должны напоить меня чаем, рассказать мне о пагубности того образа жизни, что я веду, и только после моего искреннего раскаяния выбросить меня за ворота, но никак не раньше!

Ей стало смешно, и он уже спокойно стянул с себя мокрую куртку и, как завсегдатай, повесил ее в шкаф на плечики.

В коробке и в самом деле оказалась кукла, причем очень дорогая. Она умела хныкать, есть, проситься гулять и делать лужи, при условии, конечно, что перед этим что-нибудь высосала из приложенной бутылочки.

Саша потребовала забрать этот жутко дорогой и ничем не оправданный подарок обратно, но Павел испуганно отказался:

– Да вы что, Саша, издеваетесь? Мало того, что я к вам тащился черед весь город с этой привлекающей нездоровое внимание коробкой, так теперь домой переться с ней же? Что мне родители скажут, если я притащу домой куклу? Что у меня вовсе крыша съехала?

На ее совет подарить игрушку племянникам, он мрачно сказал:

– Нету у меня племянников. У меня только сестра есть. Ей восемнадцать лет. Если я подарю ей такую куколку, немедля схлопочу по шее чем-нибудь увесистым. У нее сейчас как раз период борьбы за собственные права, беспардонно мною попранные. Смерти моей хотите, что ли?

Этого она не хотела, и, глядя на суетящуюся вокруг Анютку с умоляющими глазами, нехотя разрешила дочке принять подарок. Та радостно схватила куклу, умчалась в свой уголок, где залезла под стол, видимо боясь, как бы эти ненадежные взрослые не передумали и не отобрали у нее подаренное чудо.

Потом наступило традиционное чаепитие. Саша, заметив, что Павел принес точно такой же торт, что и Юрий, спросила, наморщив носик:

– Вы что, любите такие торты?

Он пожал плечами.

– Да я в них вовсе ничего не понимаю. Какая разница, какой?

– А почему вы купили именно этот?

Он в недоумении уставился на красивую коробку, не понимая, из-за чего сыр-бор.

– Да просто в нашем магазине он был самым дорогим. Следовательно, самым вкусным.

Саша тихо захихикала. Похоже, что и Юрий выбирал торт именно по этому признаку: раз дорогой, значит, вкусный.