Три метра над небом - Федерико Моччиа

Оба молчат, убаюканные мерным продвижением мотоцикла, успокоенные ветром… Вдруг Стэп рассмеялся.

– И что тут смешного?

– А знаешь, что я ненавижу?

– Нет, что?

– Расставаться с полусотней евро.

38

Перед заправкой на пьяцца Эуклиде группа девушек и парней собралась вокруг забавного типа. Он бы имел успех в кабаре. Однако ему пришлось изучать экономику и коммерцию, хотя перед профессорами он почти всегда разыгрывает немую сцену. Чуть дальше, перед «Пандемониумом», назначают встречи парни постарше. Приезжает BMW Z3. Из него выходит брюнетка, колготки обтягивают великолепные ноги. На ней черный жакет и плиссированные бермуды из прозрачного шелка. Машина небесно-голубая. Все прямо как на рекламной картинке. Но когда выходит ее спутник, чары рассеиваются. Он лысый и с брюшком. Да уж, не фотомодель.

Перед газетным киоском останавливается джип. Полицейские проверяют документы у нескольких парней и уезжают.

Мимо с шумом проносится машина. Из окна высовывается блондинка, машет кому-то. Машина с визгом поворачивает направо, в сторону виа Сьяччи. Брюнетка входит в лавочку, чтобы купить сигареты.

И тут один за другим приезжают они. Сигналят и тормозят. Одни запрыгивают на мотоциклах на тротуар, другие паркуются перед закрытыми окнами кафе «Евклид». Баби слезает с мотоцикла, откидывает волосы назад. К ней подходит Паллина.

– Круто, правда?

– Что?

– Ну, что мы так вот удрали, ночью, не заплатив. Со мной еще такого не было. Так забавно. И они все такие милые, правда?

– Нет. И мне совсем не забавно.

– Ну, один-то разик…

– Это не один разик. И ты это прекрасно знаешь. Они так делают всегда. Паллина, ну как ты не понимаешь? Это все равно что украсть. Если ты пообедала и не заплатила – значит, ты украла.

– Подумаешь! Тарелка пасты и пиво. Кража века!

Вдруг Баби кто-то ощутимо бьет по плечу. Это Маддалена. Она жует жвачку, глядя на них с ухмылочкой.

– Слушай, не ходила бы ты сюда.

– Почему?

– Потому что я не хочу.

– Нигде не написано, что это твое место. Так что запретить ты мне не можешь.

Баби поворачивается к Паллине, обрывая спор. Пытается заговорить с ней. Но тут ее рывком разворачивают.

– Ты чего, не поняла? Уматывай отсюда. – Маддалена пихает Баби в плечо. – Дошло?

Баби вздыхает:

– Что ты от меня хочешь? Ты кто такая вообще?

Маддалена повышает голос. Багровеет.

– Кто я? Я тебе щас рожу разобью! – подходит и вопит ей прямо в лицо. – Поняла?

Баби брезгливо морщится. Кто-то повернулся посмотреть, что происходит. Потихоньку разговоры прекращаются, и все собираются вокруг них. Все знают, что сейчас произойдет. Баби тоже. Она пытается отодвинуть Маддалену. Слишком уж близко та стоит.

– Ну все, хватит. Не люблю скандалов на людях.

– Не любишь, да? Сиди тогда дома!

Маддалена угрожающе приближается. Баби упирается ей руками в плечи, пытаясь удержать на расстоянии.

– Слушай, я же сказала, я не хочу с тобой ругаться…

– Ты чего? – Маддалена смотрит на руку Баби у себя на плече. – Какого черта ты меня трогаешь!? Убери грабки! – она бьет Баби по руке.

– Хорошо, я уйду. Стэп!

Баби поворачивается поискать его. Но вдруг чувствует жгучую боль в правой скуле. Кто-то ее ударил. Она оборачивается. Перед ней Маддалена. Ухмыляется, вскинув сжатые кулаки. Это она ударила. Баби хватается рукой за щеку. Скула горячая и ноет. Маддалена пинает ее в живот. Баби пятится назад. Удар пришелся вскользь, но все равно больно. Баби поворачивается, чтобы уйти.

– Куда поперлась, сучка?

От пинка пониже спины она летит вперед. С трудом удерживает равновесие. На глазах выступают слезы. Медленно бредет дальше. Вокруг галдят, смеются. Кое-кто молча смотрит на нее, иные тычут пальцем.

Встревоженные лица девушек. Далекий шум машин. И вот перед нею Стэп. Вдруг за спиной чьи-то быстрые шаги. Маддалена. Баби зажмуривается и прикрывает голову. Еще удар. Ее тащат назад за волосы. Она оборачивается, чтобы не упасть. Маддалена, как фурия, тащит ее за волосы, осыпая ударами по голове, по шее, по спине. С головы того и гляди сорвут скальп, нестерпимая боль проникает до мозга. Баби пытается вырваться. Но каждый рывок, каждая попытка сопротивления отзывается новой пыткой, пронизывающей болью. Баби тащится за Маддаленой почти вплотную. Выбрасывает руки, хватает ее за куртку, подтаскивает к себе и толкает что есть сил, быстрее и быстрее, не видя, куда, не помня себя. Грохот падающего металла. Она свободна. Маддалена упала на мотороллеры. Лежит под ними, грязное колесо со ржавыми спицами еще вертится, а рама и руль не дают ей встать. Баби чувствует, как в ней волной вскипает ярость. Лицо горит, она задыхается, щека ноет, голова истерзана – и она бросается на Маддалену. Бьет ее, пинает со звериной злобой. Маддалена пытается подняться. Баби нагибается к ней и осыпает градом ударов, везде, где только можно, кричит, царапается, дергает за волосы, оставляя на шее кровавые потеки. Вдруг чьи-то сильные руки оттаскивают ее. Баби молотит ногами пустоту, извивается, пытается вырваться, чтобы снова бить, снова кусаться, снова ранить. Ее оттаскивают, но последним точным пинком, правда, против ее воли, она опрокидывает еще один мотоцикл. Он медленно валится рядом с поверженной Маддаленой.

– Мой мотоцикл! – вскрикивает жертва.

Пока ее тащат прочь, Баби оглядывает толпу.

Теперь никто не смеется. Все глядят молча. Расступаются перед нею. Она плетется спиной, развалившись на своем носильщике. У нее вырывается нервный смешок. Смеется снова, все громче и громче.

Прохладный ветер обдувает ей лицо. Закрывает глаза. Голова кружится. Сердце громко стучит. Дыхание прерывистое, накатывают волны ярости, но все тише и тише. То, на чем она сидит, останавливается. Она на мотоцикле. Стэп помогает ей слезть.

– Иди сюда.

Они на мосту корсо Франча. Поднимаются по ступенькам. Подходят к фонтанчику. Стэп мочит ее бандану и прикладывает ей к лицу.

– Так лучше?

Баби кивает. Стэп садится рядом на парапет, свесив ноги, уставившись на нее с улыбкой.

– И это ты? Ты, которая ненавидит отморозков, ненавидит насилие? Ничего себе! Да если бы я тебя не оттащил, ты бы ее убила!

Баби делает шаг к нему и разражается слезами. Ее буквально скручивают рыдания. Будто что-то рухнуло внутри, прорвалась плотина, упал барьер, и хлынул поток слез. Стэп смотрит на нее, растерянно разводит руками. Обнимает нежные вздрагивающие плечики.

– Ну, не надо, не надо. Ты не виновата. Тебя спровоцировали.

– Я не хотела ее бить, не хотела делать ей больно. Правда… Я не хотела…

– Я знаю.

Стэп берет ее за подбородок. Стирает соленую слезинку, приподнимает ей голову. Баби открывает глаза, шмыгает носом, смаргивает слезы, улыбается, но еще не спокойно. Стэп наклоняется к ней и целует. Она сейчас такая хрупкая, теплая, податливая, чуть соленая. Баби не противится, ища в поцелуе утешения, сначала робко, затем все сильнее уходя в отчаяние – до тех пор, пока он не уткнулся ей в шею. Он ощущает ее влажные щеки, прохладную кожу, толчки икоты где-то в глубине.