Кому на Руси сидеть хорошо? Как устроены тюрьмы в современной России - Меркачёва Ева Михайловна

«Активист» 1 (его называют главным «прессовщиком»). Огромный накачанный парень, оказавшийся за решеткой по 132-й статье («Насильственные действия сексуального характера»). Семьи нет, дома никто не ждет. Срок до 2033 года. Из разговора с ним понятно, что ему терять нечего.

«Активист» 2. Спортивный молодой человек. Срок у него до 2031 года. Тоже ни семьи, ни дома.

Спрашиваю, как относится к пыткам.

— Это что — провокация?! — взвивается он. Видно, что обескуражен.

— Нет, просто другие осужденные называют ваше имя как человека, который их мучил.

— Это провокация! Я сам подвергался насилию в местах принудительного содержания.

— Мы просто пытаемся понять, что происходит в вашей колонии.

— Хорошая колония. Я вот тут… пить бросил!

Чтобы опросить всех осужденных колонии, нам потребовалось бы несколько недель. Некоторые рассказывали об ужасах «Черного дятла», оказавшись уже в других учреждениях.

— Одному из осужденных здесь сломали колено, — рассказывает Андрей Бабушкин. — Была проверка. Следствие отказалось возбуждать уголовное дело. Якобы он сам напал на сотрудника. Но есть заключение судмедэкспертизы, которое это, мягко говоря, ставит под сомнение. Удар, согласно документу, был нанесен сзади. Этого осужденного вывезли из колонии «Черный дятел». Когда в СИЗО ему сказали, что вернут обратно, он «вскрылся» (так осужденные и сотрудники называют попытку суицида. — Прим. авт.).

Мы опросили еще несколько человек. Итак, у всех «активистов», или, как еще их тут называют, «красных», огромные сроки за убийства, изнасилования. За решеткой они сами подвергались насилию. У них утрачены социальные связи, нет жилья на воле. Они с трудом представляют, что будут делать после освобождения. Да и сама свобода им кажется чем-то призрачным, далекой мечтой, которой вряд ли суждено сбыться.

Бывший осужденный Петр Чемия рассказал историю одного «активиста». Когда в колонию приехал арестант, осужденный за изнасилование, «активист» предложил ему помощь: «засухариться» (то есть скрыть статью) в обмен на полмиллиона рублей. Типа: «Дай денег, и никто ничего не узнает».

— Информация дошла до руководства колонии, — говорит Петр. — «Активисту» пригрозили статьей за вымогательство. И он в благодарность за то, что начальник скроет его преступление, стал выполнять самую грязную работу.

Получается, что у этих «активистов» был выбор: или самим страдать, или подвергать страданиям других. А может быть, сами они и вовсе не думали о каком-то выборе.

Мне вспоминается ставший известным на весь мир психотерапевт Виктор Франкл, который лишился семьи и сам едва выжил в нацистских концлагерях во время Второй мировой войны. Франкл прошел через такое, что мы не можем себе представить в самых страшных кошмарах. Но тогда, как он рассказывал, к нему пришло озарение: в любых обстоятельствах, насколько бы ужасны они ни были, у человека остается способность внутренне реагировать на происходящее так, как он сам решил. «У человека можно отнять все, кроме одного: выбирать собственное отношение к любым обстоятельствам». Это его слова. И они про то, что человек — нечто большее, чем продукт среды.

Там, в концлагерях, Виктор Франкл по собственному решению взял на себя ответственность за самого себя. Тогда он выбрал надежду, выбрал сострадание к таким же, как он, пленникам и даже к своим тюремщикам. Он выбрал позитивное мышление в концлагере.

Вот и среди обитателей «Черного дятла» есть такие, как Франкл, — как среди осужденных, так и среди сотрудников.

«Если бы не этот офицер (называют его должность), многие бы сошли с ума. А он добрый и человечный, поддерживает, как может», — так осужденные говорили не об одном сотруднике. Вообще тех, кто не бьет и не мучает, гораздо больше. Но и они заложники ситуации. Работу в поселке найти сложно, им приходится приспосабливаться к тем условиям, что есть.

Насколько приспособился к этим условиям начальник колонии Н.? Его в своих показаниях наши собеседники упоминали не раз и не два. Причем упоминали в таком контексте, что мы попросили ФСИН провести психологическую экспертизу Н., которая должна выявить, есть у него садистские наклонности или нет.

Много лет назад, еще во времена, когда во ФСИН работали другие люди, я передала информацию об одном начальнике колонии, который лично издевался над осужденными. Выехавшая из Москвы проверка все подтвердила. И у него выявили серьезные отклонения в психике. В УФСИН по Кировской области нам рассказали, что Н. каждый год проходит медкомиссию. Впрочем, в этом управлении и саму колонию под руководством Н. продолжают считать образцово-показательной даже после сообщений осужденных о возможно имевших место массовых пытках.

От пыток физических переходим к психологическим.

Здание отряда строгих условий меня потрясло своим видом: оно разукрашено сценами из мультфильмов. Вот веселый Пятачок, вот сцены из «Ну, погоди!». И надписи: «Направо пойдешь — в сказку попадешь». Это кажется изощренным издевательством после того, как услышишь, что именно тут чаще всего бьют.

— Нас заставляли смотреть мультики, давали раскраски, — говорит один из освободившихся из «Черного дятла». — Обращались с нами как с детьми. На самом деле это издевательство, унижение человеческого достоинства.

Психологи потом мне разъяснили, что если со взрослым человеком обращаться как с ребенком, его можно довести до сумасшествия. Но еще страшнее, что он может вообще перестать отдавать себе отчет в своих действиях. И что будет с таким, когда он освободится? Именно так формируется поведение маньяка.

Когда двери КПП колонии за нами захлопнулись, мы все выдохнули. Как будто вышли в другой мир.

— А как же тысяча осужденных? Как же сотни сотрудников? — вопрошала я.

Все, что мы могли сделать, сделали. Передали информацию во ФСИН — сразу же началась проверка. Забегая вперед скажу, что это ни к чему не привело.

Расследовать дела о пытках сложно, потому что обычно они покрываются на разных уровнях. Кому нужно, чтобы конкретного осужденного «сломали», чтобы он пожалел, что пошел наперекор следствию, или чтобы в кратчайшие сроки дал нужные свидетельские показания? Ответ очевиден. Именно потому начальники «пыточных» колоний чувствуют свою неуязвимость. Но рано или поздно «иммунитет» заканчивается.

— Я знал начальника одной колонии, который пытал людей, и никто его не мог за это привлечь, несмотря на многочисленные свидетельства, — рассказывает Бабушкин. — А потом один его покровитель отвернулся, второй на пенсию ушел, третий сам в тюрьму попал. И дела о пытках наконец стали расследовать. Он был осужден, получил 18 лет.

— В Нижнем Новгороде в ИК-14 было в пять раз страшнее, чем в саратовской ОТБ-1 (видеокадры из которой облетели интернет), — рассказывает Игорь Каляпин. — Начальник ИК Василий Волошин никого и ничего не боялся. Когда приезжали из центрального аппарата ФСИН, мог прямо послать проверяющих генералов. Творилось в колонии страшное. Только забитых до смерти (доказанных) — шестеро, а сколько избитых, изнасилованных, замученных…

В колонию привозили для того, чтобы человек дал нужные показания. И он максимум через две недели признавался во всем, в чем было нужно, и мог оговорить любого. Потому и не трогали начальника колонии. Никаких уголовных дел по пыткам не расследовали.

А потом что-то случилось с покровителями, и на оставшегося без их поддержки садиста стали заводить уголовные дела. Волошин подался в бега. Листовки с его портретом и обещаниями вознаграждения в 300 000 рублей за информацию о нем развешивали по городу. Прячется на Украине, выставляет себя борцом с «путинским режимом»…

Вообще большинство тех, кто сидит в этой колонии, совершили не одно тяжкое преступление. Но значит ли это, что их должны за решеткой пытать? Ни раскаяния, ни исправления пытками добиться невозможно. Озлобить, превратить в монстра — да. Представим на мгновение: из гипотетической «пыточной» колонии освобождаются десятки осужденных, которые за решеткой окончательно оформились в маньяков. Можем ли мы с вами после этого спать спокойно?..