Похититель снов - Мишель Жуве

Любые снижения температуры, даже не превышающие одну-две десятых градуса, достаточны для смещения зубцов, так что шкатулку становится невозможно открыть. Наоборот, соответствующее повышение температуры немедленно высвобождает последовательность циклоромбоидов и позволяет открыть пилюльницу.

В то же время, сага Бьянка, вы наверняка изучали в курсе физиологии на вашем знаменитейшем медицинском факультете университета в Torino, что температура руки является прекрасным показателем нашего психического состояния, я бы даже сказал, нашей души.

Любое удовольствие или даже просто приятная мысль, то есть воображаемое удовольствие, немедленно вызывает повышение температуры ладони и пальцев вследствие парасимпатической активации (эрекция эректильных тканей носа, расширение пальцевых артерий). Наоборот, всякое неприятное ощущение или стресс, в том числе мысль дать яд или совершить самоубийство, приводит в действие систему симпатических вазоконстрикторов, и, таким образом, рука охлаждается. Тот же самый механизм, только переоткрытый и усовершенствованный лет шестьдесят назад, лежит в основе разработанного в США «детектора лжи».

Я храню эту пилюльницу надежно упрятанной в деревянную коробку в ящике моего стола. Она — единственный свидетель моего приключения, чтобы не сказать, сага Бьянка, наших венецианских приключений, которые начались на сорок первом вапоретто и должны были привести нас к отелю, куда вы меня пригласили, сага Бьянка, а на самом деле завершились, увы, моим исчезновением.

Когда ж я вновь увижу вас? Почему бы не в Torino в начале февраля? Оставаясь в ожидании, mia сага, я желаю вам un allegro Natale[122] и надеюсь, что новый 2000 год поможет вам открыть ваше сердце и ваш дух тем посланиям, которые им ниспосылает божественная душа во время сновидений.

Глава 17. Владимир Владимирович

Понедельник 20 — понедельник 27 марта 2000 года

На борту парома «Вестерален» между Бергеном и Киркенесом (Норвегия)

Чтобы не стерлись воспоминания о тебе, carissima Бьянка, я решил вести для тебя хронологический дневник моего плавания. Воспоминания о тебе или о нас обоих? Скажем, меня не покидают воспоминания о нашей ночи 10 февраля в отеле «Мажестик» в Torino, и этим вечером внезапно в моей памяти всплыла наша долгая дискуссия в постели, освещенной восходящим солнцем. Ты прочитала мне несколько страниц из книги Примо Леви. Когда он был в концлагере, куда был депортирован как еврей в годы минувшей войны, ему однажды пришлось ради утоления жажды сосать упавшую с крыши сосульку. Немецкий охранник вырвал ее и швырнул на землю. «Но почему?» — спросил Примо Леви. «Здесь нет слова „почему“», — ответил охранник.

Тогда ты мне сказала, полушутя-полусерьезно: «Нет слова „почему“, как в твоей физиологии. Твоя физиология пребывает в концлагере, где никакие „почему“ не разрешены, только „как“». И я хорошо помню, что ты добавила: «Ты точно так же не хочешь больше изучать „почему“ сновидений, зачем они нужны, как тогда, когда ты пытался обосновать свою теорию генетического программирования личности, так как решил, что все это относится к области метафизики. Но твоя курьезная теория оживших частиц духа, которые выделяет душа во время сновидений, тоже относится к области метафизики, как и все, что связано с душой, этой абстракцией, которой не существует».

Но нет, carissima, это я — первый натурализовал душу и сделал ее двигателем вещих снов. Это я, напротив, освободил душу из области метафизики, куда ее упрятал Декарт, освободил, чтобы пригласить ее ступить в область физики. И кто посмеет сказать, что эти мои усилия, пусть пока, увы, и напрасные, мои попытки показать, что именно антигравитоны вокруг спящих ответственны за вещие сны, не релевантны самой современной физике — квантовой механике и теории великого объединения?

Теперь нужно объяснить тебе, как некое онейрическое послание привело меня этим вечером в Берген, где я погрузил свою морскую сумку на борт парома «Вестерален».

Помнишь, в сентябре 1999 года, в Венеции, я заметил изменение в содержании моих сновидений. Появилось много снов-ребусов, таких, как «стена с кольцами» (mur a anneaux) — означающая «Мурано», или как «царь ребятишек» (tsar á gosses) — сон-предвестник появления сарагосской книги, содержание которой нас весьма удивило, а также тот эротический сон, о котором я тебе рассказывал во время нашей ночи в Torino. Это сон о женщине, обнаженной, совершенно белой и очень красивой. Совершенно белая — это ты, carissima Бьянка. После возвращения в Лион я обратил внимание на серию снов с одинаковым содержанием. Эта серия сновидений привела меня к настоящему сну-ребусу. Сначала это были пять-шесть обрывков снов о фонтанах и воде. Огромные позолоченные фонтаны, рождающие могучие струи воды, подкрашенной красным и оранжевым; или еще — потоки горной воды, белой и голубой, разделяющиеся на ручьи и ручейки и переходящие потом во множество фонтанов. Наконец, мой последний сон был освещен водой фонтанов, окрашенной во все цвета радуги, бьющих ночью посреди большого парка. В конце этого сна «онейрический голос» очень отчетливо вдул в мое правое ухо два слова, которые я не могу забыть: «вода» и «фонтан». Это ребус был мною получен 20 февраля 2000 года; вначале я не смог его расшифровать, а потом разгадка пришла ко мне сама; это величайшая из всех возможных случайностей, если вообще уместно говорить о случайности в этой области.

Дело в том, что после своего возвращения в Дион, поскольку у меня оказалось свободное время, я занялся классификацией тысяч моих диапозитивов. Нужно было также навести порядок в кляссерах с научными и туристическими фотографиями, привезенными из сотен моих поездок по всему миру за более чем полувековой период. Утром 1 марта я наткнулся на альбом с фотографиями одной из моих поездок в Норвегию в 1986 году. Мы с приятелем отправились тогда на маленьком буксире половить треску в открытом море неподалеку от норвежских берегов, и я привез оттуда несколько десятков снимков Белого моря в тумане, утесов, покрытых снегом, трески, пойманной на голые крючки без наживки. Вновь всплыл в моей памяти вкус тресковых язычков, сваренных на морской воде, под скандинавскую водочку… Вновь увидел я маленький живописный порт на одном из островов, где мы причаливали и где я встретил седобородого кузнеца, который работал с поднятыми со дна моря обломками немецкого крейсера «Тирпиц», потопленного в этом месте французскими военными самолетами в 1944 году. Эти бесформенные куски железа в его руках превращались в прекрасные скульптуры всевозможных морских птиц.

Лофотен! Внезапно это слово всплыло в моей памяти. Это были острова Лофотен, куда мы причаливали и где ловили треску. Лофотен — воды фонтан![123] Почему возник этот сон-ребус о Лофотенских островах? Нужно как можно скорее вернуться туда и, быть может, встретить этого бородатого кузнеца, который в моем воображении постепенно принимал облик одного из богов нордической мифологии — Тора.

Вот почему, carissima[124], этим вечером я и очутился в Бергене. Рейсы Париж — Осло и Осло — Берген были выполнены вовремя, несмотря на плохую погоду. Сейчас «Вестерален» поднимает якорь. Мы отчаливаем безлунной ночью. До завтра.

Меня разбудила качка. Я люблю волны и никогда не страдаю морской болезнью. Но, правда, ненавижу ощущение, когда земля уходит из-под ног; у меня возникает «морская болезнь на твердой почве». Это странное ощущение появлялось у меня после грязевых ванн в Монтегротто.

Мы вышли в открытое море, чтобы обогнуть мыс Весткап, самую восточную точку Норвегии. Поскольку здесь море больше не защищено островами, ветер поднял барашки на волнах, и они при самых сильных порывах ветра ниспадали диковинным плюмажем. Я спустился в бар-ресторан и взял попробовать Geistost на завтрак. Это козий сыр, превращенный в нечто, похожее на плитку шоколада, в который добавляется сметана. Нужно проявить должную сноровку, чтобы настрогать его на тонкие ломтики с помощью специальной лопаточки — как для торта, но с прорезью посередине. Оказалось вкусно; уверен, что тебе бы понравилось, carissima.

Прости, что не описываю заход в порты Торвик, Алезунд и Кристианзунд. Группа школьников поднялась на борт в Торвике и сошла в Алезунде. Я был так измучен их шумом, что, когда они сошли, заснул прямо в салоне для обозрения.

Заход в Тронхейм. Краткая экскурсия в готический собор. У меня такое впечатление, что цены на свитера ручной вязки опускаются по мере продвижения на север. Так что, когда мы достигнем Северного полюса, я, пожалуй, куплю себе один, carissima.

Мы только что пересекли полярный круг неподалеку от Свартисена, второго по величине ледника в Норвегии, сделали короткий заход в порт Боло и за четыре часа пересекли весь Вестфьорд. Мы наконец прибыли по тому адресу, который мне нашептали онейрические уста в моем последнем сне-ребусе…