Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта

— Думаю, что мое следующее путешествие будет в Англию, папа, — сказал он, стараясь уступать не слишком быстро.

— Когда ты едешь? — настаивал отец.

— Ну, не знаю. Возможно, через пару месяцев.

— Через пару месяцев? А почему ты не можешь поехать раньше?

— Рамон очень занят своей работой, — выступила Мариана в защиту сына.

— Я тебя не спрашиваю, женщина, — отрезал Игнасио. — Рамон уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно отвечать на вопросы. Ради бога, тебе ведь уже сорок лет.

— Сорок один, — поправил его Рамон и улыбнулся матери.

— Точно. Ты давно уже взрослый мужчина. Пора остепениться и осесть на месте, а не болтаться по всему земному шару, как цыган.

Рамону очень хотелось сказать отцу, что это не его дело, но затем он вспомнил, что временно проживает в их доме, а следовательно, тот имеет право знать о его планах.

— Я хотел бы какое-то время побыть в Качагуа, начать работу над новыми проектами. Сейчас погода улучшается…

— Ты можешь пользоваться домом, — брюзгливо произнес Игнасио. — Он твой, когда ты захочешь, — добавил он, избегая взгляда Марианы, на лице которой было написано смущение.

— Но там нет никого, чтобы присмотреть за ним, — запротестовала Мариана, нахмурясь.

— А как насчет Эстеллы? — быстро спросил Рамон, тщательно контролируя свой голос, чтобы не выдать себя. Он очень хорошо знал, что отец заметит и проанализирует малейшее изменение в тональности его голоса.

— Ох, бедная, дорогая Эстелла, — вздохнула Мариана, опуская плечи. — Бедняжка, она была такой хорошей девочкой. Никто так не следил за домом, как она. Не знаю, как мы сможем без нее обойтись. — Она с видом обвинителя посмотрела на Игнасио. Взгляд Рамона перебегал с матери на отца, и он ощущал, как сердце уходит в пятки, оставляя за собой мучительную тревогу.

— Я должен был это сделать, женщина. Она не может одновременно обслуживать нас и заниматься ребенком, — ответил он, отметая все обвинения. — Рамон, она беременна.

— Беременна? — машинально повторил Рамон.

— Беременна, — подтвердила Мариана. — Бедное дитя. Ты знаком с тем молодым человеком, с которым она встречалась прошлым летом в Качагуа? — Рамон мрачно кивнул. — Так вот, негодяй ее обрюхатил и сбежал.

— Такое постоянно случается, Мариана, — устало возразил Игнасио.

— Но она мне нравилась, и эта девушка не заслуживает такого обращения. Она была совсем не такой, как эти женщины легкого поведения, которые слоняются вокруг порта в Вальпараисо. Эстелла была очень ответственной. Я скрутила бы этому мерзавцу шею собственными руками, если бы такая возможность представилась.

— И где же она сейчас? — спросил Рамон, ощущая тошноту в желудке и головокружение. Он опустошил стакан и сглотнул, чувствуя полнейший дискомфорт.

— Игнасио отправил ее обратно в Запаллар, — произнесла Мариана сдавленным голосом.

— Я сказал, что она может вернуться, когда родится ребенок. Возможно, ее мать сможет присматривать за ним в течение дня, пока она будет работать, — пояснил Игнасио деланно спокойным голосом.

— Я знаю, но она была просто в отчаянии. Знаешь, Рамон, она верила, что он вернется. Он сказал ей, чтобы она ждала, и бедная девочка поверила. Я не хотела разрушать ее надежды, поэтому сделала вид, что тоже в это верю. Но, насколько мне известно, о нем ничего не слышно. Диос мио, какая низость. — Она снова вздохнула.

— Она сообщила его имя? — осторожно спросил Рамон.

— Нет, она не сказала. Безусловно, ей было слишком стыдно.

— Ну хватит, женщина, у меня уже голова кружится, — раздраженно отрезал Игнасио. — Рамон может пользоваться домом. Если ему нужна прислуга, пусть нанимает.

— Временно, конечно, Эстелла может вернуться, и я хотела бы, чтобы эта работа оставалась за ней, — озабоченно повторила Мариана.

— Я не возражаю, — сказал Игнасио. — Когда ты хочешь поехать?

— Завтра утром, — автоматически ответил Рамон. В его голове все крутилось и жужжало, как многочисленные шестеренки в механизме часов. — Я сейчас, только схожу вымою руки перед едой. — Когда он посмотрел на себя в зеркало, то увидел, что его лицо почти полностью потеряло цвет, став серовато-желтым. Он начал поколачивать пальцами по щекам, чтобы вызвать прилив крови, но это было бесполезно, лицо сохраняло потрясенное выражение.

— Зачем ты разрешил ему пользоваться домом? — спросила Мариана у мужа, когда Рамон вышел из комнаты. — Я думала, ты скажешь, чтобы он больше у нас не жил.

— По той простой причине, что жизнь в летнем доме в одиночестве напомнит ему о жене и детях. Возможно, что там, на берегу, он найдет свои потерянные чувства. Не знаю. Я хватаюсь за соломинку, но, может быть, море напомнит ему о тех счастливых былых временах, когда он был с Элен, прежде чем все пришло к такому финалу.

Мариана с любовью положила ладонь на руку мужа и ободряюще улыбнулась ему.

— Похоже, что мы страдаем от этого больше, чем он, — сказала она, с тоской вспоминая Федерику и Хэла.

— Безусловно, мы страдаем больше, чем он. Проблема в том, что он вообще не страдает, — уточнил Игнасио. — А теперь тихо, я слышу его шаги.

Когда Рамон вернулся в гостиную, родители уже встали и не спеша переходили в столовую. Мариана посмотрела на него и сочувственно улыбнулась. Игнасио был менее тактичен.

— С тобой все в порядке, сын? Ты что-то побледнел.

— Ничего, со мной все в порядке, — уныло ответил Рамон.

— Послушай, я понимаю, что у тебя были не лучшие времена. Я только подумал, что ты избегаешь проблем.

— Нет, папа. Я постоянно думаю об Элен и детях, — соврал он.

— Так почему же ты не едешь, чтобы увидеться с ними? Чего ты боишься?

— Я не боюсь. Просто Элен нужно побыть одной, — начал он.

— Ради бога, сын, в этом и состоит проблема — Элен слишком долго была одна, — резко перебил его Игнасио.

— Ей потребуется время, чтобы устроиться в Польперро. Она вовсе не нуждается в том, чтобы я ей как-то помешал.

— Тогда пиши детям, звони им время от времени, будь отцом, Рамон. Не избегай своей ответственности.

— Я думаю о нашей дорогой маленькой Федерике и о том, как она любит тебя, ми амор. Твой отец прав. Ты не должен пренебрегать ими, — поддержала мужа Мариана, взяв сына за локоть и ласково похлопывая его по руке.

Когда Рамон на следующее утро отправился в Качагуа, Элен, Федерика и Хэл уже не занимали его мысли. Все, о чем он мог думать, было связано с Эстеллой. Он провел мучительную ночь, сражаясь с демонами вины и раскаяния, парившими у его постели и терроризирующими его совесть, что сделало сон практически невозможным. Он попытался прогнать их, стараясь сосредоточиться на новой книге, которую задумал написать, но Эстелла продолжала держаться на поверхности его сознания, как розовый бутон в водоеме, никак не желающий тонуть.

Вначале он пытался убедить себя, что ребенок не его, но это было бесполезной попыткой принять желаемое за действительное. Не было никаких сомнений, что именно он, и никто другой, отец ребенка, не только по времени, которое соответствовало их летнему роману, но и потому, что он успел хорошо узнать Эстеллу. Она была не из тех, кто спит с кем попало. Это обстоятельство постоянно заставляло его испытывать угрызения совести. Он соблазнил ее и покинул, что само по себе уже было плохо, но к тому же он бросил ее с ребенком. Рамон осуждал собственное поведение и с нетерпением ждал, когда наступит утро, но каждый взгляд на часы убеждал его в том, что прошло всего несколько минут. Он бы уже давно уехал, если бы не комендантский час, запрещавший кому бы то ни было покидать дома в период с двух часов ночи до шести. Наконец, когда рассвет разорвал покрывало ночи, он схватил свой чемодан, сел в машину и отправился в путь. Было ровно шесть утра.

Только взглянув на себя в зеркало заднего вида, он осознал, что не побрился и даже не умылся. Со своими длинными спутанными черными волосами, тенями под глазами и усталыми, налитыми кровью глазами он выглядел в точности как бездомный бродяга. Ему следовало бы остановиться по дороге, выпить чашку кофе или лимонада, а затем освежить лицо водой и привести в порядок прическу, но у него не было на это времени. Он не хотел оставлять Эстеллу в одиночестве даже на одну лишнюю минуту. Нажав до упора педаль газа, он стал набирать предельную скорость, с которой можно было ехать без риска быть пойманным полицией за ее превышение. Добравшись наконец до Запаллара, он быстро припарковал автомобиль и выскочил из него навстречу яркому утреннему солнцу.