Улыбка Лизы. Книга 1 - Татьяна Никитина

Сухой, горячий ветер поднимает облака пыли, забивая глаза и бронхи людей, утомлённых длительным переходом. Они идут друг за другом по истоптанной ногами паломников извилистой тропинке в направлении скалистых склонов. «В день 16 июля, Катерина пришла в день 16 июля 1493 года».

Катерина приходит в знойный июльский полдень и до тёмных сумерек ожидает его. Она сидит на крыльце дома, войти в который так и не осмеливается, а он проходит мимо, не заметив её. Как он вырос! Она издали любуется им – статным сероглазым красавцем и думает: «Как же он похож на Пола».

«Что привело Вас ко мне, синьора?» – участливо спрашивает сын.

Не узнал?! Её сын не узнал её?! Что происходит?

Она протягивает к нему руки и спрашивает:

– Разве ты не мой сын? Почему же ты не узнаёшь меня?

В голосе дрожит мольба и призрачная надежда. Она пешком прошла сотни миль, чтобы увидеть и вернуть своего потерянного мальчика.

Он не отвечает на её молящий взгляд, а обнимает её за плечи и усаживает за стол. Велит служанке принести еды и вина. Её мальчик всегда был добр и милосерден. Она не притрагивается ни к еде, ни к вину, но много и жадно пьёт холодную воду. Крепко обхватив глиняную кружку сухими пальцами, она неотрывно следит за его взглядом и, чуть слышно шевеля губами, шепчет:

– А где же мой сын?

Он забыл, чей он сын, и кроме банальных слов утешения ему нечего сказать.

Служанка готовит для неё постель, приносит воды – умыться с дороги. Всю ночь её бьёт лихорадка, похоже, она бредит. Дорожная пыль забила лёгкие. Ей нечем дышать. Широко открытым ртом она ловит воздух и зовёт сына, но он всё забыл, и имя тоже. Теперь его зовут Леонардо.

Он отвозит её в больницу при монастыре и навещает ежедневно. Он подолгу сидит у постели, опустив голову, тщетно вспоминая нечто важное, а она не хочет потерять сына во второй раз.

Озеро сковано льдом, а заснеженная поверхность покрыта густой сеткой тропинок. Ледяные скульптуры снежного городка поплыли под лучами весеннего солнца, превратившись в бесформенных истуканов. Рядом с крещенской купелью, вырубленной крестом, тянется длинная ледянка, раскатанная детьми до зеркальной глади. В конце дорожки она видит едва заметную щелевидную полынью и вовремя останавливается… Она замечает, а он?

«…Вняли молениям дщери возлюбленной Гея с Ураном. И сообщили ей точно, какая судьба ожидает мощного Крона-царя и его крепкодушного сына…»3

– Ты сама всегда этого хотела. Твой сын великий человек. Бог услышал тебя. Я вижу его стариком, сам король навещает его. Слава о нём по всему миру, но тебе нет к нему дороги, – кричит ей слепая старуха. – Смирись, дочка, смирись с судьбой!

– Не верь ей, Лиза, – смеётся человек в очках, в меру полноватый, с блестящей лысиной, – путешествия во времени не противоречат законам Вселенной. Что такое чёрная дыра? Это и есть свёрнутое пространство – время. Когда сливаются две чёрные дыры, происходит скрутка пространства – времени. Чёрная дыра, как торнадо, увлекает за собой пространство. В её глубине не действуют законы физики, а пространственная и временная координаты меняются местами, поэтому любое путешествие через чёрную дыру превращается в путешествие во времени.

– У каждого свой путь, никто не в силах свернуть с него. Смирись! Нет тебе туда дороги, – старуха грозит ей пальцем.

А человек в очках продолжает:

– Путешествия во времени возможны через кротовые норы, имеющие свойства чёрных и белых дыр, позволяя материальным телам свободно передвигаться во времени. И возникать они могут не только на окраине Вселенной, но и в пространстве вокруг нас.

– Так всё просто? – улыбается Лиза.

– В физике вообще всё очень просто. Запомни это: Кипп Торн предположил, что между отдалёнными объектами Вселенной могут существовать тоннели, связывающие отдалённые пространством объекты в разных временных плоскостях, и назвал их червоточинами.

– Смирись с судьбой. Время излечит. Смирись, дочка, – продолжает убеждать её старуха. – Все по кругу ходят. Начало одного – есть конец другого. После смерти опять всё родится, а он умер ещё до рождения.

– Он не умер. Ты не понимаешь, – возражает ей Лиза. – Люди живут вечно, но каждый на своей орбите. Всё вращается на своём витке и возвращается каждый раз в исходную точку своего рождения. Это орбита времени, а он соскользнул со своего витка вниз. Я поняла. Он просто попал на другой виток спирали. У всех орбиты по горизонтальной, а у него теперь по вертикальной оси, между витками времени. Всё очень просто: орбита жизни. Но ты права, все по кругу ходят, и после смерти опять будет рождение. Время закручено, как спираль, а мой мальчик соскользнул на другой виток по спирали времени.

– Не надо этого делать, Лиза. Ты должна принять свою судьбу. Нет туда дороги, – кричит слепая старуха.

– Как же нет, если я уже здесь, то есть там. У меня получилось! – смеётся Лиза. – У меня всё получилось, и мой сын обязательно вспомнит меня. Я поняла, что главное в жизни – не потерять веру.

– У тебя получилось. Не знаю как, но ты это сделала, – хвалит академик, – но ты молодец, Лиза, а иначе, зачем искать гравитационные волны и устанавливать лазерные космические антенны? У тебя получилось, потому что на орбите установлена твоя тёзка, – смеётся он, – серьёзно, я не шучу. Лазерная космическая антенна – LISA-Laser Interferometer Space Antenna. Она будет напоминать мне о нашей встрече, Лиза-Джоконда, – говорит он, галантно целуя ей руку, и исчезает.

А всё вокруг погружается в густой и мягкий, как вата, туман из которого появляется та, что носит имя Джокондо. Лиза всматривается в знакомые черты лица – ревниво сравнивает с собой. Женщина смотрит снисходительно и, самоуверенно улыбаясь, произносит:

– Мой муж не захотел выкупить этот портрет. Леонардо не справился с работой. Он так долго подправлял его, что муж сказал ему: «При всём том, что очень многим портрет этот кажется весьма красивым, я не вижу на нём своей жены, а посему платить за него не намерен».

Лиза усмехается:

– Потому что это не ты. Разве не видно, кого он изобразил? Портрету дали твоё имя, но тебя на нём нет и никогда не было. Вазари напутал. Портрет назывался Мона Лиза, а ты исторический фантом, выдумка Вазари, артефакт и заблуждение искусствоведов.

Женщина по имени Джокондо широко улыбается, демонстрируя крупные желтоватые зубы:

– Но ты никогда не докажешь, что Леонардо рисовал тебя. Люди привыкли называть её Джокондой. Все знают, что он рисовал портрет с меня. Значит, это мой портрет!

– Нет, это досадная ошибка, он всегда называл портрет «Мона Лиза» и писал его по памяти, – упрямо повторяет Лиза и улыбается в ответ своей загадочной, знакомой всему миру улыбкой.

Улыбка самозванки превращается в хищный оскал, сама она бледнеет, делается прозрачной, растворяясь в густом тумане, а Лиза вновь оказывается на орбитальной космической станции инопланетян всё в той же белой комнате-лаборатории. Прожектор отключён, и яркий свет уже не слепит её. Она медленно открывает глаза.

Один из пришельцев, склонившись над ней, интересуется: «Как Вы себя чувствуете, Елизавета Андреевна?» – и снимает маску. У него очень знакомое лицо, только она не может вспомнить, чьё именно. Где они раньше встречались?

– Вы меня слышите, Лиза? – громко спрашивает он. Она всё слышит, но не может ответить из-за страшной сухости в горле, а шершавый, как наждачная бумага, язык отказывается подчиняться.

– Лиза, скажите что-нибудь.

– Пить, – удаётся ей наконец справиться с непослушным языком и онемевшими губами.

– Оля! Водички нам! Всё хорошо, Елизавета Андреевна. Молодцом! Оля, можно переводить в палату.

Глава двадцать шестая

Диагноз

ТОМСК. ИЮЛЬ 1993 ГОДА

– А вы покушайте, и лучше станет. Яблочко вот – печёное. Вку-у-усное. По четвергам на завтрак всегда яблоки с медком, хотя, может быть, и с патокой. Да, наверняка, с патокой, только говорят, что с мёдом. По нынешним временам вряд ли мёдом в больнице будут баловать, а Вы кушайте, кушайте. Это ж только в нашем отделении яблоки, в других – манная каша на сухом молоке, а то и на воде. Я здесь два раза в год лежу – меню изучила. А на ужин сегодня омлет будет. Тоже на сухом, но та-а-кой пышный…

Лиза поворачивает голову в сторону голоса. Сочный грудной тембр его не соответствует возрасту обладательницы. Сухонькая старушка суетится рядом – пристраивает на тумбочке тарелку со сморщенным печёным яблоком и стакан с мутно-розовой жидкостью. Заметив, что Лиза открыла глаза, она продолжает ворковать:

– Я из столовой завтрак принесла, пока вы тут под капельницей лежите. Если вовремя не забрать, то со столов всё убирают, а яблочко-то вкусное. Покушайте. Вместо чая – отвар шиповника. Говорят, полезнее. Хотя чайку цейлонского страсть как иногда хочется. Помните, тот, что с тремя слонами?

Её монолог прерывает маслянисто-текучий голос: