Два дурака на чемодан алмазов - Александр Богатырёв

Хозяин, видя, что творится нечто непотребное, попытался что-то проблеять в виде возражений, но его возражения были нахрапом задавлены подпрыгивающими от энтузиазма журналистами. Его, как мешающую мебель, отодвинули в сторону, и тут же принялись за свои профессиональные «танцы»:

— сфотографировать первого человека, поднявшегося в воздух (это они, правда, уже сделали перед взлётом),

— сфотографировать аппарат, торчащий из крыши курятника (как раз доказательство, что он свалился сверху — кроме смутных теней, которые у них неизбежно получатся при фотографировании аппарата в воздухе),

— ну и самого героя, покрытого славой и птичьим помётом. Благополучно приземлившегося на птичек. Сверху. И тем самым дважды их посрамивший, но их же помётом покрывшийся.

Василий, найдя, наконец, способ слегка зачистить от куриного помёта руки, — использовав солому, которую нашёл поблизости, — снял свой шлем и засунул его подмышку.

Поёжился. Страх, всё-таки кольнул его. Он понял, что если бы не успел снизиться до пяти метров, заходя на посадку, то всё могло бы закончиться и не так ровно. Он поднял руку, призывая к вниманию. Толпа, набившаяся во двор тут же навострила уши, мгновенно прекратив все прочие переговоры.

Даже давешний пёс, страдающий от побоев, проскулив и что-то недовольно рыкнув, спешно удалился за курятник.

— Господа! До полёта у меня были сомнения, что хватит ли мощности двигателя. Но, изначально, я сделал всё с некоторым запасом, и опасения оказались напрасными. Тем не менее, хотелось бы отметить, что для обозначения возможности полёта аппарата тяжелее воздуха, мне достаточно было подпрыгнуть на нём метра на два, и пролететь метров двадцать по воздуху. Но, как вы видели, вместо двадцати метров, я намотал по воздуху несколько километров, причём на высоте до тридцати метров. Так что любому снобу из европейских, более чем достаточно, чтобы заткнуться и не повторять бред, что, мол, «летательный аппарат, тяжелее воздуха, построить невозможно».

Толпа взорвалась аплодисментами и восторженными восклицаниями, но тут вылез Григорий и подняв руку попросил ещё внимания. Василий, кивнув, отошёл в сторону.

— И, господа, заметьте, что с сего дня начинается новая эпоха — эпоха полётов человека по воздуху. Как птица. Не по прихоти воздушных течений, а свободного полёта. И всякие дирижабли тут — просто мелочь. Но также, прошу вас особо отметить и зафиксировать, что тут только что было сделано сразу три рекорда.

Газетчики как по команде оторвались от своих блокнотов и вопросительно, жадными взглядами, воззрились на оратора. Выдержав нужную паузу Григорий продолжил.

— Первый рекорд — первый полёт человека на аппарате тяжелее воздуха. Абсолютный рекорд. Перебить невозможно. Второй рекорд — высоты полёта. Это не какие-то два-три метра, да с подскока, что могут сделать другие аппараты в других странах, других энтузиастов. Это вполне полноценный полёт причём на высоте в 30 метров и с дальностью не тридцать сорок метров, а в несколько километров. И третий рекорд — рекорд скорости полёта. Скорость достигала на этот раз восьмидесяти километров в час. Как вы понимаете, такую скорость никакой воздушный шар не может развить. Разве что при ураганном ветре. Поэтому, мы вступили в эпоху, которая называется «Выше, дальше, быстрее!». И намерены дальше ставить рекорды и бить их. Свои же рекорды. Устанавливая новые.

Сказано всё это было с дальним прицелом. С тем, чтобы уже никто и никогда не смог бы переврать, оспорить или вообще поставить под сомнение первый полёт. И тут Григорий оказался очень прав. Уже ближайшее будущее показало, что кому-то очень сильно резануло по нутру, этим фактом. Поэтому, первое, что попытались оспорить оппоненты, так это вообще полёт аппарата. И придирка была элементарной: «этот аппарат разгонялся тройкой коней, к которым был пристёгнут как воздушный змей. А значит, полноценным этот полёт быть не может». Но дальнейшие полёты мотодельтаплана, пошедшая в тиражи киноплёнка первого полёта, фотографии аппарата, задавили все эти сомнения.

Но тем не менее, — находились… Находились мошенники от истории, которые после пытались переписать честь первого полёта на людей, совершивших их значительно позже. И в значительно меньших масштабах и с меньшим же успехом. И всё потому, что этот факт бил пребольно. Потому, что рекорд поставлен в «азиатской стране России», а не в «просвещённой Европе».

А тут, стоя под нежарким уже сентябрьским солнышком, Василий посмеивался, представляя только, что последует за всеми этими их очередными «хулиганствами». Братик как раз закруглялся с перечислением рекордов, когда до него дошло, что кое-что, Григорий таки упустил.

— Извините, господа. Но мой брат упустил-таки один рекорд. Явный. — бросил он, когда Григорий почти завершил свою речь. Все тут же перенесли внимание на Василия. Он же, ехидно ухмыляясь и также выдержав эффектную паузу произнёс.

— Брат забыл, про первую в мире авиационную катастрофу. — И показал на торчащий из крыши сарая аппарат. — За этим тоже наш приоритет.

Толпа оценила юмор и разразилась кто хохотом, кто аплодисментами. Недовольный сОбак выглянул из-за сарая, но не найдя возможности вставить в общее веселье своё «гав», усунулся обратно.

— Однако! — тут же оживился Григорий, когда смех стал стихать. — а ведь аппарат очень крепкий. Как получилось так, что…

Он не договорил, так как немедленно взвился Василий.

— И действительно! Давайте-ка его оттуда извлечём. Надо осмотреть.

Толпа тут же бросилась помогать. Но так как все бросились скопом на несколько минут воцарился хаос. Пришлось категорически вмешаться Григорию, чтобы навести порядок и после этого, следуя его командам, аппарат таки был извлечён из сарая и вытащен со двора. При этом курятник развалили окончательно. Переживающему такое непотребство хозяину, Григорий, под шумок сунул что-то в руку от чего у того резко округлились глаза и он преисполнился к братьям горячей благодарности. За разгромленный курятник и разогнанных по всей округе кур.

Меж тем, публика приступила к подробнейшему изучению извлечённого аппарата. Было видно, что винт, двигатель уцелели. Рама была погнута, но не фатально. Но вот крыло…

Внимание всех привлекло восклицание одного из газетчиков.

Все тут же повернулись в его сторону.

Василий озабоченно осматривающий двигатель, оторвался от этого занятия и посмотрел что же там нашли. Подойдя он увидел весьма характерное отверстие в балке крыла.

— Как я понимаю, господа, перед полётом этого не было — заявил нашедший.

— Определённо… — озабоченно буркнул Григорий. Но тут внимание Василия привлёк разрыв ткани крыла.

— И этого тоже не было!

Григорий переключился на находку брата.

На шёлке крыла были отчётливо видны порезы.

Василий нервно сглотнул. Он представил что было бы, если бы подрезанная ткань лопнула не в нескольких метрах над землёй, и не при почти сброшенной скорости, а тогда, когда он забрался на тридцатиметровую высоту…

Григорий же соображал быстрее. Он схватился за видеокамеру, которую он благоразумно снял с треножника и повесил себе на шею, прежде чем бежать за упавшим аппаратом брата.

Не обращая внимание на окружающих его зевак он открыл видоискатель и, найдя запись, быстро промотал назад. Когда он увидел, что искал, то еле успел сдержать рвущийся из души «большой загиб». Тот, который он толкал всегда, когда случалась именно Очень Большая Пакость.

Оно и понятно. Неча «аборигенам» знать подобные мелочи их умений. Хотя-бы «на всякий случай». Поэтому он зашипев, переключился на санскрит. И, благо, что переводчик хранил знания языка характерное для его носителя, а не выучившего его «обычным» способом. Ругательств там тоже было предостаточно.

Оценив злобность монолога, окружающая толпа сообразила, что «дон Румата изволит ругаться». Потому всё внимание тут же переключилось с дыры в штанге и порезов ткани на Григория, извергающего ругательства на неизвестном языке.

— Что нашёл? — прервал его словоизвержения Василий на том же языке.

— Ты погляди какая падла! — резко оборвав матюги, позвал Григорий.

Василий метнулся к нему и посмотрел то, что сейчас прокручивал брат. А там как раз хорошо было видно, что когда братья толкали каждый свою речь, когда всё внимание толпы было приковано к ним, к аппарату подкрался некий фраерок. Неприметной наружности. Одетый как и все.

Но то, что он сделал после того, как подошёл…

Как очевидно, его сгубило полное незнание того, что видеокамера, брошенная Григорием, продолжает снимать. Ему, видно, и в голову не пришло, что для ЭТОЙ видеокамеры, не нужно крутить ручку, чтобы она что-то там снимала. И благодаря этому, он запечатлелся со всех сторон. В том числе и лицом.