Зима на разломе - Владимир Динец

Двигаясь от одного исторического памятника к другому, мы потихоньку достигли Зеленого Израиля — зоны средиземноморской растительности. С конца февраля до начала мая это, по сути, одна громадная клумба — неописуемое море цветов, от которого поднимаются в небо почти видимые волны аромата. Подземный лабиринт Мегиддо (Армагеддона), некрополь Бет-Шеарим, развалины трехтысячелетних синагог, от которых остались лишь колонны и мозаичные полы — есть, что посмотреть.

Мы поужинали в Назарете, застроенном мрачными официальными миссиями разных церквей в смешанном сталинско-кайзеровском стиле, и поднялись на вершину горы Табор (Хар Тавор). Среди вековой дубравы расположен один из самых древних в мире христианских монастырей, а у подножия шумит Нацерат-Илит — нищий арабский городок. Переночевав среди цветущих цикламенов, мы наутро были разбужены одновременно звоном колоколов, протяжными криками муэдзинов и стуком панцирей — у черепах начался брачный сезон.

Синяя гладь озера Кинерет неожиданно возникла за поворотом шоссе. За ним виднелись снега Голанских высот — они не стаивают до конца апреля. Позавтракали мы в Капернауме теми самыми пескарями, которых, если верить «Наутилусу», ловил апостол Андрей. Стараясь не пропустить ни одного древнего города, храма или амфитеатра, мы потихоньку проехали всю долину Хула, обожаемую birdwatcher'ами за ее пеликанов, цапель, зимородков и прочих обитателей тростников. Вот и Кирьят-Шемона, город, который так любит обстреливать с ливанской территории «Хезболла». После каждого обстрела израильтяне бомбят ближайшие к предполагаемому месту расположения арабских «катюш» ливанские деревни, но ребят из «Хезболлы» такие мелочи совершенно не волнуют — дело ислама важнее.

Наконец мы достигли горы Хермон — самой северной точки Израиля. Снега было мало, и покататься на горных лыжах нам толком не удалось, но вид с вершины был достаточной наградой. На север уходили хребты Антиливана, левее за долиной Бекаа виднелось Ливанское нагорье, к востоку можно было разглядеть облачко смога над Дамаском, а далеко на юге — чашу Кинерета среди гор Галилеи.

Земля Голан обильно полита еврейской кровью. Во время Войны Судного дня почти полностью мобилизованному мужскому населению страны чудом удалось остановить десятикратно превосходящие арабские армии, обученные и до зубов вооруженные добрыми советскими друзьями. Даже сами арабы не скрывали, что намерены полностью очистить Палестину от неверных. Потом, правда, израильская армия дошла почти до Дамаска и Каира. Но благодаря пропаганде арабы свято верят, что они были близки к победе и только прекращение огня под давлением Запада спасло Израиль от разгрома.

Правители арабских стран сами себя загнали в ловушку. Они так долго вбивали в голову подданным, что евреи — кучка американских наемников, которые зарабатывают на жизнь убийством ни в чем не повинных мусульман и подлежат безусловному уничтожению, что теперь, когда времена изменились, очень трудно сменить курс — даже ради перспективы израильских и западных подачек.

Но не будем судить арабов по нашим меркам. Эти люди ни в чем не виноваты, просто они живут в другом времени — в Средневековье с его логикой поведения, моральными установками и кодексом чести. Если еврейский экстремист расстреливает из автомата арабов, он совершает грязное убийство, и ему нет оправдания. Но если араб взрывает бомбу в автобусе, это рыцарский подвиг — Айвенго и самурай дома Тайра, Неистовый Роланд и Гуннар из Торнхейма поняли бы его и признали своим.

И все же… Я — космополит двадцатого века, отнюдь не сионист, и к покойному Рабину как к человеку отношусь с большой симпатией. Но когда я думаю о том, что он готов был отдать арабам Голанские высоты, мне мучительно не хватает рифленой рукоятки автомата в правой руке. Пусть я готов всеми правдами и неправдами косить от израильской армии так же, как кошу от российской, а жизнью своей очень дорожу и рисковать без нужды не люблю, но если дело дойдет до новой войны, найду, куда податься и чем заняться.

— Зря ты так не хочешь в армию, — говорил Беня. — Это тебе не Совок. Я-то сам был лишь на сборах, но мой приятель Вася служил на Голанах. У них в части были только русские и один израильтянин. Каждый раз в душевой они смеялись над его обрезанным членом, так что в конце концов он перевелся в другое место. Три года безделья на хорошем питании — только подумай!

— Нет. Три года на одном месте я не выдержу. И вообще, это слишком долго. Мне ведь двадцать четыре года, не так уж много осталось. Да и не вписываюсь я в организованную структуру.

Это была правда. Когда однажды я попал на месяц на сборы, все командование лезло на стены. Как ни старался я быть тише воды, ниже травы, ни одно происшествие без меня почему-то не обходилось. Нет, не место мне в армии мирного времени.

Городок Цфат, стоящий на вершине холма — центр каббалистов, мистиков всех толков, богословов и неформальных теологов. И, конечно, стратегическая высотка, со всеми вытекающими последствиями. В городском парке на постаменте стоит «Давидка» — памятник отчаянной еврейской находчивости. Во время войны за независимость какой-то умелец навострился варить минометы из металлического лома. Мы с Беней долго ходили вокруг смешного неуклюжего треножника, пытаясь понять, как вообще может стрелять эта штуковина, но так и не поняли, стоит она вверх ногами или как надо. Между тем «Давидки» по тактико-техническим характеристикам уступают только реактивным минометам, хотя стреляют не ракетами, а чем угодно.

В Акко мы выехали к морю, погуляли по старинной крепости, добрались до Хайфы, навестили ребят из Северного Хай-Бара (они занимаются иранскими ланями и безоаровыми козлами), полазили по лесистым каньонам горы Кармель, попили кофе у Бениных друзей в деревне друзов (это такая арабская секта) и помчались на юг — всем, кроме меня, пора было на работу. В Тель-Авиве я заглянул в МВД и узнал, что загранпаспорт мне уже выслали по почте — значит, максимум через три дня он прийдет в Хай-Бар.

Дальше мы ехали вчетвером — Беня, я и Тепа с Шариком. Щенята опасливо рычали на торчавший из кузова хвост мисиссипского аллигатора — сувенир с крокодиловой фермы, где у Бени тоже нашлись знакомые. Хвост, кстати, оказался необыкновенно вкусным в слегка поджаренном виде. В Хермоне мы хотели заглянуть в пещеру Махпела, где, согласно легенде, похоронен Авраам

— праотец евреев и арабов, и его жена Сарра. Но пещера была закрыта после известного теракта. Впрочем, мы оба там уже бывали.

Я хотел навестить Хасана и его внучку, но его шатра не оказалось в каньоне — он откочевал на весенние пастбища. Тогда мы спустились из Иудейской пустыни в Араву и помчались домой. У маленького придорожного кафе среди пустыни Беня махнул рукой в сторону тянувшегося вдали проволочного заграждения.