Уникум - Варвара Клюева

Мы торопливо вылезли из воды, остановились в двух метрах от милиционера и вопросительно на него посмотрели. Однако Сашок с объяснениями отнюдь не торопился. Он стоял неподвижно и молча буравил нас глазами.

— Ну? — не выдержала я. — В чем дело, гражданин начальник? Вас переквалифицировали в постовые? Здесь не очень оживленное движение, уверяю вас. Лет десять точно простоять придется, прежде чем удастся помахать милицейским жезлом.

Сашок растерянно захлопал ресницами.

— Варька, перестань! — вмешался Леша. — Человек не виноват, что у тебя жизнь тяжелая. Извините, товарищ милиционер. Вы, наверное, по делу пришли?

— Я… да… — Вся напускная надменность и суровость с Сашкб слетела, и сразу стало очевидно, что перед нами застенчивый и неуверенный в себе мальчишка. — Константин Олегович просил вас всех, кроме Генриха Луца, прийти сегодня к нему.

Мне было ужасно стыдно за свою резкость, поэтому ответила я с преувеличенной сердечностью:

— Да-да, конечно, мы придем. Спасибо, что взяли на себя труд передать приглашение. К которому часу господин Белов будет нас ждать?

От неожиданной перемены в моем настроении юный Сашок вконец растерялся:

— Э-э… не знаю. Может быть, прямо сейчас?

— Это было бы крайне неудачно. Видите ли, нам нужно предупредить всех приглашенных, некоторое время уйдет на сборы, да и дорога до кабинета господина Белова занимает чуть больше часа. Хотя если мы устроим марш-бросок, то в срок, наверное, уложимся.

— В какой срок? — не понял Сашок.

— В час, который вы нам отвели.

— Я? — удивился Сашок. — По-моему, я ничего такого не говорил.

— В самом деле? Извините. Мне показалось, вы сказали, что Константин Олегович ждет нас прямо сейчас.

— Ну… да. То есть… я не знаю. Он просто попросил меня сходить за вами, а про время ничего не сказал.

— Варька, может, хватит? — снова вмешался Леша, не догадываясь, что я просто хочу загладить свою вину перед молодым человеком. (Почему никто никогда не понимает, что я действую из лучших побуждений?) — Пойдем позовем остальных.

Сашок переминался с ноги на ногу — видно, никак не мог решить, идти ему с нами или нет. В конце концов, он все же остался ждать нас на берегу. Мы сходили за Марком и Прошкой и отправились в пансионат. На этот раз присутствие милиционера сковывало нас меньше, и мы, не стесняясь, гадали вслух, зачем понадобились Белову.

— Может, он нашел какого-нибудь свидетеля и хочет устроить нам очную ставку?

— Додумался, кто убийца?

— Собирается перевезти нас всех в Симферополь и посадить в каталажку?

— Да нет, просто Ирочка самостоятельно решила сдать Варвару властям, а нас позвали, чтобы Варька ни о чем не догадалась и не дала деру.

Игра увлекла нас, и мы, стараясь перещеголять друг друга, придумывали все более и более фантастические версии:

— Хочет провести испытание на детекторе лжи?

— Нет, показать экстрасенсу.

— Попросить у нас Варькиной руки.

— Обмерить черепа и сфотографировать для своей фундаментальной монографии по судебной френологии.

— Отправить в виварий для экспериментов.

— Скажи уж, поместить в зоопарк.

За этим приятным занятием время пролетело незаметно. Мы даже удивились, обнаружив, что стоим перед административным корпусом.

В знакомой комнате уже сидели Ирочка и Славки.

— Кто последний? — вместо приветствия спросил Прошка.

— Мы уже отстрелялись. Таню только дождемся и уйдем, — сказал Славка-Владик.

— Что новенького спрашивают? — поинтересовалась я.

Сашок за моей спиной выразительно кашлянул. Славка покосился в его сторону и пожал плечами. При этом пальцы его правой руки незаметно сложились в колечко: нуль. Ничего.

В эту минуту из кабинета вышла Татьяна. Она, Ирочка и Славки кивнули нам на прощание и ушли. Сашок заглянул к Белову сообщить, что мы доставлены. Белов опять начал допрос с Прошки.

Когда следом за Прошкой голос из селектора попросил Лешу, во мне проснулось стойкое «дежавю». Правда, сегодня Прошка вернулся в «зал ожидания», но тут же ушел, сославшись на дела. Мы с Марком даже не поинтересовались, что это за дела. Ясно было, что Прошка намылился в столовую. Через некоторое время вышел Леша, а Марк исчез за дверью беловского кабинета.

— Все как обычно, — ответил Леша на мой безмолвный вопрос и пустился в пространные рассуждения о связи между географическими условиями, в которых живет народ, и национальным мышлением. На этот раз ничто не мешало мне наслаждаться беседой — задавать вопросы, соглашаться, спорить, подыскивать примеры, подтверждающие и опровергающие Лешины доводы. Словом, время я провела вполне приятно.

Марк вышел к нам и кивком показал мне на дверь. Я довела до конца мысль, которую развивала до его появления, и прошла в кабинет.

К тому времени моя обида на Белова, благодаря которому я стала мишенью Прошкиных насмешек, несколько улеглась. Я помнила, с какой готовностью он помог нам вчера в поисках Генриха, помнила ненавязчиво разведенный им костер, у которого мы грелись всю ночь. Но с другой стороны, я не собиралась спускать ему те несколько часов, когда у меня от страха за Марка едва не помутился рассудок.

— Здравствуйте, Варвара Андреевна, — привстав, поприветствовал меня Белов и указал на стул. — Располагайтесь, пожалуйста.

Несмотря на всегдашнюю вежливость, уже неотделимую в моем сознании от его неприметной внешности, Белов казался удрученным. На мгновение у меня тревожно екнуло сердце: вдруг он нашел улики, указывающие на кого-то из наших? Но я поскорее отогнала от себя эти сомнения и приготовилась играть роль, продуманную во всех подробностях заранее.

Ни словом не ответив на шпионское приветствие, я прошествовала к стулу и села, до предела выпрямив спину, словно аршин проглотила. Белов приподнял бровь, но больше никак не отреагировал на мою демонстрацию и приступил к допросу. На все вопросы я отвечала холодно и по возможности односложно. Если ответом «да» или «нет» ограничиться было нельзя, я старалась уложиться в минимальное количество слов. Разговор у нас происходил примерно так:

— Вы все в тот вечер выходили из-за стола?

— Да.

— А в какой последовательности, не помните?

— Только частично.

— И в какой же?

— Сначала Полторацкий, потом я, потом Прохоров, потом Марк, а потом уже все подряд, по очереди.

— Вы не заметили, может быть, кто-нибудь отсутствовал неоправданно долго, значительно дольше других.

— Не заметила.

— А что-нибудь необычное вам в глаза не бросилось? Например, может быть, у кого-то внезапно изменилось настроение или поведение?

— Насколько я помню, нет.

— На следующий день, когда вы заходили к Полторацкой, вам никто не попадался на глаза? В холле? В коридоре? Может быть, где-нибудь хлопнула дверь кабинета?

— Нет.

— Вы подошли к кровати?

— Да.

— Не заметили, Полторацкая дышала? Какое-нибудь движение, дрожание век, пульсирующую жилку не помните?

— Нет.

— В каком положении она лежала?

— На левом боку, лицом к окну.

— Поза не показалась вам неестественной?

— Нет.

И так далее и тому подобное. Белов повторял одни и те же вопросы на разные лады, снова и снова возвращался к одним и тем же моментам, но, по существу, не спросил ничего нового. Все это я уже рассказывала ему на самом первом допросе. Правда, тогда я говорила куда пространнее и охотнее. Теперь, с каждым моим кратким ответом Белов напускал на себя все более мрачный вид, хотя моя лаконичность должна была облегчить ему ведение протокола — сегодня беседовали без магнитофона.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Прочтите это и распишитесь, пожалуйста.

Я внимательно прочла все листочки и поставила на каждом свою подпись.

— По-видимому, это последняя наша с вами официальная беседа, Варвара Андреевна. Начальство срочно отзывает меня назад в Симферополь. Ваше дело решено разделить на две части. Местные власти еще раз проверят персонал пансионата и отдыхающих, а также туристов, остановившихся по соседству с пансионатом, на предмет возможной связи с Полторацкими. Вы и ваши друзья вольны вернуться домой. Мое начальство созвонилось с Москвой, и там любезно согласились взять на себя столичные связи Полторацких. В конце концов, может, это и правильно, не знаю. Я не люблю передавать другим дела, которые начинал сам, но приказ есть приказ. Копии всех материалов следствия должны быть отправлены в Москву уже сегодня. Возможно, там лучше справятся с делом, но мне, честно говоря, в это не верится. Материальных улик нет, свидетелей — тоже, рассчитывать можно только на победу в психологическом поединке с убийцей. А убийца — если это не посторонний, которого мы проворонили, — по-настоящему крепкий орешек. Так что по всем признакам шансов на раскрытие этого преступления немного. — Заметив, как вытянулась у меня физиономия при последних его словах, Белов сделал паузу. — Вы что-то хотели сказать, Варвара Андреевна? — спросил он с прекрасно разыгранной надеждой в голосе.