Тени не исчезают в полдень - Елизавета Бережная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, что там было? — шёпотом позвал Алек. Как глупо прозвучало это. Слова вообще любят звучать не так, как кажется, пока произносишь их про себя.
— Ничего, — отмахнулась Камилла.
Алек ещё стоял за её спиной. Камилла походила на каменное изваяние. Опустив голову, развернувшись вполоборота к окну, она следила за чем-то снаружи. Или только играла. Алек хотел бы знать.
Настаивать было бы бестактно, даже грубо. Алек знал, как ощущается вторжение в личное пространство. Люди бесконечно допытываются, вскрывают старые раны. Именно так уничтожают доверие.
— Мы были на месте. В комнате Миланы нашли сумку Багова, ничего интересного внутри не было. Так, мелочь, фотокарточка его с Миланой, пустой блокнот, кепка.
Камилла сухо перечислила факты. Скажи она о приближающемся метеорите, Алек не придал бы этому значения. Он всё слышал, но думал только об одном: «Что могло произойти там с Камиллой?»
— Тени? — тихо предположил Алек.
Камилла мотнула головой. Распущенные волосы ударили её по щекам. Камилла откинула их за ухо и соскочила с подоконника. И Алек понял: он угадал.
— Вы были… дома? — Раздался за спиной надтреснутый голос.
Алек узнал того, прежнего, Арсения, растрёпанного мальчишку. Он потерял сестру… И как мог Алек забыть… Почему-то за последний день он так привык смотреть на Сеню как на младшего коллегу. Из головы напрочь вылетела причина его появления здесь.
Алек обвинял себя в жестокой бестактности. Камилла опустила глаза, не ответила. Макс мерил шагами расстояние от доски до стены. И все они пытались придумать, как уйти от опасной темы. Только Сеня оставался непреклонен.
— Что там? Что вы знаете? — Он говорил всё громче. Слова звенели в сгустившемся воздухе и оседали на полу. Наверное, они были холодными, потому что мурашки пробежали по ногам. А пылинки кружились в солнечном свете. Алек, сбегая от ответа, следил за их танцем.
— Скажите же! — Голос Арсения сорвался на крик, и глаза его, вспыхнув, потухли, как пламя свечи под порывом ветра. Последние слова Алек прочитал по дрожащим губам: — Вы говорили: я узнаю первым.
— Нечего узнавать, — одним ударом Камилла обезоружила Сеню, кинула быстрый взгляд на окно, но передумала и упала в кресло.
Хлопнула дверь. Сеня выбежал из отдела. Макс, тяжело дыша, прислонился к стене. Алек ждал, и каждый удар секундной стрелки бил по барабанным перепонкам. Время никогда ещё не ходило так громко.
Вернулись Андрей, Олег и Руслан. Последний выглядел уставшим и разочарованным. Когда, пожаловавшись на неудачу, он закрылся в кабинете, а остальные разбрелись по своим местам, Алек повернулся к Максу, на всякий случай ещё раз прижал палец к губам и выскользнул за дверь.
Пустой коридор заканчивался короткой лестницей. Алек почти бежал. Эхо подхватывало его шаги и разносило, казалось, по всему участку. Оно смеялось и звенело. А стены осуждающе глядели на Алека с обеих сторон и сжимались, протягивали навстречу невидимые лапы. Алеку хватало назойливого голоса собственной совести. Ни к чему ему были тени на стенах.
Сеня не мог остаться в участке. Прошло время. Должно быть, он нашёл укрытие. Алек выскочил на улицу, озираясь по сторонам, остановился на перекрёстке и повернул к скверу. Редкие люди прохаживались вдоль клумб и газонов. Алек мысленно разделил их на три типа: семейные, дружные и одиночки. Так легко разделить любую толпу. Если вообще возможно делить людей на группы…
Нелепые мысли крутились в голове. Алек свернул с аллеи в самые кусты можжевельника и туи. Мелкие колючки впились в кожу, царапали руки. Люди, наверное, оборачивались, чтобы посмотреть на «пьяного идиота», который лезет по давно заброшенной тропинке, когда рядом широкая ровная дорожка. Алек же раздвигал ветки, пролазил под особо толстыми и колючими, пока тропинка не уперлась в маленькую беседку. Она вся прогнила, заросла, крыша прохудилась, потрескались скамейки. Зато дикие розы, глицинии и клематисы заплетали её. И беседка пестрела всеми цветами радуги.
Внутри вырисовывался на фоне плетущегося винограда человеческий силуэт. Алек выглянул из-за деревьев и подкрался чуть ближе. В силуэте он легко узнал Арсения.
Другой вошёл бы сразу. Алек не мог. Он стоял как вкопанный, следил за силуэтом в беседке и беззвучно шептал не предназначенные для чужих ушей слова, так, мысли вслух. Влезть сейчас в беседку значило не поддержать, а навязать свою поддержку. Алек понимал это, как никто другой. Когда появляются в доме совершенно незнакомые люди, выставляют себя родственниками и жалеют, окружают заботой и сочувствующими взглядами… А потом пропадают, когда узнают, что в наследство один долг.
Иногда человеку нужно побыть одному. Алек отвернулся, прислонился к старой туе, и шишки вперемешку с иголками посыпались на голову и запутались в волосах. С тихим проклятьем Алек отпрянул и влетел локтем в ствол другого дерева. По руке побежали ёжики. Алек спрятал ладони в карманы и снова перевёл взгляд на беседку.
Арсений говорил по телефону, с кем, Алек услышать не смог. Каково же было его удивление, когда из беседки раздался дрожащий, но весёлый голос. Маски. Снова маски. Все лгут, притворяются. И Алек тоже лгал и притворялся. И этот мальчишка пытался за притворством скрыть боль. Как глупо! Никто не умеет врать по-настоящему.
Голос Сени остался по-прежнему звенящим и чистым. И что было ложью: весёлая усмешка или дрожь? И то и другое. Алек убедился в этом, когда ступил на деревянную доску беседки. Она заскулила и прогнулась под ногой…
Молчание — вот самые громкие слова. Алек сжал мокрую ладонь Арсения. Ветер подхватил молчание и разнёс, рассеял его над сквером. Алек вспомнил ночь с Машей в беседке заброшенного парка. Он словно вернулся в прошлое, но с другим человеком. Алек слушал сверчков и отдалённую музыку, колыхающиеся листья деревьев заворожили, загипнотизировали его. Арсений вцепился в его руку. И так тяжело вдруг стало от мысли, что этот мальчишка ищет поддержки не в родном доме, не в семье, даже не среди друзей, а у едва знакомого человека. Беззвучные слёзы текли по щекам Сени. Он быстро моргал, кусал губы, пытаясь унять дрожь. Скрываемые эмоции вырвались на свободу. Скорбь Сени была особенной: тихой, таинственной и оттого неприкасаемой. Поэтому Алек молчал. И даже птицы перестали переговариваться.
Время бежало, жизнь летела, но здесь она остановилась ненадолго, взяла передышку. Алек был вне времени, он окончательно потерял счёт минутам. И всё равно, что в отделе ждут. Операция назначена на вечер. Больше Алек ни на что не надеялся.
Понимание достигло
