Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

Я не выдержал и рассмеялся, насколько позволяло мое состояние.

— А еще есть Лютики и Бины, и много-много других…

— Ты о чем? Впрочем, я понимаю. Они есть. И все они бессмысленны, как эта мокрая после дождя дорога. Проезжаешь в одну секунду — и ничего не остается. Но ты… Ты другой. И я это поняла. И мне для этого столько пришлось пережить.

— Мне тоже.

Я вспомнил побег из Сосновки, роковую встречу с Ростиком, свою собаку, которая меня не простила, и сирень, совсем молоденькую, полыхающую маленькими фиолетовыми огонечками на могиле Марианны, моей костюмерши и бабушки Лиды. А еще скрипучую калитку, колыхающуюся от ветра, и ее заунывный плаксивый скрип в ожидании Лиды. Мне так хотелось ей все рассказать! Что пережил, и зачем все это переживал. Мне так хотелось, чтобы она наконец-то меня поняла. Она поймет, иначе и быть не может. Потому что она уже давно все поняла. С тех пор как осталась без меня. И не нужно будет ей ничего объяснять. Хотя у нас впереди целый вечер и целая ночь, и как знать, сколько у нас еще впереди.

— Лида. — Я прикоснулся ладонью к ее шее, длинной, теплой. И она встрепенулась. Она любила меня точно так же, как тогда, в Сосновке. Поэтому она единственная смогла меня узнать.

— Ты — лучше их всех! — Лида оторвала одну руку от руля и протянула ее к моему лицу. И нежно погладила.

— Нет, я не лучше. Я просто несчастнее.

— Я это знала. И поэтому поняла, что наша встреча не случайна. Потому что ты должен быть и лучше, и счастливее. Ты имеешь на это право.

Машина казалась наэлектризованной. Температура воздуха в салоне автомобиля, казалось, зашкаливала за все всевозможные пределы. Меня колотило. Теперь я увезу Лиду от этого бессмысленного, пустого мира. Туда, где мы были так счастливы. И возможно, на старом погибшем дубе, где мы встречались, уже расцветают молоденькие листочки.

— Лида, — прошептал я пересохшими губами, — Лида…

Она не выдержала, на секунду оторвала руки от руля, чтобы ответить на мой мимолетный поцелуй. И прошептала, горячо, страстно, беззаветно, так умела шептать только она:

— Ростик…

Машина, оставшись на секунду без управления, подпрыгнула на кочке. Лида судорожно вцепилась в руль. И мы едва успели увернуться от грозно надвигающегося самосвала, съехав на обочину. Я опять ударился головой о лобовое стекло. Все же Лида вовремя смогла взять ситуацию — вместе с рулем — в свои руки. Она вовремя опомнилась. Опомнился и я. И полностью отрезвел. Голова моя гудела. И на лбу выступили капли крови.

— Боже, Ростик! — Лида выскочила из автомобиля, уселась на колени и стала промакивать мою ссадину салфеткой с йодом. — Господи, Ростик. Мы чуть не погибли.

— Но не погибли же, — пробубнил я.

Она даже не заметила, что мой тон из приторно-ласкового тут же превратился в ледяной. Она списала это на шок.

— И слава богу! — Она без конца взывала к Богу. Словно Бог просто обязан был выполнять ее прихоти. Хотя, похоже, он выполнял.

— Ростик, миленький, я совсем сошла с ума из-за тебя. Я даже не помню, как все случилось. Ты только прикоснулся, милый. Ко мне еще никто так не прикасался. И ничего подобного я не чувствовала.

Она откинулась на заднее сиденье и не к месту расхохоталась. Похоже, она тоже пережила шок. Но в отличие от меня, иной. Чисто физический.

— А знаешь, теперь наша любовь окроплена кровью. Как бы мелодраматично это ни звучало.

Мой лоб по-прежнему кровоточил. Лида осторожно прикоснулась к ране губами.

— Мог бы получиться прекрасный финал для фильма про любовь. Правда, Ростик?

Я смотрел на Лиду и молчал. Даника вновь не существовало. А я-то думал, что меня еще кто-то помнит в этом мире, что я кому-нибудь еще нужен. Какая наивность. Это ведь прежняя Лида. Она ни капли не изменилась. И ничего не пережила. Она просто вновь влюбилась. Правда, ее амбиции пошли дальше. Она уже не хотела любить смазливого Эдика из рекламных клипов, не хотела эксцентричной любви к леснику Дане. Это все в прошлом. И все для нее стало гораздо проще. Она повзрослела. У нее появился шанс сочинить роман с преуспевающим актером. Только она не учла одного. Преуспевающий модный актер этого не желал. И все же он помнил, что впереди ночь. И наверно, на что-то еще смел надеяться. Вдруг этой ночью к ней вернется Даня? Вдруг она его вспомнит? И вдруг вновь полюбит?

Эта ночь не вернула Даника. Лида страстно повторяла имя модного актера Ростика и всеми богами, которые были придуманы и еще нет, клялась, что любит его навеки. А Даня старался, чтобы его вспомнили. Ведь это его давным-давно так любили в Сосновке. Но чуда не произошло. Даже у женщины, которая с ним когда-то провела не одну ночь и которая, наверное, любила его, ни разу не возникла мысль, что это не Ростик. Она любила этой ночью только Ростика. И никто для нее не существовал на белом свете.

Не скажу, что с моей стороны это было местью. Меня оправдывало, что я тоже любил или хотя бы пытался реанимировать нашу любовь. И не моя вина, что ничего из этого не вышло. Любовь была другой. Я не был Даней. Только Лида осталась прежней.

Утром я долго смотрел на нее, еще спящую. Одеяло отброшено в сторону, лучи осеннего солнца освещают ее золотистый загар. Она была прежней. Той же тысячной топ-моделью, которую я по ошибке когда-то полюбил. Потому что в Сосновке подобного не встречалось. И этой ночью я навсегда уничтожил любовь, убил, раздавил, в моем сердце не осталось даже капли жалости. И даже мой вечный оппонент — совесть — мудро и тактично молчала.

Я торопливо оделся. Я был похож на тысячу супергероев, сбегающих по утрам от восторженных девиц, чтобы не видеть слез и не слушать мольбы. Я становился истинным Ростиком, и меня это уже не столь угнетало.

Лида проснулась от шорохов, сладко потянулась, потерла кулачками сонные глазки. Широко их распахнула. Она играла во влюбленную девочку. Казалось, что вот-вот она попросит подобную роль. Разве плохо она ее сегодня отрепетировала?

— Ты куда-то уходишь, Ростик? — В глазках неподдельный испуг.

— Сама понимаешь, милая, я артист нарасхват. Сплошные съемки. Как они меня достали! — сказал я тоном уставшей знаменитости.

— И когда ты придешь?

— Я? — Мой тон был удачно выстроен под легкое непонимание. Словно спросили у меня какую-то несусветную глупость. — А зачем, милая, и разве нам так было плохо, чтобы пытаться что-то исправить?

И Лида расплакалась. Наверное, искренне. Супергерой ускользал из-под носа. Ее не любили. А впереди маячили лишь одни Эдики. Мне вдруг стало ее искренне жалко. К тому же когда-то я ее искренне любил. Я пригладил ее светлые волосы и потрепал по румяной после сна щечке, на которой еще виднелся след от подушки.

— Ну же, девочка, не нужно плакать. У меня и впрямь много дел. А ты такая хорошенькая.

— Правда? — Она подняла на меня умоляющий взгляд, пытаясь зацепиться за последнюю фразу. Она была похожа на всех хорошеньких девушек. Но считала, что хорошенькие дорого стоят. Вдруг и на сей раз повезет.

Мне больно было смотреть на этот умоляющий взгляд. И я решил воспользоваться последним шансом.

— Ты к тому же такая оригинальная, знаешь, я как-то сразу понял, что ты довольно необычна.

Она воспрянула от моих слов. И даже приподнялась на кровати, демонстрируя, как на подиуме, свою безупречную фигуру.

— К тому же я уверен, что ты способна на неординарные поступки, — продолжал провоцировать я.

Она беспомощно оглянулась. Она не знала, как доказать свою эксцентричность. И ее взгляд упал на старинное хрустальное блюдо. Это в мои планы не входило.

— Ну же, пока есть чуточку времени, расскажи, ты ведь была влюблена?

Лида замотала головой.

— Так, как в тебя? Это невозможно.

Еще бы она сказала другое, когда я был рядом.

— Ну хорошо, но не так. Но я чувствую, всем сердцем чувствую, что ты настолько оригинальна, что в твоей жизни случился какой-нибудь экзотический персонаж. По-моему, даже что-то прослышал о твоей любви, которая всех шокировала.

Лида сморщила узенький лобик. Она не понимала. Более того, она вспоминала. Неужели она напрочь забыла лесного бога?

— Экзотический? — робко переспросила она, словно пыталась вспомнить какую-то гориллу, вдруг возникшую у нее на пути.

— Ну же, я по твоим глазкам вижу, чистым и невинным.

Она вновь растерянно похлопала глазками, демонстрируя чистый и невинный взгляд.

— Ах да, — она запнулась. Даже попыталась покраснеть. Но я помнил, что Лида, в отличие от Риты и Вальки, никогда не краснела. — Ах да, даже стыдно вспомнить. Лесник какой-то. Такой большой, заросший, с длиннющими руками. На гориллу похожий. Это я назло Эдику закрутила и с ним интрижку. Ну, на спор, что ли. Он не верил, что я, из такой хорошей, порядочной семьи…

— Из среды «золотой молодежи», — поддержал ее я.

Эта поддержка возымела действие. Лида даже гордо встряхнула головой и повела своими покатыми белыми плечами. И поправила золотой перстень на тоненьком пальчике. Ведь она была из «золотых».