Черное танго - Режин Дефорж

— Мне бы не хотелось пробуждать тяжелые воспоминания о чудовищных событиях.

— На мой взгляд, их невозможно забыть.

Франсуа Тавернье произнес эти слова таким сухим тоном, что Владимир д'Ормессон удивленно приподнял брови.

— Я не то хотел сказать. Вы, несомненно, в этот момент подумали о вашей жене… Я восхищаюсь мужеством мадам Тавернье и очень ценю доверие, которое вы оба мне оказали, поведав столь печальную историю. А мадемуазель Дельмас знает об этом?

— Да. Но она единственная из нашего окружения, кто знает.

— Я не забуду этого. Пойдемте к дамам.

22

Леа провела всего восемь дней в Мар-дель-Плата у Виктории Окампо, где еле успевала отвечать на многочисленные приглашения, поступавшие от золотой молодежи этого прелестного уголка. Речь шла о морских прогулках, о пикниках в соседних усадьбах, об экскурсиях на велосипеде, о партиях в теннис или в гольф, о вечерах танцев или о чаепитиях то у одних, то у других. Молодая француженка, приглашенная Викторией Окампо, одной из наиболее заметных личностей в Мар-дель-Плата, была просто нарасхват.

В Буэнос-Айресе Рождество и Новый год прошли в сплошных празднествах и балах. Леа и Сара были признанными королевами французской колонии и присутствовали на всех вечерах в посольстве Франции. Нападение на Тавернье больше не обсуждалось, о нацистах не было сказано ни слова, Самюэль и Даниэль Зедерманы, как и Ури Бен Зоар и Амос Даян, находились в Буэнос-Айресе и вели себя как обыкновенные туристы. Кармен Ортега отвела Сару и Леа к преподавателю танго. Сложные фигуры танца — полуприсяд, восьмерка, коррида — были прекрасно известны Кармен. Сара оказалась очень способной, тогда как Леа путала движения.

— Больше гибкости, более плавно, пожалуйста… следуйте за движениями партнера, — объяснял преподаватель, в прошлом известный исполнитель танго, Артуро Сабатини. Волосы у него были прилизаны, а костюм тесноват, и живот ему с трудом удавалось подтянуть даже с помощью корсета.

Комната, которую занимала Леа на вилле Виктории, была, как и все остальные комнаты в доме, оклеена обоями с изображением птиц. С ними хорошо сочетались шторы и мебель из расписного дерева. Воздух во время сиесты, во второй половине дня, становился влажным, и эти растительные мотивы придавали комнате вид оранжереи или джунглей. Ковер с крупными розами дополнял картину. Красивый деревянный дом с балконами и верандами, выходящими в тенистый парк, чем-то напоминал ей Монтийяк, а Анжелика и Виктория Окампо — ее тетушек, Альбертину и Лизу де Монплейне. Хозяйка каждое утро работала в шестиугольном кабинете, доверив сестре и своей верной помощнице Фанни повседневные хлопоты. Вечерами, после ужина, она прогуливалась с Леа и несколькими друзьями в саду, иногда присаживалась на скамью и очень хорошо читала стихи. Леа нравились эти спокойные и немного грустные вечера. В то же время она уже начала скучать. Ей очень недоставало Франсуа. Она так сильно желала его, что каждую ночь подолгу не могла уснуть. Его редкие ласки лишь разжигали ее желание. Пылкое объятие, в котором они слились в ее номере в отеле «Плаза» после посещения посольства Франции, напоминало ей разгул стихии. Новомодные танцы, такие как меренга или самба, купание в море, солнце, настойчивые ухаживания мужчин приводили ее в такое состояние, что она сама думала о себе как о «суке в период течки». Если Франсуа хотел, чтобы она не наделала глупостей, ему следовало бы приехать за ней.

В шортах и белых сандалиях, повязав голову платком, Леа ехала на велосипеде по приморской дороге. Она должна была встретиться в гольф-клубе с Хайме Ортисом и его сестрой Гильерминой. Эти двое, немного моложе Леа, были заводилами компании юношей и девушек, не думавших ни о чем, кроме развлечений. Все они происходили из самых знатных семей Аргентины и с легкостью проматывали родительские деньги.

В гольф-клубе Рильермина Ортис и ее подруга Мерседес Рамос окружили Леа.

— У вас от нас секреты, дорогая. Там вас ждет очень привлекательный мужчина… Не притворяйтесь удивленной, он, как и вы, француз.

Франсуа, конечно же, он, и никто иной, так взволновал этих девчонок…

Они проводили ее до террасы, где выпивали и беседовали элегантные люди, к столику, за которым в окружении трех девушек сидел Франсуа Тавернье. Похоже, он произвел на них впечатление.

— Вот она, — сказала Гильермина.

Он обернулся. Аргентинский климат шел ему на пользу. Загар подчеркивал яркость его светлых глаз и черты неотразимого самца, проглядывавшие в его облике. Их взгляды встретились, и все безошибочно определили: эти двое любят друг друга. Ох, уж это бесстыдство, с которым они всегда с первой минуты стремились завладеть друг другом!.. Тавернье прекрасно отдавал себе отчет в том, что их отношения переставали таким образом быть секретом для окружающих, но, с другой стороны, что он мог поделать? С каждой встречей она становилась все красивее! Он чуть было не расхохотался, глядя на разочарованные физиономии девушек, когда он и Леа дружески пожали друг другу руки. Их разочарование только усилилось, когда Леа спросила:

— Как поживает твоя жена?

— Очень хорошо. Она передает тебе привет.

— Вам, конечно же, о многом надо поговорить, не будем мешать, — вмешалась Мерседес. — Пойдемте.

Франсуа и Леа дождались, пока они отошли достаточно далеко. Подошел официант.

— Что ты будешь пить?

— Апельсиновый сок.

— Два, пожалуйста.

— Хорошо, сеньор.

— Я рада твоему приезду. Что ты здесь делаешь? Где Сара?

— Я тоже рад тебя видеть. У меня была встреча с чилийцами в Мар-дель-Плата. Перед их отъездом я услышал, как эти девушки говорили, что ты должна приехать, и я сказал им, что тоже жду тебя. Сара вернулась в Буэнос-Айрес.

— Почему ты не приехал на виллу Виктории?

— Я бы приехал, если бы не встретил тебя здесь. Я должен немедленно вернуться в Буэнос-Айрес. Даниэль исчез.

— Даниэль?..

— Да, три дня назад. Последний раз я его видел в «ABC», пивной, куда захаживают нацисты. Амос и Ури, кажется, что-то выяснили с помощью журналиста из «Ла Плата Цайтунг».

— А Самюэль?

— Он с ума сходит от беспокойства. Что касается Сары, она получила подтверждение, что Роза Шеффер и Ингрид Заутер, ее ассистентка, находятся сейчас в Буэнос-Айресе. Они остановились в «Хьюстоне» и выходят на улицу только ночью в сопровождении трех-четырех телохранителей.

— Так ведь Даниэль, кажется, тоже остановился в этом отеле?

— Да. Накануне исчезновения он говорил мне о своем намерении переехать оттуда. Он уже не чувствовал там себя в безопасности.

— Полиция в курсе дела?

— Более или менее. Вчера я видел генерала Веласко в посольстве Франции. Он как бы случайно спросил меня, не слышал ли я о сионистских сетях, преследующих нацистов. Я не уверен, удалось ли мне убедить его в том, что я ничего не знаю.

— Я возвращаюсь в Буэнос-Айрес.

— Об этом забудь и думать. События могут принять непредсказуемый оборот. В Мар-дель-Плата ты не подвергаешься такой опасности. В Буэнос-Айресе царит обстановка всеобщей подозрительности. Тебя это тоже может коснуться. Перонистская полиция арестовала уже многих: студентов, коммунистов, иностранцев…

— Это лишний довод в пользу того, чтобы я ехала с тобой.

— Прошу тебя, Леа, не вноси лишней сумятицы. Если бы ты действительно хотела доставить мне радость, ты бы первым же самолетом улетела в Париж…

— Ты меня не любишь, иначе…

Он порывисто схватил ее за руку.

— Замолчи, дурочка. Если бы я тебя не любил, мне было бы совершенно все равно, здесь ты или в другом месте. Но ты мне дорога. Я не оставил надежды, что когда-нибудь мы с тобой окажемся вдвоем вдали от всех тревог. Оставайся в Map-дель-Плата с Викторией Окампо.

В его тоне она почувствовала мольбу, и это ее глубоко взволновало.

— Как ты скажешь.

— О, спасибо, дорогая моя, ты даже не представляешь, какой груз сняла с моей души. А теперь я должен ехать.

— Так скоро?..

— Мне предстоит еще проехать четыреста километров по этим ужасным дорогам, а вечером у меня встреча.

— Когда мы увидимся?

Он промолчал, но так посмотрел на нее, что она едва не бросилась ему на шею. Все ее тело сопротивлялось усилию, которое она прилагала, чтобы устоять перед этим желанием. Она протянула ему дрожащую безвольную руку.

— Прошу тебя… Ты ведь не будешь плакать?

— Нет, — покачала она головой. Глаза ее были полны слез.

По мере того, как он удалялся, ей казалось, что ее разрывали на части.

— Ваш друг уехал?.. Как жаль, что такой соблазнительный мужчина женат, — сказала Гильермина.

— А французы все такие? — поинтересовалась Мерседес.

Леа сделала над собой усилие, чтобы ответить со смехом:

— Все. Вам стоило бы попросить родителей, чтобы они отправили вас во Францию.