Сингапурские этюды - Юрий Савенков

На мой взгляд, самое яркое описание Сингапура вы найдете в гончаровском «Фрегате, Паллада“». Писатель побывал здесь в мае — июне 1853 года. Это была морская экспедиция во главе с адмиралом Е. В. Путятиным, снаряженная с целью установления торговых отношений с Японией. И. А. Гончаров был приглашен в качестве секретаря, вел судовой журнал, а по возвращении подарил русской литературе «Фрегат „Паллада“».

Мы стояли у ажурного мраморного креста. Только что возложили венок на надгробие: «Владимиру Астафьеву — от советской колонии в Сингапуре». Дождь утих, и тучи медленно уплывали, но полуденный жар уже наспевал. Мы говорили о моряках, которым привелось побывать в этих широтах на заре современного Сингапура. Вспоминали «Фрегат, Паллада“», меткие описания Гончарова. Вот пакгаузы: «Они стоят безмолвные теперь; но чуть завеет ожидаемый флаг, эти двери изрыгнут миллионы или поглотят их», «Сингапур как складочное место между Европой, Азией, Австралией и островами Индийского океана не заглохнет никогда». Это ведь и сегодня верно.

И, глядя на накалявшееся солнце, один из нас сказал: «Помните, у Гончарова: „Где я, о, где я, друзья мои? Куда бросила меня судьба от наших берез и елей, от снегов и льдов, от злой зимы и бесхарактерного лета?“»

В ажурной листве акаций мелькали белые майки и блузки школьников. Учительница истории привела ребят в Форт-Кэннинг, и они, видимо, только что проделали путь извилинами холма и теперь возвращались. В вязком тропическом воздухе их голоса и смех звучали приглушенно, мягко, певуче…

Культурная пустыня?

Эпитеты, сравнения, ярлыки

Среди разных ярлыков, которыми авторы награждают Сингапур, я столкнулся и с таким: «культурная пустыня». Встретилось это нелестное определение в статье одного американского автора.

Потом, когда я жил в Сингапуре, сталкивался с этим ярлыком не раз. Чаще всего к нему апеллировали на обедах и коктейлях заезжие гости с Запада. Их холодная убежденность была столь слепой и вызывающей, что не оставляла собеседнику, пытавшемуся возразить, никаких шансов. Ведь эти заезжие гости не утруждали себя посещением театра, концертного зала или выставки живописцы. Они уверовали в ярлык, его непогрешимость и жили в созданной их воображением мифической «культурной пустыне».

Иногда я просил прокомментировать эту оценку кого-нибудь из местных людей. Отвечали по-разному. Одни отшучивались (какая там пустыня во влажном тропическом Сингапуре?), другие возмущались (как можно подходить к чужой стране со своими мерками?), в редких случаях собеседники со вздохом соглашались (да, нет у нас культуры!).

Флейтист на мосту

По роду работы корреспондентом Агентства печати «Новости» мне пришлось прикоснуться к культурной жизни республики.

Вот на сцене Национального театра выступает Сингапурский ансамбль танца (ритмичный малайский танец с зонтиками сменяется грациозным индийским танцем павлина, а за ним — зажигательным китайским танцем льва).

Вспоминаются одухотворенные лица школьников, склонившихся над мольбертами в парке Тоа Пайо во время традиционных соревнований молодых художников.

На ступеньках перекидного моста через магистраль сидит мальчик в белой майке и белых шортах. Вдохновенно играет на флейте. И льется над этим звенящим дорожным потоком тонкая музыка, напоминая автомобилистам далекую невозвратимую пору детства, намекая, что деловым, вечно спешащим людям нужна не только мелодия клаксонов и шин.

Среди эпизодов, что сохранила память, есть и такой.

Случилось это несколько лет назад на Шэнтон-уэй в белокаменном здании Сингапурского дома профсоюзов на выставке советских художественных фотографий.

Он стоял у фотопанорамы «Красная площадь» и внимательно рассматривал фрагменты, потом обернулся, словно ища поддержки.

— Вы знаете, я видел уже в отдельности Спасскую башню и храм Василия Блаженного на фотографиях, но вот все вместе — панораму Красной площади — вижу впервые. Удивительно интересный ансамбль. Очень люблю архитектуру городов.

— Это ваша профессия?

— Нет, я радиоинженер, недавно закончил Политехнический институт, мечтаю работать на корабле, повидать дальние страны.

Мы медленно пошли вдоль стендов. Около фотографии Майи Плисецкой, в лебедином изгибе благодарившей зрителей за овации, Винсент стоял особенно долго:

— Мне вспомнился концерт артистов советского балета в Национальном театре. Отрывки из «Лебединого озера», «Шопенианы», «Спартака». Это было прекрасно.

На втором этаже в концертном зале только что закончилась очередная воскресная программа «Музыка для всех». Исполняли Генделя. Лестница, ведущая вниз, на выставку, расцвела: золотистые индийские сари, аквамариновые малайские саронг-кебайи, костюмы всех цветов и оттенков… Последними спускались музыканты — в черно-белом. К фотостенду «Играет Святослав Рихтер» подошли трое: два пария с футлярами в руках и молодая женщина в белом. Тонкие, гибкие пальцы выдавали в ней пианистку. Они молча стояли у стенда, потом приблизились к фотографии дирижера — в приглушенном свете концертного зала светилось только его лицо.

— Это Мравинский? — обратилась ко мне женщина и обрадовалась, что узнала.

Мы беседовали о любимых композиторах и исполнителях. Пианистка вспомнила о встрече с Дмитрием Кабалевским в австралийском городе Перте на музыкальном фестивале.

— Удивительная энергия этого человека, его преданность главному своему делу — музыкальному воспитанию детей. Это то, над чем и мы в Сингапуре начинаем работать. Цикл «Музыка для всех» — один из примеров пропаганды музыкальной культуры.

Сплав культур?

Культурная политика независимого государства, которому всего 17 лет, дело не простое. Ведь тому дню, когда на политической карте появилась новая независимая республика, предшествовали долгие колониальные годы. Сколько проблем пришлось решать молодому государству: экономических, социальных, психологических, нравственных. Возникла настоятельная необходимость и в создании собственной культуры. Земля, которую некоторые западные авторы окрестили «культурной пустыней», никогда таковой не была. Скорее это был конгломерат разных культур — индийской, китайской, малайской, индонезийской, арабской. Каждая община хранила и развивала культурные традиции своих предков. Строили храмы по образу и подобию тех, что были на их родине, создавали самодеятельные театры, танцевальные группы, играли в игры, которые помнили их деды и отцы. Но вот культурные связи между общинами, «перекрестное опыление» практически отсутствовали. Бывших колониальных хозяев это не заботило. Им нужны были полуобразованные, малооплачиваемые кадры — клерки низшего ранга, рабочие, кули. Расовая обособленность колониальной поры была освящена старой британской политикой «разделяй и властвуй».