Под парусом в Антарктиду - Георгий Карпенко

Законы Испании, применяемые в отношении иностранных судов, существенно не изменились с тех пор, как Колумб завез их в Южную Америку. Поэтому перед тем, как отправиться в префектуру для оформления прихода, я подробно и въедливо перепоручил мужикам дела по лодке, как будто надолго покидал их. Я действительно не ошибся: приход «Урании-2» я оформлял трое суток и несколько раз уже был готов послать их, но, видно, терпение, не присущее мне на гражданке и приобретенное лишь за последние месяцы, вытаскивало меня из этого болота, я глотал комки злости и продвигался дальше. Персонал префектуры, работающий с капитанами-иностранцами, как правило, не знал английского языка, странным было то, что их не заставляли его учить, зато весь персонал этого мирного по своей сути заведения был с ног до головы обвешан оружием и всяким железом — наручниками, дубинками. На рабочем столе капитана были горой навалены различные печати, и я разгребал их, чтобы освободить место для заполнения очередного бланка. Капитан префектуры, вторые сутки заполняющий компьютерную форму, вскакивал из-за стола и, буквально заламывая руки, очумевал и начинал бегать в полутораметровом пространстве между двух столов. И все, как я понимал, из-за того, что Дима с Леной и Женькой уехали в Буэнос-Айрес покупать билеты на самолет и увезли с собою свои паспорта. Вечером я рассказал о своих приключениях в префектуре менеджеру яхт-клуба, аргентинцу Хорхе, на что он, скривив лицо, сообщил, что они сами мучаются со своей префектурой. Вообще, с другим коллективом, персоналом яхт-клуба, сложились диаметрально противоположные отношения. Чтобы отремонтировать «Уранию-2», нам потребовался весь потенциал яхт-клуба «Наутико», который был передан нам без всяких ограничений. Круглые сутки мы заряжали все свои аккумуляторы, перевозя их на лодке и таская в мастерскую. Сам Хорхе накручивал телефон и вылавливал парусного мастера, моториста, искал дешевую солярку. Но на фоне множества мелких удач, как бы рассыпанных под наши ноги, грянула беда: в цилиндрах главного двигателя была обнаружена забортная вода.

Упитанный, килограммов на 120, владелец механической мастерской, рыжеволосый немец Адольф Кюнг, обмакнув палец в мутную маслянистую жидкость, выброшенную из коллектора, и смело облизнувший его, неторопливо распробовав, произнес: «Соль». Сердце мое остановилось на время, пока я пытался понять, сколько для нас это может стоить. Но в любом случае нужно было, как минимум, спасать форсунки, и Кюнг унес их в нашей замасленной тряпочке, а на следующий день вернул, блестящими и запакованными в полиэтилен. Он сказал, что форсунки не успели выйти из строя, и я оценил его порядочность. Опресовку форсунок и замену некоторых запчастей к ним он оценил очень даже недорого и еще раз подарил мне радость сознания, что экспедиция продолжается. Подошли наши механики с «ненашего» уже землесоса и провели несколько часов, реанимируя двигатель, это походило на процедуры по излечению тяжелобольного, когда родственники молятся на силу химии и руки врача, подглядывая за происходящим из-за его плеча.

Парусный мастер погрузил три тюка наших парусов на задний бампер своего фольксвагена и, прихватив их веревкой, поехал за ворота яхт-клуба, отрывая передок своей машины, облегчив нас только на 150 долларов. Я уже готов был полюбить Аргентину, как Россию. Осталось закончить с долгами по «Футуро». «Урания-2» тем временем уже стояла в отдалении на бочке, которую выпросил для нее у хозяина местной судоверфи все тот же неутомимый Хорхе.

Ничего лучшего, как презентовать Крису русскую водку, не приходило в мою голову, и мы, погрузив в свою надувнушку ящик «Смирновской», поплыли с Аркадием к англичанам. Аркадий греб и, искоса посматривая на «Футуро», на корме которой развевался германский флаг (эта яхта была немецкой прописки), сказал, опустив голову и как бы сосредоточившись на гребле: «Отец мой подбил четыре немецких танка, а сам весьма уважительно относился к немцам. Он говорил, что это нормальные люди. За то, что мы немножко помяли их релинг, надо, конечно же, дать им водки…» Это была неожиданная для меня, но приятная точка зрения на ситуацию, и я готов был на нее пе-

реползти и потушить свои, возможно, чрезмерные переживания. Во всяком случае, пока я буду в состоянии платить по своим счетам, мне нечего волноваться.

«Когда яхта находится в море, она идет. Когда она в порту, то движения не происходит» — это был ломовой тезис, придуманный мною в основном для Димы. Поэтому, к нашему обоюдному согласию, Дима оставался в Буэйносе и не спеша, полностью в соответствии со своим темпераментом, отправлял девчонок в Австралию, а сам после того перелетал в Ушуаю, куда должна была прийти «Урания-2». К издержкам такого плана относилось то, что Аркадию опять не удастся выпорхнуть на фотосвободу, а Ивану придется регулярно крутить штурвал и сменить радиоволны на серые волны Атлантики.

Мы не могли пройти мимо соблазнительного предложения моряков из Одессы пополнить наши продовольственные запасы. Я не забыл мудрую заповедь, что просто неприлично отказываться от того, что тебе предлагают такие же, как и ты, странствующие по морям люди. Тем более что к этому моменту мне уже пришлось поднять руку на святое — уменьшить сахарную норму — с чем не мог согласиться даже изверг народа — Боцман. Все движения в акватории порта без согласования с префектурой были запрещены, поэтому, когда землесос, который работал по углублению порта, ночью проходил мимо «Урании-2», в воду полетел полиэтиленовый мешок для ребят с «Урании-2». Это сообщение по 72-му каналу нам передали для конспирации на русском языке. «Посылка», освещенная прожектором с землесоса, кувыркалась в волнах в 300 метрах от яхты. Мы сбросили шлюпку, и Боцман погреб пополнять запасы жратвы. Ветер для лодки был встречный, и она почти не продвигалась хотя Сашка молотил веслами, и несколько раз они выскакивали из уключин. Мы оставались на связи с землесосом, комментируя происходящее на 72-м канале, зная, что морские власти по определению не могли знать русского языка. Наконец-то посылка подплыла к лодке с Боцманом, он долго не мог втянуть ее в лодку, а сделав это, с попутным ветром моментом добрался назад, до «Урании-2». В мешок попало некоторое количество воды, и мы втроем еле втащили его на палубу. Морская вода проникает всюду, даже в то, что хорошо закрыто. Это знает каждый, кто хоть немного жил в море.

Пришло время поднимать якоря, которые мы отдали к югу от «Урании-2», оберегая «Футуро» на тот случай, если подует с юга. Мы попробовали поднять якоря со своей надувнушки, но не хватило сил у двоих человек, которые могли это сделать, а троих на одном борту или корме, пытающихся вытянуть якорь, просто не выдержала бы лодка и зачерпнула бы воды. Мы попросили катер из яхт-клуба и втроем поехали к якорям. За рулем сидел веселый аргентинец, работающий в яхт-клубе, который хорошо к нам относился. Когда мы втроем попытались вырвать якорь из ила и надрывались под этой тяжестью, свободный конец, который соединял якорь с буйрепом, намотался на винт катера. Двигатель сразу заглох, и нас начало подтаскивать к тем же волноломам, к которым «наладилась» «Урания-2» по приходу в порт. Недолго думая, я вывалился за борт и, ныряя под катер, стал распутывать веревку. Но винт намертво затянул ее на себе, и от натяжения она словно окаменела. Мне передали нож, и я принялся ее резать. Пока я занимался этим, катер сдрейфовало вплотную к волнолому, он вошел в прибойную зону и летал уже в пяти метрах от береговых камней. Аргентинец вызвал по рации второй катер, но тот явно опаздывал к кульминации. Когда катер подтянуло вплотную к камням, Аркадий и Артур вывалились из него и, болтаясь в воде между бортом и камнями, стали отталкивать катер. Это продолжалось минут семь, и риск, что кто-то попадет между бортом и камнем, был велик, но все обошлось, подскочил катер и оттащил нас от берега. Он потянул нас на буксире к входу в яхт-клуб, мы сидели по бортам мокрые и отдувались. На Аркадия, когда он боролся с катером, насели сотни каких-то мелких пиявок. Он был в футболке и плавках. И когда мы проплывали мимо «Урании-2», он сказал, что «куда я такой поеду», бросился в воду и поплыл к яхте. Мы продолжали плыть к берегу, а он плыл, как морж, здоровый и большой, отмываясь от этих пиявок.