Обнажённый Бог: Феномен - Питер Гамильтон

— Так почему тогда все вы живете в аркологах? — недоумевала Луиза.

— Жара, — с печалью в голосе ответил Обри. — Знаете ли вы, сколько тепла выделяет современная индустриальная цивилизация, насчитывающая свыше сорока миллиардов человек? — он указал на висевший под ними шар. — Теплом этим можно расплавить полярный лед. Мы, разумеется, приняли превентивные меры. Построили орбитальные башни, чтобы космические корабли отныне здесь не приземлялись и не добавляли тепла в атмосферу. Но как бы мы ни были экономны, убрать это тепло так быстро и повернуть тем самым время вспять мы не в состоянии. С окружающей средой у нас и так забот полон рот.

— Значит, дело совсем плохо? — спросила Женевьева. Ей казалось: то, что он рассказал, было хуже, чем даже в потустороннем мире, хотя дядька этот не казался шибко расстроенным от случившегося с ними катаклизма.

Он улыбнулся, любовно глядя на планету.

— Да, это лучший из миров Конфедерации. Хотя, полагаю, о своей родине все так говорят. Я прав?

— Я люблю Норфолк, — сказала Луиза.

— Ну разумеется. Но, позволю себе заметить, тут вам покажется очень шумно. Такого вам испытывать не приходилось.

— Да, я знаю.

— Ну и хорошо. Будьте здесь осторожнее. Люди не бросятся вам помогать. Такая у нас культура, понимаете?

Луиза искоса на него взглянула.

— Вы хотите сказать, что иностранцев здесь не жалуют?

— Нет, ничего подобного. Расизма здесь нет. Во всяком случае, открытого. На Земле каждый — иностранец по отношению к своему соседу. Это оттого, что нам так тесно. Приватность — это благо, о котором мечтают. В публичных местах с незнакомыми не разговаривают, отводят глаза. Происходит это оттого, что они и сами хотят, чтобы с ними так обращались. Сейчас я нарушаю табу, беседуя с вами. Вряд ли другие пассажиры с вами заговорят. Но я бывал в других системах и знаю, как странно все вам сейчас кажется.

— Что, с нами никто не будет говорить? — встревожилась Женевьева.

— Во всяком случае, не с такой охотой, как я.

— Что ж, мне это нравится, — сказала Луиза. Доверия к Эрлу Обри она так и не почувствовала. В глубине души она боялась, что он напросится к ним в провожатые. Достаточно она натерпелась от тети Селины на Норвиче. Ну ладно, Роберто хотя бы родственник, а Эрл так и вовсе незнакомый. И установленные на Земле обычаи нарушает, когда вздумается. Холодно ему улыбнулась и повела Джен от окна. Сестренка не сопротивлялась. В кабине лифта было десять уровней, а билеты позволяли им занимать места в любом из четырех этажей. До конца полета Эрла они уже не видели. Оказалось, что о приватности он говорил правду. Больше с ними никто не заговорил.

Изоляция, может, и способствовала безопасности, но десять часов полета показались невыносимо скучными. Долгое время они провели у окна. Земля вырастала в размерах. Луиза даже умудрилась поспать в последние три часа, свернувшись калачиком в большом кресле.

Проснулась, когда Джен потрясла ее за плечо.

— Объявили, что мы входим в атмосферу, — сказала сестра.

Луиза провела щеткой по падавшим на лицо волосам и села. Зашевелились и другие дремавшие до сих пор пассажиры. Вынула заколку и постаралась придать свалявшейся шевелюре хоть какой-то порядок. Надо будет первым делом вымыть голову. Последний раз она делала это на Фобосе. А может, лучше подстричь их: с короткими волосами легче справиться. Тут же всплывали прежние контрдоводы: столько времени ухлопала на уход за ними, а если острижет, то признается в собственном поражении. На Крикдэйле у нее, конечно, времени было навалом: ухаживала за ними каждый день, да и служанка помогала.

Господи, и чем я тогда целый день занималась?

— Луиза? — осторожно обратилась к ней Женевьева.

Она подняла бровь, удивившись такой интонации:

— Что?

— Ты не рассердишься, если спрошу?

— Не рассержусь.

— Просто ты еще не сказала.

— Не сказала чего?

— Куда мы поедем, когда опустимся на Землю?

— Ох.

Луиза была ошарашена. Она даже и не подумала об этом. Главным для нее было уехать из Верхнего Йорка и избавиться от Брента Руа. В памяти всплыло название города, который наверняка еще существовал.

— Лондон, — сказала она Женевьеве. — Мы едем в Лондон.

Первой построили Африканскую орбитальную башню. По своему значению достижение это не уступало изобретению фьюзеодвигателя. Центральное правительство и политики дали согласие на строительство. Как справедливо заметил Обри Эрл, башня предназначалась для спасения атмосферы от загрязнения. К 2180 году корабли настолько ее испоганили, что метеорологи всерьез предсказывали гибель Земли от ураганов «армада».

Вопрос «строить или нет?» приобрел лишь академическое значение. Грузооборот построенной башни сразу превысил на тридцать процентов то, что перевозил ранее весь флот. Прошли четыреста тридцать лет, и первая в истории башня превратилась в опорный элемент, проходивший через центр современной Африканской башни. В ней выстроили сорок семь магнитных рельсовых дорог, и она стала неуязвима для катастрофических ветров. Оказалось, что дешевле строить новые башни, а не модернизировать существующие.

Самой широкой частью сооружения были нижние пять километров. Здесь башню окружал кожух с туннелями, защищавший кабины лифта от ветров, что позволяло эксплуатировать башню даже при самых плохих погодных условиях. Где заканчивалась башня и где начиналась станция «Гора Кения», определить было почти невозможно.

Ежедневно через башню провозили двести тысяч тонн грузов и семьдесят пять тысяч пассажиров. В основании ее, по восьмидесяти вакуумным трубам, ходили поезда, доставлявшие пассажиров на все континенты.

С целью бесперебойного обслуживания полетов построили несколько залов прибытия. Созданы они были по единому образцу: длинный главный вестибюль с мраморным полом, по одну его сторону таможенные и иммиграционные службы, а по другую — лифты, спускавшие пассажиров к вакуумным трубам. Даже если прибывший на Землю пассажир точно знал, к каким лифтам надо идти, сначала ему необходимо было преодолеть внушительную баррикаду прилавков, продававших все — от носков до предметов роскоши. Выпутаться без потерь, особенно новичку, было не так-то легко.

Би7 продумало все до мелочей. Сто двадцать секретных агентов до времени оставили текущие обязанности, чтобы обеспечить прикрытие. Пятьдесят сотрудников рассредоточились в зале № 9, том самом, куда должны были прибыть сестры Кавана. Каждое их движение фиксировал AI, мониторы установили во всех системах безопасности. Еще пятьдесят агентов поехали в Лондон буквально через минуту после того, как Луиза объявила о своем решении. Двадцать человек держали в резерве на случай неразберихи, ошибок и форс-мажорных обстоятельств.

Не обошлось без споров: всех представителей отличало завышенное чувство собственности, когда дело касалось вверенных им территорий. На проведение операции заявила права Южная Африка, напомнив присутствующим, что станция «Гора Кения» находится в ее епархии. Западная Европа возразила, утверждая в качестве аргумента, что башня всего лишь транзитный пункт на пути в Европу, поэтому за операцию отвечает только она. Другие члены Би7, не понаслышке осведомленные о занудстве Южной Африки и ее приверженности к утомительным процедурным вопросам, поддерживать ее не стали.

Итак, Западная Европа получила карт-бланш и вступила в свои права как на территории станции, так и на всем пути следования сестер.

Южная Африка в раздражении покинула виртуальное совещание. Удовлетворенно улыбнувшись (впрочем, ни малейших сомнений в победе и не было), представитель Западной Европы подключился к AI и расставил секретных агентов по местам. При этом увязал их позиции как со временем прибытия кабины, так и со временем отправления каждого поезда. Компьютер учел все возможные изменения в расписании поездов, предсказал все варианты передвижения сестер в главном вестибюле. Он даже учел, какие именно прилавки привлекут внимание девушек. Удовлетворившись тем, что агенты предусмотрели все непредвиденные случайности, европеец поправил огонь в камине и уютно устроился в кожаном кресле с бренди в руке.

К чести тайных агентов, когда все пятьдесят заняли свои места в зале № 9, обладавший необычайным чутьем Симоп Брэдшоу, худенький мальчик с нежной кожей цвета слоновой кости, их даже и не заметил. Симону исполнилось двадцать три года, но на вид он легко мог сойти за пятнадцатилетнего. Инъекции гормонов остановили рост. Большие карие глаза с поволокой придавали ему печальный вид. Даже и не сосчитать, сколько раз за последние двенадцать лет, проведенные в вестибюлях «Горы Кении», выручал его из затруднительных ситуаций этот умоляющий взгляд. Профиль его вместе с сотней физиономий других местных воришек загрузили в память своей нанотехиики дежурные полицейские. Каждые две недели Симон с помощью косметических пакетов изменял свою внешность, хотя рост и комплекция оставались постоянными. Таким образом он сбивал с толку полицейских, и они не могли сравнить его новый облик с тем, что был заложен в первоначальной программе. Иногда он разыгрывал роль мальчика, потерявшего в толпе богатых родителей, в другой раз, одетый небрежно, изображал уличного хулигана. Когда на нем была не бросающаяся в глаза одежда, он и вел себя так же незаметно. Иногда брал напрокат пятилетнюю дочь родственника и разыгрывал перед окружающими роль старшего брата. Единственное, чего себе не позволял, — это бедной одежды. Бедным людям на этом вокзале делать было нечего.