Исчезающий труп. Тайна пентхауса. Алые буквы - Эллери Куин

— Папа, — сказал Эллери, — в Китае существовал древний способ исчисления времени, при котором сутки делились на двенадцать равных двухчасовых промежутков. Для каждого использовалось название животного: время свиньи — от девяти до одиннадцати вечера, время змеи — от девяти до одиннадцати утра и так далее. Когда я увидел карточки, присланные Коббу, то понял, что они отпечатаны в Китае. Такие линии могли быть проведены только кисточкой. Кто, кроме китайца, стал бы использовать кисть для письма? Я позвонил китайскому ученому и узнал, что промежуток от трех до пяти часов дня именуется временем обезьяны.

— Так вот почему ты заставил меня дать объявление в китайскую газету! — воскликнул инспектор Квин.

— Для шантажиста? — возбужденно осведомилась Никки.

— Конечно нет, — улыбнулся Эллери. — Очевидно, кто-то пытался связаться с мистером Коббом, используя заранее условленный между ними код. Этот человек, несомненно, был китайским другом Кобба, не знавшим, что его уже нет в живых. Объявление в газете должно было пригласить этого человека сюда сегодня между тремя и пятью. Он может прибыть с минуты на минуту.

Лоис Линь быстро повернулась к Эллери:

— Мистер Квин, значит, еще есть надежда?

— Возможно. Если нам повезло с жадеитовым ожерельем мисс Кобб, то почему бы…

— Эллери, — прервала Шейла, — мисс Отеро украла ожерелье? — Она поднесла руку к шее и потрогала кулон.

— Можете не сомневаться, что ваш отец его ей не дарил, — уверенно заявил Сэндерс.

Эллери начал снова говорить, но умолк, услышав стук в дверь.

— Войдите, — отозвался он.

Дверь открылась, и в комнату вошел пожилой китаец. Он медленно повернул к присутствующим свое сморщенное лицо и принялся с интересом их разглядывать.

— Мисса Кобб? — спросил он и, увидев чемодан, вздрогнул.

Глава 19

Лоис Линь и ее отец подошли к вновь прибывшему. Несколько минут они быстро говорили по-китайски. Затем Лоис повернулась к инспектору Квину.

— Это Ли Су, — объяснила она. — Он не говорит по-английски. Он не знал, что мистер Кобб мертв, и пытался связаться с ним.

— Спросите его, были ли драгоценности в чемодане, — велел Эллери.

Лоис повиновалась.

— Мистер Кобб спрятал драгоценности в манекен, — сказала она, выслушав пожилого китайца. — Ли Су сел на пароход вместе с ним под видом работника прачечной. В море мистер Кобб передал ему чемодан, чтобы Ли Су пронес его через таможню. Мистер Кобб знал, что на борту за ним наблюдают иностранные агенты. Ли Су оставался на корабле еще два дня после прибытия в Сан-Франциско. Он действовал как приманка для японских агентов, а тем временем…

Ли Су что-то сказал девушке по-китайски. Хотя Эллери ничего не понял, он видел, что китаец очень взволнован.

— Ли Су говорит, что должен сейчас же открыть чемодан, — сказала инспектору Лоис Линь.

Инспектор кивнул. Ли Су опустился на колени возле чемодана. Отодвинул две медные защелки, откинул крышку и вытащил манекен чревовещателя.

Деревянная голова китайского манекена была плоской, с подвижными глазами и губами. Черные волосы, уложенные в церемониальную прическу, были человеческими. Манекен был облачен в широкий халат из светло-голубого шелка, расшитый желтым, зеленым и фиолетовым.

Ли Су осторожно положил манекен на стол. Запустив руку под халат, он провел ею по одной из плоских неподвижных рук манекена. Внезапно его взгляд просветлел. Он извлек лист бумаги, быстро его обследовал и передал Лоис Линь, лопоча по-китайски.

Лицо Лоис тоже просветлело. Она повернулась к инспектору.

— Ли Су отправил драгоценности в Нью-Йорк по таможенной закладной, — объяснила девушка. — Пошлину нужно было оплатить здесь. Это таможенная квитанция. Чтобы одурачить того, кто мог спросить, не заявлял ли Гордон Кобб на таможне о драгоценностях и не отправил ли он их по закладной, Ли Су выписал квитанцию на имя Шейлы Вентро. Он оставил чемодан внизу для мистера Кобба, зная, что драгоценности может получить только мисс Кобб. Мистер Кобб должен был поручить ей расписаться в квитанции о передаче драгоценностей Обществу поддержки Китая. Не получив известий от мистера Кобба, Ли Су пытался связаться с ним, посылая шифрованные сообщения.

Эллери мог поклясться: известие о том, что драгоценности в безопасности, обрадовало Шейлу ничуть не меньше, чем Лоис Линь, ее отца и Ли Су. Она договорилась встретиться следующим утром с Лоис и членами китайской организации в здании таможни. Девушка явно гордилась тем, что может завершить миссию отца. Но эмоциональное напряжение прошедших дней давало себя знать. Она инстинктивно искала поддержки у Джима Сэндерса. После ухода китайцев Джим увел Шейлу на террасу. Он понимал, что только время способно смягчить горечь утраты. Теперь же следовало отвлечь ее от тяжких мыслей, заставить думать о будущем.

Никки наблюдала, как Джим и Шейла, склонившись на парапет, смотрят на город. Вздохнув, она повернулась к Эллери, поглощенному разговором с отцом и Вели. Он так динамичен, так полон энергии! Никки улыбнулась, чувствуя гордость за него. Наконец дискуссия завершилась, все спорные вопросы улажены, и инспектор с сержантом могли удалиться.

Молодые люди вернулись с террасы. Шейла пошла в спальню припудрить нос, а Джим принялся бессвязно благодарить Эллери, но тот сразу пресек его попытки, как неуместные.

— Ну, — застенчиво промолвил Джим, глядя в сторону спальни, — может, у меня есть шанс стать счастливейшим человеком в мире. Она чудесная девушка! — Он резко сменил тему. — Вид отсюда великолепный. Просматривается даже Палисейдс!

Никки ободряюще ему улыбнулась и присоединилась к Шейле.

К удивлению Эллери, минуты через две Шейла вышла без Никки и, обменявшись с Эллери несколькими словами, попросила Джима проводить ее домой, после чего оба немедленно покинули апартаменты.

Вскоре Эллери услышал голос Никки:

— Идите сюда, Эллери! Я на террасе.

«Что теперь?» — подумал он.

Когда Эллери подошел к Никки, она убрала локти с парапета и взяла его под руку.

— Взгляните на парк. Разве это не красота? По озеру плавают лодки.

— В самом деле, — согласился Эллери.

— А какая густая листва! Прямо зеленый гобелен!

Эллери усмехнулся. Никки не зря провела время в спальне, она успела припудрить носик и надушиться, от ее золотисто-каштановых волос исходил легкий аромат ландыша, а большие карие глаза были так выразительны.

— Как романтично!

— Без сомнения, — подтвердил Эллери.

Никки прижала к себе его руку.

— Никки, — медленно заговорил Эллери, — полагаю, сейчас для этого неподходящий момент, но не хотите ли вы пойти со мной…

— Эллери! — воскликнула девушка.

— Я имею в виду, сейчас же…

— О, Эллери, если вы действительно этого хотите…

— Действительно хочу. Сейчас около четырех.

Никки посмотрела на часы.

— Без пяти. — Ее лицо светилось детским восторгом.

— Тогда отправляемся!

— Но куда, Эллери? Сейчас уже поздновато…

— В офис, — мрачно промолвил мистер Квин. — Еще не так уж поздно, вы успеете поработать часок над моей рукописью!

«АЛЫЕ БУКВЫ»

Приказано заклеймить мисс Бэтчеллер за прелюбодеяние буквой «А».[26]

Вокруг этого закона Натаниэл Готорн сплел историю «Алой буквы»[27]

A

Вплоть до четвертого года их супружеской жизни друзья считали Дерка и Марту Лоренс одной из счастливейших пар Нью-Йорка.

Супругов неизменно описывали как «приятных, интересных молодых людей». Последняя характеристика озадачивала посторонних, так как обоим было за тридцать, а это в биологическом смысле уже не первая молодость. Кроме того, Марта была на два года старше Дерка. Но, познакомившись с ними поближе, любой признавал описание абсолютно верным. Дерк вызывал в воображении романтику богемных мансард, а Марта напоминала уютного породистого голубя на подоконнике. Они были интересными и приятными людьми, их манеры признавались всеми. Дерк был писателем, а для людей, не являющихся таковыми, — среди друзей Лоренсов они составляли большинство — писатели были такими же диковинками из иного мира, как кинозвезды и бывшие убийцы. А очевидная доброжелательность Марты не позволяла другим женщинам усматривать в ней какую-либо угрозу для себя.

И все же те, кто считал Лоренсов интересными и приятными, были бы удивлены, задумавшись над количеством доказательств противоположного. Временами, особенно на третьем году супружества, Дерк внезапно выходил из себя без всякой видимой причины или же проглатывал на две-три порции скотча больше положенного. Даже писатель может стать невыносимым, когда он устраивает сцену или напивается вдрызг. Временами Марта становилась скучной — обычно, когда Дерк впадал в одно из вышеописанных состояний. Но никто никогда не думал, что эти легкие мазки могут повлиять на все полотно. Единственным их эффектом было доказательство, что Лоренсам не чуждо ничто человеческое, — это спасало супругов от весьма реальной опасности оказаться всеми покинутыми по причине их поистине нечеловеческого счастья.