Когда звезды чернеют - Пола Маклейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмили отводит взгляд, когда я заканчиваю фразу. Кажется, она закручивается в спираль изнутри. День в широком окне подернут дымкой, солнце скрыто низкими рыхлыми облаками. Молчание между нами становится собственной погодной системой, областью высокого давления.
— Что бы вы ни думали, я люблю дочь. Она для меня важнее всего в мире.
— Я вам верю. — Мне хочется верить. Я вижу, какие усилия она прикладывает, просто чтобы сидеть прямо. Столько всего от нее ускользнуло… Ей многое следовало бы сделать по-другому. Она будет делать по-другому, если только сможет вернуть домой Кэмерон. Все мы заключаем такие сделки, предлагаем что-то, что угодно, за еще один шанс.
— Детектив, у вас есть дети?
Вопрос простой. Но я не могу на него ответить.
Глава 38
Мой начальник в «Прожекторе», Фрэнк Лири, похож на Карла Малдена из «Улиц Сан-Франциско»[40]: с носом-картошкой, невероятными серыми бровями-гусеницами и кривой улыбкой, в которой нет ничего от Хэпа и все же напоминает о нем. Он занимается этой работой уже тридцать лет, и просто чудо, насколько он до сих пор вменяем.
Он и его жена, Кэрол, живут в Норт-Бич, том же районе, где вырос Джо Ди Маджо[41]. У них чуть осевший викторианский дом с широкой задней верандой и грилем размером с маленький автомобиль. По воскресеньям Фрэнк готовит для своих трех замужних дочерей и их мужей, восьми внуков, соседей и любого, кто случится рядом голодным. Я была там в одно из воскресений через пару недель после того, как начала ходить к Королле.
— Как идет терапия? — спросил он, поставив ударение на «а».
— Отлично, — ответила я, открывая новую бутылку «Хайнекена». — Но это правда не мое. Фрэнк, а как вышло, что ты не ходишь к психотерапевту?
Он хмыкнул, потом обвел щипцами для гриля двор. Свое королевство. Желтые розы и большой гараж, набитый инструментами. Покатый газон, на котором четверо его внучек барахтались на огромном куске синего брезента. Девочки, от пяти до семи, в ярких купальниках, визжали и кувыркались, пока Кэрол брызгала на них из садового шланга.
— Вот моя терапия.
Я улыбнулась, зная, что он совершенно серьезен. Но этого объяснения было недостаточно. Я видела, как одна из девочек отбилась от стайки и, по известной только ей причине, стала носиться по газону; ее тело мелькало ярким пятном.
— Ты должен сильно за них переживать.
Он опустил крышку гриля и обернулся ко мне, сложив руки на фартуке с надписью «Поцелуй повара».
— Бывают дни хуже, бывают лучше. Когда я слишком глубоко закапываюсь в расследование, мне хочется, чтобы все они переехали сюда, как в бункер. В бомбоубежище. Но они живут своей жизнью, и так и должно быть. Бывает, у меня дыхание перехватывает, когда они уезжают. Будто чертов слон на грудь уселся.
— А потом?
— А потом это ощущение проходит, я чищу гриль и складываю игрушки. Ложусь спать, целую перед сном жену, а утром в понедельник иду на работу. Если ты кого-то любишь, всегда есть риск. Его нельзя избежать.
Я кивнула и приложилась к пиву, такому холодному, что заболело горло. Последнее время Брендан стал настаивать, чтобы я забеременела, и мне было трудно оправдать свои колебания. Еще в начале наших отношений я рассказала ему, как умерла моя мама и что я выросла в приемной семье. Но кое-что все-таки скрыла. Как облажалась с Эми и Джейсоном. Как потеряла их. Понимала, это нерационально, но на каком-то уровне чувствовала себя так, словно у меня уже был шанс на детей, но я напортачила, всерьез.
Я по-прежнему время от времени проверяла, как дела у Эми и Джейсона, чего тоже не рассказывала Брендану. Едва ли не первым, что я сделала, став копом, был поиск по базам данных. Попытка понять по разрозненным адресам, местам работы и штрафам за превышение скорости, смогли ли они преодолеть свое детство. Действительно ли они в порядке.
Последний раз, когда я проверяла, около года назад, Джейсон был поденщиком, жил в Дэли-сити с сомнительной подружкой, у которой был длинный список приводов, в основном по мелочи. У него не было судимостей или арестов, не считая магазинных краж, нарушений ПДД и одного вождения в состоянии опьянения, но он часто посещал метадоновую клинику, и эта подробность стала для меня ударом под дых.
Эми все еще жила в Рединге и была второй раз замужем. Я попросила коллегу со связями в этом районе копнуть чуть глубже, незаметно, без объяснений моей заинтересованности в том, почему я хочу знать, сколько у нее детей, от разных ли они отцов, в каком районе она живет, давно ли работает менеджером в «Бургер Кинге» и выглядит ли счастливой.
Я могла бы сама поехать туда — если б у меня хватило храбрости, конечно, — и постучать в ее дверь. Тысячу раз представляла себе это воссоединение, но ни разу не смогла забраться дальше того момента в сценарии, когда она захлопывает перед моим носом дверь, потому что я подвела ее. Самое большее, на что я отважилась в реальной жизни, это просидеть в своей машине, наблюдая, как Джейсон снимает кровельную плитку с крыши какого-то потертого гаража вместе с парой других парней без рубашек. Потом он выхлестал бутылку, сидя на переднем сиденье своего пыльного двухтонного «ЭльКамино»[42], а я смотрела и думала о его чертовом плюшевом гепарде, о том, как он не мог заснуть, не прижав Фредди к лицу. Я никогда не понимала, как он дышит в такой позе, но, когда Джейсон врубил «Бисти бойз» и отвалил от кромки тротуара, осознала, что думаю, как он сейчас дышит без него. Без меня.
* * *
Но меня обескураживало не только то, как я подвела Эми и Джейсона. Еще была моя ДНК. Мать не дожила до тридцати. Отца застрелили в 1989 году в бытовой ссоре, связанной с женщиной, что звучало как третьеразрядный эпизод из «Свежих новостей». Если и этого было недостаточно, я жила у десятка приемных родителей, которые заставили меня задуматься, бывают ли вообще взрослые, способные действовать заодно. Я не встречала такого, пока не попала в Мендосино, где впервые увидела взрослых, которые не просто «как-то перебиваются вместе». У Хэпа и Иден был стабильный брак. Еще одно открытие для
