Мои воспоминания. Брусиловский прорыв - Алексей Брусилов

Еще труднее было положение на левом фланге армии, и туда уже раньше пришлось направить все резервы, находившиеся в моем распоряжении, передав их командиру 24-го корпуса ген. Цурикову, дабы парировать охват левого фланга армии.

Ген. Цуриков предложил собрать возможно большее количество войск, из числа данных ему, на его крайнем левом фланге на правом берегу Днестра и с этими войсками перейти в наступление, дабы отвратить охват этого фланга. Для этого требовалось не только отбросить противника и оставить заслон к югу против войск, наступающих с Турки, но и попытаться самому произвести охват правого фланга армии противника.

Я чрезвычайно одобрил это предложение, ибо считал и считаю, что лучший способ обороны – это, при маломальской возможности, переход в наступление, т. е. обороняться надо не пассивно, что неизменно влечет за собой поражение, а возможно более активно, нанося противнику в чувствительных местах сильные удары. Таким образом я надеялся обеспечить себя и с левого охватываемого фланга.

Оставалось извернуться и измыслить способ парирования наступления противника на Львов через Миколаев. К счастью для меня, выяснилось, что австрийцы, рассчитывая лишь на разбросанные части войск, которые держались мною на правом берегу Днестра, и на невозможность собрать их всех в один пункт, направили на Стрый – Миколаев недостаточные силы, тогда как при несколько ином распределении их, послав туда не менее двух-трех корпусов, они имели возможность заставить нас значительно отойти к востоку, что повлекло бы за собой грандиозные и тяжелые для всего фронта последствия.

Однако, чтобы отбросить противника, выходившего ко мне в тыл, мне было необходимо послать к Миколаеву не менее одной дивизии пехоты, ибо спешно собранные у Стрыя несколько батальонов 71-й пехотной дивизии были выбиты оттуда и с боем медленно отходили к Миколаеву. Дивизия казаков, по вине ее начальника, не выполнила данной ей задачи и от Стрыя отошла без приказания на Дрогобыч, за что этот начальник дивизии и был мною отрешен от командования.

Резервов у меня больше никаких не было, ибо за время боев на фронте я принужден был их израсходовать, как выше было сказано. С боевого фронта ни одного солдата снять было невозможно, вследствие несоразмерности сил противника с нашими. Тогда я решил снять одну дивизию, именно 58-ю, стоявшую на пассивном участке 11-й армии, т. е. на правом берегу Сана, севернее Перемышли.

Вся трудность этого дела заключалась в том, что ее необходимо было возможно быстрее перекинуть к Миколаеву, дабы не допустить противника, двигавшегося от Стрыя, переправиться на левый берег Днестра.

Нужно отдать справедливость 8-му железнодорожному батальону, который мне совсем и подчинен-то не был, что он, понимая необходимость быстроты перевозки, сделал в полном смысле этого слова невозможные усилия и с поразительной быстротой выполнил свою задачу. Пехота перевозилась по железной дороге, артиллерия же двигалась по шоссе переменными аллюрами и также своевременно подошла к Миколаеву.

Обозы шли тоже по шоссе сзади. Начальник этой дивизии генерал Альфтан, с которым, вызвав его, я подробно переговорил в штабе армии, исполнил свою задачу блестяще. Еще с не вполне собранными частями своей дивизии, видя, что время не терпит, он из Миколаева перешел в наступление, принял на себя отступавшие части 71-й пехотной дивизии и стремительно атаковал австро-венгерцев севернее Стрыя.

После двухдневного упорного боя враг был разбит, спешно начал отступать, бросив Стрый, и стал отходить на Сколе и Болехов. Таким образом, приблизительно в начале второй половины октября я обеспечился и с тыла. В это же время мой левый фланг перешел в наступление и в тяжелых непрерывных боях стал постепенно отбрасывать противника к востоку и частью к югу, по направлению к Турке; но сильно охватить правый фланг фронта австро-венгерцев не представлялось возможным по недостатку сил.

Как бы то ни было, но к концу октября мне удалось удержаться прочно на месте, прикрыть Львов с юга и выполнить мою задачу – охранять левый фланг всего фронта русской армии.

Но положение мое было невеселое, вернее сказать, чрезвычайно трудное и тяжелое; мы дрались уже беспрерывно около месяца против сильнейшего противника, а подкрепления никакого не получали; невзирая на все мои требования, к нам прибывали пополнения лишь в самом незначительном размере. Да и пополнения эти, к сожалению, были плохо обучены и совершенно не подготовлены к ведению боя в строю, так что при постоянной убыли в войсках убитыми, ранеными и больными ряды их таяли и полки делались все более и более жидкими; утомление войск было чрезвычайное.

В это-то критическое время приехал ко мне в штаб армии принц Александр Петрович Ольденбургский[54], стоявший во главе всей санитарной части вооруженных сил России. Он горячо принял к сердцу тяжелое положение 8-й армии и протелеграфировал об этом прямо Верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу.

В Ставке, по-видимому, только тогда поняли, в каком мы находились положении. Очевидно, штаб фронта или не хотел или не мог себе дать правильного отчета о состоянии, в котором я нахожусь, предполагая, вероятно, что я сгущаю краски. Иного объяснения я дать не могу. Верховный главнокомандующий приказал немедленно направить в 8-ю армию две пехотные дивизии на усиление. Из них первая, переводившаяся ко мне 12-я сибирская стрелковая дивизия, до меня доехала довольно быстро, но следующая дивизия была перехвачена на пути штабом фронта и направлена в 3-ю армию.

Я рассчитывал по прибытии этих двух дивизий собрать кулак и вместе с 8-м корпусом совершить прорыв фронта противника направлением на Хыров. Но, как я только что сказал, вторая дивизия, шедшая мне на подкрепление, до меня не дошла, а 12-ю сибирскую дивизию пришлось передать в 24-й корпус, так как с одной дивизией прорывать фронт было нельзя, и я предпочел усилить левый фланг, чтобы действовать не прорывом, а охватом.

Этот последний в данном случае мог дать менее решительные результаты, чем прорыв у Хырова, но, делая левый фланг более сильным, я питал надежду окончательно отбросить противника, наступавшего от Турки за перевал. Командир 24-го корпуса, однако, вследствие чрезвычайной слабости 48-й и 49-й пехотных дивизий, представлявших из себя лишь слабые остатки бывших частей войск, принужден был двинуть их не к Турке, в направлении к которой действовали наши 65-я пехотная дивизия и 4-я стрелковая бригада, а для усиления двух вышеупомянутых дивизий.

В это время 3-я армия стала опять переходить на левый берег Сана, по приказанию главнокомандующего, сообразно с общим положением дела. Этим они, притягивая на себя часть неприятельских сил, несколько облегчили работу как 8-й, так и 11-й армий. При предыдущем переходе 3-й армии с левого берега на правый она неосторожно уничтожила все свои переправы, и теперь ей пришлось, под огнем противника, опять их восстанавливать, неся излишние потери.