Заложник удачи - Владислав Русанов

— Живой? — Королевна, не глядя, сунула стрелу в руки Годимиру. Наклонилась над гонцом. Схватила его за плечо, рывком развернула.

— Ты что делаешь? — удивилась сыскарь. — Он же…

— Мне нужно знать! — проявляя воистину королевскую решительность отмахнулась Аделия. — И он скажет!

Она наклонилась. Низко, почти вплотную к перепачканному кровью лицу. Глаза в глаза. «И дыхание их смешалось», — наверняка сказал бы любой шпильман, когда бы сподобился присутствовать при этой сцене.

— Говори! Ну же!

Заречанка тряхнула незнакомца. Еще! И еще! Откуда только сила берется. Крепкий плечистый мужчина дергался в руках не отличающейся в общем-то богатырской силой девушки словно тряпичная кукла.

— Говори, подлец! Кто тебя послал! Куда! Ну же! Ну?

— Погоди! Добьешь ведь! — схватила ее за локоть Велина. — Разве можно? Перевязать сперва…

— Некогда! Он скажет! Или… — Королевна попыталась встряхнуть раненого еще раз, но рука сыскаря держала, как кузнечные клещи. Не очень-то воспротивишься. — Отпусти! Кому сказала? На моей земле… Я тут…

Аделия вырвала рукав. А скорее всего, как подумалось Годимиру, и не вырвала, а вовсе даже сыскарь подумала и отпустила. Ведь если подумать, раз ты в королевстве своего отца, значит мы все твои гости, и не в обычаях честных людей указывать хозяевам, что они должны делать. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не ходят.

— Что то будет, что то будет?.. — тоскливо бормотал Ходась.

Королевна отпустила бригантину гонца и он упал на бок, нелепо запрокинув голову и по-неживому выкрутив руку. Застонал еще раз.

— Открывай глаза! — набросилась на него Аделия. — Говори! Говори, кто тебя послал!

Она хлестнула наотмашь ладонью по небритым щекам. Раз, другой, третий!

— Говори! Кто? Откуда? Куда? Ну?

Драконоборец живо вспомнил, как его самого, отравленного и обездвиженного, приводила в чувство Велина, которую он тогда принимал за королевну. Вспомнил соленый от слез поцелуй, вернувший его к жизни. Он ведь тогда искренне считал, что именно поцелуй королевны спас его. А может, не поцелуй, а слезинки разрушили наговор бабки-ведуньи? Слеза, она тоже немалую силу имеет…

— Говори! Ну, говори же!- продолжала мучиться с бесчувственным телом заречанка. — Ну, скажи, пожалуйста!

Гонец как будто дожидался вежливого обращения. Открыл глаза. Мутные, подернутые дымкой боли и муки. Пересохшими губами прохрипел:

— Где… я?..

— Живой! — одновременно обрадовались сыскарь и королевна.

— Кто… тут?..

— Я — королевна Аделия из Ошмян, — развернула плечи, выпрямила спину и, что называется, стала гораздо величественнее заречанка. — А ты кто?

— Вигарь… Десятник стражи… короля… — Раненый попытался приподняться на локте, но застонал и опрокинулся в траву. — Стражи… короля Кременя… что из Ломышей…

— Я поняла уже, — нетерпеливо дернула плечом, сразу испортив все впечатление от предыдущей картинной позы, Аделия. — Что стряслось?

— Стрела… — Вигарь потянулся к шнурованному вороту бригантины. — Где… стрела?

— Здесь, у меня! — подал голос Годимир.

— Передай… в Ошмяны… Беда!

Стражник замолчал надолго. Прикрыл глаза и только губы кусал. Видно, боль от раны вцепилась так, что не до разговоров, будь они самые что ни на есть важные на свете.

Рыцарь видел, что Аделия аж дрожит от нетерпения, желая узнать причину, по какой король Кремень отправил страшный знак беды. Судя по всему, королевна не начала «помогать» раненому лишь потому, что не решилась: ударить по щеке или потрясти?

— Что то будет, что то будет?.. — тянул свое Ходась.

Дямид у телеги с остервенением рвал толстыми пальцами тряпку. Да, корпии будет много.

— Беда! — открыл глаза Вигарь. — Беда… в… Ломы… шах…

— Да толком сказать ты можешь? — напустилась на него королевна.

— За… горцы… Много… Жгут… Режут…

— Загорцы? — встрепенулась Аделия. Прыжком взвилась на ноги. — В Ломышах?!

— Подмоги… просим…

— Подмоги? Будет вам подмога! Я, королевна Аделия из Ошмян, хочу, чтобы знал ты, десятник Вигарь из Ломышей — если поспеем, то поможем врага загнать за Запретные горы или перебьем находников вместе, дружно, как встарь, если не поспеем, отомстим за павших сторицей! Спасибо тебе, десятник Вигарь, от имени короля Доброжира и всех подданных ошмянской короны.

Заречанка церемонно поклонилась. Белый эгрет мотнулся вперед и вниз, едва не коснувшись щеки стражника. Светлый росчерк, будто след отлетающей в королевство Господнее души.

Вигарь лежал все в той же нелепой, некрасивой позе. На губах его играла улыбка человека, выполнившего свой долг и обретшего наконец-то заслуженный отдых. Так улыбается пахарь, выпрягая вола из плуга, косарь, чистящий лезвие косы пучком свежескошенного сена, воин, подправляющий оселком меч, выщербившийся о вражьи шлемы.

Ходась медленно стянул с головы кучму. Обернулся, как-то по-особенному нежно комкая в ладонях пучок спутанных ниток, Дямид.

— Да примет Господь душу честного человека, — проговорила Велина.

А драконоборец сотворил знамение Господнее. Истово и размашисто, словно последний раз в жизни.

— Пан Годимир, — повернулась к нему Аделия. Губы плотно сжаты, глаза решительно прищурены. — Пан Годимир, мы скачем в Ошмяны. Надеюсь до сумерек поспеем. Ты, Велина…

— Я полагаю, что не смогу за вами так быстро. — Сыскарь поднялась с колен и стояла, опираясь на посох. — Не ждите. Я не заблужусь. Может, и к лучшему, что припоздаю в Ошмяны…

«Еще бы, — подумал рыцарь, — уж с кем, с кем, а с Божидаром ты встретиться вряд ли захочешь…»

А вслух сказал:

— Если что, у тебя стрелка есть.

— Я помню, — улыбнулась сыскарь. И опять одними губами. Глаза остались серьезными. Словно предчувствовала скорые опасности, смерти, лишения.

— Вы, двое! — отдавала распоряжения королевна. — Привезете тело в замок к отцу. Он достоин славных похорон. Ну, что, пан Годимир, скачем?

Вместо ответа рыцарь проверил подпругу буланого, перекинул повод коню через голову и, замерев у левого стремени, сложил ладони «лодочкой». Аделия поняла сразу. Подошла, оперлась коленом о подставленные ладони, схватилась одной рукой за гриву вкупе с поводом.

Толчок! И вот она уже ловит носком сапога стремя.

Ударила в гулкие бока каблуками:

— Догоняй, пан Годимир!

Буланый рванулся с места в стремительный галоп. Только трава из-под копыт полетела.

Годимир опрометью бросился к своему скакуну.

Палец за подпругу. Годится.

Повод.

Стремя.

Толчок!

Уплотнившийся воздух толкнул в лицо, зашевелил усы, заиграл чубом.

Копыта игреневого ударили в землю, словно барабанные палочки, а дорога загудела, отозвалась тревожным набатом.