Мы никогда друг друга не любили (СИ) - Веммер Анна

Мы потеряли столько времени. Если бы я не убил ее сексуальность и чувственность пять лет назад, сейчас она бы уже знала все виды оргазма.

— Мы потеряли преступно много времени, — хрипло говорю я. — Позы. Игрушки. Столько упустили, что даже обидно.

Аврора не способна поддерживать внятный разговор, она потерялась в вихре ощущений. Это еще не та способность кончать от проникновения, которой я обязательно добьюсь, но это и не поверхностный клиторальный оргазм. Мне нужно лишь чуть помочь ей, чуть поласкать чувствительный бугорок между ног, чтобы услышать тихий стон и почувствовать ее спазмы. Аврора изо всех сил пытается удержаться у меня на коленях, цепляется ослабевшими руками за плечи, и я больше не могу сдерживаться.

Я кончаю следом за ней, снова забив на предохранение. Кажется, меня уже не исправить.

И, если честно, плевать.

Когда мы оба затихаем, я убираю волосы с ее лица. Глаза блестят, губы припухли — такая Аврора мне нравится. В девушках после секса есть особая красота, но котенок сегодня побила все рекорды.

— Вот и как отказаться от этого и свалить на скучную работу?

Она слабо улыбается, и мне кажется — с явным облегчением от того, что все получилось. Я тоже его чувствую, на секунду показалось, между нами снова появилась холодная стена, которую я старательно строил долгие годы.

— Ну что, заказываю ужин в ресторане?

— Что? Почему?

— Котенок, ты еле сидишь. Какая готовка?

— Нет! — Она упрямо поджимает губы. — Я буду готовить ужин.

Я делаю вид, что размышляю.

— Хорошо. Но тогда в моей рубашке. И больше ни в чем.

Аврора закатывает глаза, а я смеюсь. То ли от предвкушения, то ли потому что мне уже не надо вина, чтобы быть пьяным — такой же эффект оказывает ее близость.

Когда я возвращаюсь из душа, Аврора уже на кухне, с поразительной кровожадностью чекрыжит мидиям головы. Или что там у них торчит коричневое, подозрительно похожее на член. Надеюсь, головы.

Я обнимаю ее, утыкаясь носом во влажные волосы. Моя рубашка велика ей размеров на пять, и скрывает все самое интересное, хотя и будоражит воображение в некоторой мере.

— Не отвлекай! — требует она.

— Мне скучно сидеть. Давай, я помогу тебе.

— Лучше расскажи, что с блогом.

— Ты ведь его удалила, — пожимаю плечами. — Его нет. Я не одобряю это решение, но признаю, что ты имеешь на него право. Видишь? Я делаю успехи в вопросах соблюдения чужих границ.

— Открой вино и налей мне сто миллилитров, это для соуса. Но ведь кто-то влез в мой компьютер. Это ничего не значит?

— В твоем ноутбуке стояла программа-шпион. Она и публиковала записи. Кто ее поставил и когда, определить невозможно. Вспомни все разы, когда ты оставляла ноут без присмотра.

— Ой…

— Вот и я о том же. Отследить, откуда управляли вирусом, тоже сложно, впн идет через кучу стран. Но мы попробуем. Однако у меня нет идей на тему того, кто и зачем это делал и что он предпримет дальше. Довольно странно, если записи прекратятся. Нам намеренно дали удалить блог. Возможно, будет что-то новенькое. Инстаграм. Или тик-ток. Коротенькое видео на тему «10 способов неудачно выйти замуж, способ первый: попадись пьяному озабоченному подонку в пустом коридоре загородного отеля». Ну или у слива есть какая-то еще цель, до которой мы не можем додуматься. Тогда грош цена моему бизнесу, как я вообще не разорился. Кто бы ни был автором, он или явит себя, или останется анонимом навечно, потому что о произошедшем знали трое: я, ты и твой отец. Твой отец мертв, мы с тобой точно не авторы. Никто ничего не знал.

Аврора вдруг замирает над очередным морским гадом, и на ее лице появляется легкий страх.

— Может, и нет. Возможно, был кое-кто еще…

32. Аврора

Мне еще никогда не было так стыдно. Виктор спрашивал, кто мог знать о нас, и я клялась, что никто, потому что он просто вылетел у меня из головы! Всю жизнь я считала, что хоть и родилась в богатой семье (хотя семьей моего отца было назвать все же сложно), выросла неизбалованной и уж точно не высокомерной. Но как иначе еще можно назвать человека, который просто игнорирует тех, кто получает деньги за его комфорт?

— Охранник. Папа приставил ко мне охранника, помнишь, я рассказывала?

На секунду Островский не может справиться с удивлением.

— Ты что, откровенничала с охранником?! То есть… твое, конечно, право, но… вообще никого не нашлось?!

— Нет, конечно! Ни с кем я не откровенничала! Но он постоянно был рядом, возил меня к врачу и потом тоже… я не помню! Но мы с папой могли обсуждать что-то при нем.

Я чувствую, как начинают дрожать руки, и откладываю в сторону нож. Ненавижу снова и снова мысленно все это проживать! Ненавижу даже несмотря на то, что главный герой моего кошмара сейчас вовсе не пугает.

— Не помню ни лица, ни имени, — наконец выдыхаю я. — Никогда не спрашивала. Никогда не интересовалась теми, кто работает у отца. Но он мог слышать достаточно. Более чем достаточно и… пожалуй, это единственный человек, который знал о каждом моем шаге. И о замке на двери, он сам помогал его ставить, и о враче. Даже если мы с папой разговаривали наедине, я могла кричать или он повышал голос…

— Да. Звучит логично.

Я смотрю на бывшего мужа, не зная, что должна чувствовать: вину за то, что так долго тянула и не могла ничего вспомнить, облегчение от того, что загадка практически разгадана или злость на врага без лица и имени. Но он протягивает руку и привлекает меня к себе. Сам Виктор сидит на высоком барном стуле, и я утыкаюсь носом ему в грудь, наверняка оставляя на светлой футболке следы розового блеска для губ.

— Может, у папы остались какие-то записи? Кто в то время отвечал за меня?

— Вряд ли они велись. Сейчас, во всяком случае, никто этим не морочится.

— Но ведь ты оставил некоторых сотрудников отца, да?

— Оставил, — со вздохом соглашается он. — Хотя совершенно необязательно, что автор блога среди них. Вытащить нужную информацию можно в любой момент.

— А влезть в мой ноутбук?

— Достаточно прислать тебе ссылку с вредоносной программой или емейл с вложением. Взломать… да не знаю, почтовый сервер твоего универа и вместе с заданием на курсовую прислать вирус. Ты уверена, что ничего о нем не помнишь?

Я затихаю, вслушиваюсь в мерное дыхание Виктора, и напрягаю память. Те дни я помню словно в тумане, но после… со мной всегда был охранник. Кажется, папа потом его заменил…

— Да, он сказал, что мой охранник проявляет слишком много учтивости или как-то так. И поменял его на жуткого татуированного типа. А потом и вовсе снял охрану, я просто звонила на пост и просила машину. Но о первом я мало что помню, прости.

— Так, татуированный тип уже точно не работает.

— Кофе! — вдруг вздрагиваю я.

— Что с кофе?

— Он постоянно пил кофе, у него был такой… типа термостакана, который ты мне дарил. Если мы заезжали куда-то, он спрашивал, не против ли я, если он сходит за кофе, и предлагал взять мне. Он пил его литрами!

Я не вижу лица Виктора, но чувствую, как он напрягается, и еще до того, как спрашиваю, понимаю: узнал.

— Валентин, да?

— Ага.

— Возьмешь меня к себе в службу безопасности? — невесело усмехаюсь я.

— Штатным экстрасенсом?

— Что ты будешь делать?

— Возьму его за жопу и встряхну.

— А если он сольет все? У него же настоящий информационный гранатомет против нас! И доказательства… любой записанный разговор! Он мог записать наш с папой разговор, сейчас обвинит тебя во всем…

Вообще я ненавижу, когда Островский включает менторский тон родителя, объясняющего чаду неправоту, но сегодня мне даже в кайф. Я вслушиваюсь в размеренный бархатистый голос, и почти физически ощущаю, как выныриваю из холодного омута воспоминаний в солнечную реальность.

— Да плевать. Даже если и записал, то что? Мы сейчас с тобой можем записать признание, что американцев на луне в телескоп видели, и? Это станет доказательством?