Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны - Элизабет Гоудж

– Не могу это утверждать, – сказал Мармадьюк, сам садясь напротив нее и разливая молоко в две кружки. – Но не могу утверждать и обратное. Это не подобало бы хорошему повару. Поэтому, когда двадцать лет тому назад во время того несчастного несогласия, мой хозяин повелел мне удалить из дома через дверь все те герани, от которых ему не удалось избавиться через окно, я их не выкинул, а оставил здесь. Я подумал, что когда-нибудь они могут оказаться полезны.

Марии, уплетавшей яблоко и лепешки, намазанные таким толстым слоем желтого масла, который только можно намазать на лепешку, внезапно пришла в голову идея. Она помолчала минутку, вынашивая свой план.

– Мармадьюк, – наконец произнесла она, – я думаю, что знаю, чем они могут быть полезны. Я думаю, что это просто замечательная идея.

– Не сомневаюсь, молодая госпожа, – вежливо отозвался Мармадьюк.

– Мармадьюк, – спросила Мария, – могла бы я позвать кое-кого завтра на чай? Человек семь?

– Конечно, молодая госпожа. Но если ты желаешь, чтобы среди них был сэр Бенджамин, я сомневаюсь, что ты выбрала подходящий день.

Завтра утром он поскачет в город, чтобы заседать в городском суде. Он, знаешь ли, мировой судья.

– И не вернется назад к чаю?

– Обычно он не возвращается к чаю, – сказал Мармадьюк. – Процедура заседания в городском суде обычно включает в себя последующий визит в местный трактир, обильную трапезу и некоторое освежение при помощи разнообразных напитков.

– Я попрошу его приехать из суда прямо домой, и у нас будет обильная трапеза и множество освежающих напитков дома.

– Отлично, молодая госпожа. К вечернему чаю хорошо идет подогретый кларет.

Затем положив слегка надкушенное яблоко, с огнем вдохновения, внезапно осветившим все его лицо, он уставился ярко горящими глазами в северо-западный угол комнаты и еле слышно забормотал: «Сливовый пирог. Шафрановый пирог. Вишневый пирог. Пирог с воздушной глазурью. Эклеры. Имбирные пряники. Меренги. Сладкий крем. Миндальные пирожные. Песочные пирожные. Шоколадное суфле. Овсяное печенье. Рожки с кремом. Девонширские булочки. Корнуоллский пирог. Бутерброды с вареньем. Бутерброды со сладким творогом. Тосты с корицей. Медовые тосты…»

– Но, Мармадьюк, семь человек не могут съесть все это! – прервала его Мария.

– Я всегда предпочитаю приготовить на большее число гостей, чем ожидается, – обьяснил Мармадьюк. – Кроме того, по твоему голосу я понял, что этот чай будет великим событием, а великое событие нужно хорошенько отпраздновать. Во время великих событий могут возникнуть решительные возражения против того, что предлагает здравый смысл. Телесная субстанция внутреннего человека наряду с эстетическим удовлетворением наружного зрения требуют широты и щедрости.

Последней фразы Мария как следует не поняла, но ей показалось, что она имеет какое-то отношение к цветочному убранству, и она осмелилась спросить:

– Не могла бы я, Мармадьюк, одолжить для украшения дома к этой вечеринке все твои герани?

– Конечно, молодая госпожа, – ответил Мармадьюк.

– Робин поможет тебе внести горшки в дом, – сказала Мария. – И еще, Мармадьюк, увидишь ли ты сегодня Робина, когда он придет ухаживать за овцами? Если да, то не мог бы ты передать ему от меня письмо?

Вместо ответа Мармадьюк направился к своей низенькой кровати, залез под нее и вытащил оттуда чернильницу, гусиное перо и чудесный кусок пергамента.

–Дорогой Робин, 

– писала Мария. –

Прошлой ночью мы с Рольвом предприняли еще одну попытку, и она была успешной. Я не думаю, что Люди из Темного Леса будут продолжать творить зло. Пожалуйста, прости меня, дорогой Робин, что вторая попытка прошла без тебя. Так уж получилось. Я бы ничего не смогла сделать во второй раз, если бы ты не помог мне в первый. Я не могу написать тебе об этом, но расскажу, как только мы увидимся. Я ужасно хочу тебя видеть, не придешь ли ты завтра к чаю? Я хотела бы, чтобы ты пришел в половине третьего. И пожалуйста, Робин, попроси Эстеллу прийти завтра тоже, к половине четвертого. Пожалуйста, скажи ей, что она должна прийти. Если она не придет, все рухнет. Скажи ей это. Я конечно знаю, что она не хочет приходить в дом днем, но пусть она подождет в розарии, пока я не приду туда. Скажи ей, что завтра сэр Бенджамин ускачет в город заседать в суде. Так что она может приходить свободно. Да, пожалуйста, повидай еще Старого Пастора и скажи ему, чтобы он тоже пришел, в четверть пятого. Дорогой Робин, ты и Эстелла, оба должны обязательно прийти, и Старый Пастор тоже.

Мария сложила письмо и отдала его Мармадьюку. Потом она поднялась, сделала книксен и поблагодарила его за столь вкусную еду.

– Надеюсь, ты не перебила аппетит перед завтраком? – с тревогой осведомился он.

– Благодарю, я сыта, но ненадолго, – заверила его Мария.

Она спустилась вниз и через задний двор и парк прошла в дом. Она сообразила, что больше не боится подстриженных в форме рыцарей и петухов тисов. Как будто из них исчезло жившее в них зло, и теперь они перестали быть привидениями, и оказались просто забавно подстриженными кустами.

В зале она встретила сэра Бенджамина, только что спустившегося вниз. Он с изумлением уставился на нее, ее бледное усталое лицо и приставшие к юбке сосновые иголки ясно доказывали, что она провела ночь не под крышей дома. Он открыл рот, чтобы спросить, где она была, но поглядев на нее с доверием и любовью, спокойно, как будто все знал, закрыл рот.

– Я слишком хочу спать, сэр, чтобы рассказать вам это сейчас, – проговорила она. – Но я очень скоро все объясню. Пожалуйста, сэр, могу ли я позвать гостей на чашку чая завтра? Я хочу пригласить Старого Пастора. Вы бы смогли прийти? И одеться в самый нарядный костюм?

– Завтра я заседаю в суде.

– Но если вы поедете сразу домой, а не пойдете в трактир, вы как раз поспеете к чаю, – сказала Мария. – Здесь тоже будет уйма еды и питья. Пожалуйста, ну, пожалуйста, дорогой сэр!

Он не мог отказать ее бледному умоляющему лицу. – Пусть будет по-твоему. Но если твоя «уйма питья» относится к чаю, я возражаю. Это все водянистое пойло, вместо настоящих напитков…

– Да, нет же, – поспешила успокоить его Мария. – Будет подогретый кларет.

Лицо сэра Бенджамина оживилось.

– Можешь на меня рассчитывать, – заверил он Марию. – Я оденусь в самый лучший костюм.

– А могу я к вечеринке украсить дом цветами? – спросила Мария.

– Благослови Бог это дитя! – воскликнул он. – Конечно, если хочешь, но мне кажется, что ты слишком суетишься из-за того, что пригласила Старого Пастора к чаю.

– А вы дадите мне торжественное обещание, что даже если вам не понравится это цветочное убранство, вы не выбросите цветы в окно?

Сэр Бенджамин широко раскрыл глаза, но ответил очень серьезно:

– Торжественно обещаю.

– Тогда все в порядке, – удовлетворенно сказала Мария. – Теперь я пойду займусь завтраком, а после завтрака – спать, спать, спать.

– Не похоже, чтобы тебе это было нужно, – заверил ее дядюшка. – Никогда не видел, чтобы так свежо выглядели после такой ночи.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Мария проспала почти весь этот день и всю следующую ночь, а наутро ей было невероятно трудно сосредоточиться на занятиях. Трудно было, кроме того, умиротворить мисс Гелиотроп, которая была полна ярости по поводу ее не укладывающегося ни в какие рамки поведения.

– Все в полном порядке, мисс Гелиотроп, – твердила она. – Как только сегодняшняя встреча за чаем пройдет и пройдет мирно, я вам все объясню.

– Но кто придет на этот таинственный чай? – спросила мисс Гелиотроп.

– Кроме нас самих, Старый Пастор, одна очень несчастная леди, один очень злой человек и тот самый маленький мальчик, с которым я играла в Сквере в Лондоне.

– Но, моя дорогая Мария, я уже говорила тебе и снова скажу, что такого существа нет в природе! – воскликнула бедная мисс Гелиотроп.

– После сегодняшнего чая вы больше такого не скажете, – заявила Мария.

– Несчастная леди и злой человек! – сказала мисс Гелиотроп. – Все это звучит совершенно неподобающе.

– Но сегодня вечером она будет счастлива, а он подобреет, – объяснила Мария. – Кроме того, Мармадьюк Алли все знает о моей вечеринке.

– Это хорошо, если Мармадьюк Алли все знает, – приободрилась мисс Гелиотроп. Она теперь была высочайшего мнения о Мармадьюке, преклоняясь перед тем, как он потрясающе ведет домашнее хозяйство, и перед тем, как милостиво он разрешает ей заниматься в доме всем, что нуждается в штопке и починке.

После обеда Мария отправила мисс Гелиотроп в свою комнату с наказом оставаться там, покуда ее не позовут, а Дигвида к воротам поджидать сэра Бенджамина и провести его в дом тихо, не звоня в колокольчик. Еще Дигвиду была дана инструкция отвести сэра Бенджамина в его комнату с завязанными глазами и сказать ему, чтобы он тоже оставался там, пока его не позовут. Потом они с Мармадьюком собрали всех зверей, чтобы те помогли им в приготовлении счастливой развязки, и все – Рольв, Виггинс, Захария, Тишайка и Барвинок – потрудились на славу. Мармадьк запротестовал против того, чтобы привести Барвинка прямо в дом, но тот поднялся по ступенькам и стал у открытой парадной двери, так что ему было видно все, что происходило внутри. Можно быть уверенным, что участие Виггинса в общих заботах не стоило упоминания, но Виггинс сегодня выглядел так необычайно красиво, что всякий забывал, что его поведение не всегда соответствует его красоте.