Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России - Кристин Воробец

ингредиентов ведьминской мази, человеческих и животных[398], позволяют предугадать, как будет развиваться история. Описание дьявола – смесь фольклорных описаний, свойственных Восточной и Западной Европе, и поэтических деталей – тоже по-настоящему пугающее: «пребольшой медведь с двойною обезьянью мордой, козлиными рогами, змеиным хвостом, ежовою щетиной по всему телу, с руками остова и кошачьими когтями на пальцах»[399]. Вера украинских и русских крестьян в то, что демоны могут принимать форму людей и животных, позволяла Сомову объединять в одном существе множество форм.

Предвосхищая произведения Н. В. Гоголя, на которого знакомство с Сомовым оказало несомненное влияние, «Киевские ведьмы» имеют ужасающий романтический финал. Из-за того, что казак узнал истинную сущность своей жены до Страстной недели («тогда кинулась бы я в ноги чернецам божьим и упросила бы их, чтобы заперли меня на все последние три дня в Пещерах, до самой воскресной заутрени, и отмолили бы от меня бесовское наваждение…»), пара была обречена[400]. Катруся была связана клятвой, что до капли выпьет кровь любого родственника, который разузнает правду о шабашах. Она убивает своего мужа, высасывая кровь из его груди. Этот образ ассоциируется скорее не с ведьмами, а с упырями как в украинском, так и в русском фольклоре. Позже, по слухам, Катруся и сама была сожжена своими сестрами за попытку покинуть ковен и уйти в женский монастырь. Ужасный финал этой истории смягчается тем, что Сомов напоминает своим читателям, что оставленная ведьмами Лысая гора теперь стала просто песчаным холмом.

Безусловным мастером мистической повести являлся Николай Гоголь. Отторгая последствия попытки Петра Великого вестернизировать Россию, Гоголь стремился уловить суть «русскости», включая и малороссийские элементы. Как и Сомов, изначально он использовал украинский фольклор в своих «деревенских» повестях для описания событий и ситуаций, так восхищавших аудиторию, уже знакомую с произведениями других украинских писателей. Сам Гоголь не изучал крестьянство, полагаясь на материалы этнографических коллекций, а также информацию, которую он просил собирать для него членов семьи[401]. В письме от 30 апреля 1829 года он настойчиво просит мать собирать и присылать ему описания одежды, которую носили украинцы разных возрастов и профессий, также он просит

…еще несколько слов о колядках, о Иване Купале, о русалках. Если есть, кроме того, какие-либо духи или домовые, то о них подробнее с их названиями и делами; множество носится между простым народом поверий, страшных сказаний, преданий, разных анекдотов, и проч. и проч. и проч.[402][403]

Гоголь также просил мать прислать ему копии отцовских комедий, написанных для украинского театра. Сказочные элементы проникают в ранние произведения Гоголя: бесы, побеждаемые крестным знамением, ведьмы, оборачивающиеся животными, ведьмы с хвостами, ведьмы-старухи, избушки на курьих ножках, ведьмы, скачущие на мужчинах, как на конях…

Разумеется, полностью избежать западного влияния Гоголь не мог. Одновременно с украинским фольклором он использовал для построения сюжетов сочинения немецких романтиков. Примером может служить готическая повесть «Страшная месть», вышедшая в сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки» (1831–1832). Сюжет про злого колдуна, который внезапно появляется в семье своей дочери, пытается сделать зятя грабителем и убивает собственного внука, перекликается с рассказом Э. Т. А. Гофмана «Игнац Деннер», а также, с некоторыми уточнениями, – с «Пьетро фон Абано» («Пьетро Апоне») Людвига Тика[404].

Гоголь усиливает фольклорные сюжеты, создавая и вводя новые образы и атрибуты, не являющиеся частью народных преданий. «Вий» (повесть впервые опубликована в сборнике «Миргород» в 1835 году), самая устрашающая из малороссийского цикла Гоголя, повествует о ведьме, которая мстит студенту киевской бурсы Хоме Бруту при помощи чудовища Вия. Вий – фигура вымышленная. Покрытый черноземом, с железным лицом, он не имеет аналогов ни в украинском, ни в русском фольклоре. Но, как бы для придания ему достоверности, Гоголь называет Вия «колоссальным созданием народного воображения» – и тут же: «Таким именем назывался у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли. Вся эта повесть есть народное предание»[405]. Однако в конечном счете главной заботой Гоголя было качество повествования, а не его этнографическая точность[406].

Если аналогов Вия в фольклоре и не было, то у ведьмы из той же повести, конечно же, прототип был, хоть Гоголь и добавил к образу живописных деталей. В сказках часто повторяется эпизод (с явным сексуальным подтекстом): ведьма оседлала смертного вместо лошади, затем жертва ее обманывает. Цитируется он и в «Вие». Хоме Бруту удается получить контроль над старухой при помощи молитв и заклятий против духов; он сам вскакивает на нее и охаживает поленом. Женщина медленно превращается в красивую девушку с роскошными волосами и длинными ресницами. Подобно дьяволу, ведьма в украинском и русском фольклоре могла изменять свой вид. Но, переходя от старого и уродливого образа к молодому и красивому, ведьма играет с разумом Хомы, заставляя его даже усомниться в том, что она ведьма. Когда бурсака Хому Брута вызывают читать отходные молитвы над гробом дочери богатого сотника, умершей от загадочных побоев, он снова сталкивается с ведьмой. Ведьмой оказывается та самая умершая дочь сотника. Она поднимается из гроба, подобно упырю, когда Хома начинает читать молитвы в церкви. Она мучит его, пока на третью ночь убить Брута не является Вий. Вампироподобная ведьма появляется и в гоголевском «Вечере накануне Ивана Купалы».

Победа ведьмы над Хомой Брутом в «Вие» оказывается шокирующей, тем более что Гоголь переворачивает мир с ног на голову, позволяя злу победить добро. Автор как бы напоминает своим читателям, что Бог периодически позволяет злу торжествовать. Экзорцизм и ухищрения защищают Хому Брута от летающего гроба в первую ночь и от когтей демонов во вторую. Однако христианские мольбы теряют силу перед чудовищными созданиями, которые входят в церковь на третью ночь. Чтобы читатели не подумали, что Бог покинул святое место, петушиный крик застает духов врасплох, и они навеки застревают в окнах и дверях церкви. Более поздние повести Гоголя, место действия которых перемещается в Санкт-Петербург, прочно захваченный демоническими силами, уже не основываются на этнографических материалах. Однако в них сохраняется и вдумчивый интерес к мистическому, и мысль о том, как трудно различить границы между миром, управляемым разумом и наукой, и царствами мечты, фантазии, сверхъестественного, поэзии и духа, – всё, что берет начало в «Вие»[407].

Украинские повести Гоголя, с их злыми духами и ведьмами (а также другие сюжеты), оказали влияние на одного из самых самобытных композиторов России – Модеста Мусоргского. В конце 1858 года он задумал написать оперу по гоголевскому «Вечеру накануне Ивана Купалы», а затем, незадолго до