Рыцарь из ниоткуда. Сборник (СИ) - Бушков Александр Александрович

Змея оживилась, теперь все ее тело вытянулось на открытое место.

Слепой ужас понемногу овладевал Сварогом, еще миг, и он сделает что-то непоправимое, окончательно потеряет себя, побежит и панике, ничего вокруг не видя и не слыша, и это будет конец.

Холодный мокрый нос ткнулся ему в ухо, скользнул по щеке, и он очнулся. Он был графом Гэйром, и он знал змеиный язык. Вспомнив это, он выпрямился во весь рост, прижимая сапогом к земле импровизированный поводок, рявкнул:

– Что тебе нужно, тварь?

Риск был немалый. Знание языка ничегошеньки не гарантировало. Даже люди, цари природы, разговаривавшие на одном языке, веками лупили друг друга по головам мечами и прикладами. Но другого выхода он не видел.

Заболтать и поискать уязвимое место…

Бледно-розовое сияние метнулось к нему, залило с ног до головы, вызвав странное покалывание в висках. Он ждал с колотящимся сердцем. Змея не шевелилась, и это прибавляло надежды. Наконец, после показавшихся веками минут, где-то под черепом у него зазвучал невыразительный, глухой голос, в котором, однако, явственно различалось удивление:

– Ты говоришь на языке глорхов. Ты не похож на глорха. Как это может быть?

Похоже, особым интеллектом змеюка не блистала.

– Просто я так со стороны выгляжу, – сказал Сварог. – А на самом деле я побольше тебя буду.

Змея неуверенно сказала:

– Я всех ем. Я самый большой. Я самый сильный.

– Я тебя сам съем, – сказал Сварог. – Я сам гад ползучий. Огнем сожгу, если рассержусь. Видишь?

И он заставил вспыхнуть самый большой огонь, на какой был способен – язык пламени величиной с ладонь. В висках мучительно заныло от перенапряжения. Он помнил, что у змеи есть какие-то органы, которыми они с изощреннейшей чуткостью видят тепло.

И эта не была исключением – она резко отдернула голову, жутко зашипела, припала к земле. И сказала:

– Никто не умеет делать огонь. Только люди Повелителя. Ты из его людей?

У Сварога был большой соблазн объявить себя правой рукой неведомого Повелителя. Но он побоялся запутаться. И сказал:

– Я не из его людей, но я тоже умею делать огонь. И если не отвяжешься – сделаю очень большой огонь, и он тебя сожжет.

Змея не шевелилась, сбитая с толку. Наверняка такого с ней еще не случалось – чтобы кто-то, не принадлежавший к ее породе, да еще такой маленький, говорил с ней на се языке. Вполне возможно, со зверем поумнее такой номер не прошел бы, но чудище оказалось слишком тупым, чтобы уметь сомневаться и ловить на противоречиях.

– Слышала? – Сварог не давал ей времени опомниться и подумать. – Я сам огнедышащий змей, огненный гад.

Со змеей происходило что-то странное: Сварог мог бы поклясться, что она пытается вжаться в камни.

– Значит, ты пришел из моря?

Сварог рискнул:

– Конечно. Едва обсохнуть успел.

– Значит, ты слуга Ужасного?

– Считай, я его друг, – сказал Сварог. – Самый близкий.

Змея вдруг затараторила:

– Господин друг Ужасного, огненный гад, позволь мне уйти. Я не хотел тебя есть. Совсем не хотел. Ты пошутил, прикинулся этим двуногим, маленьким. Я сразу догадался. Позволь мне уйти.

– Убирайся, – сказал Сварог.

Заскрежетало, полетели камни – со всей скоростью, на какую она была способна, змея развернулась на месте, извиваясь, заструилась прочь, моментально скрывшись с глаз, только острый кончик хвоста мелькнул.

Удалявшийся хруст щебенки возвестил, что она не хитрит, а искренне торопится прочь. Будь у нее ноги, она неслась бы со всех ног.

Сварог опустился на землю, спершись спиной о скалу, его била дрожь.

Он выстрелил с завязанными глазами и угодил в десятку. Что за ужас обитает в океане, если он способен внушать панический страх таким вот монстрам?

– На этот раз мы выкрутились, малыш, – сказал он, борясь с приступом идиотского хохота. – На этот раз. Но дорога у нас длинная…

Он поднялся, зажал в кулаке тесемку и быстро зашагал вперед. Самые безопасные места в Хелльстаде – берега реки. Нечисть предпочитает держаться подальше от текущей воды. Правда, судя по первым впечатлениям, здесь хватает и вполне плотских страхов…

Увы, у него не было ни лодки, ни корабля, и не из чего смастерить плот. Возможно, и существовали заклятья на сей счет, но они покоились где-то в архивах – ну зачем лару бревна или лодки?

Сварог стоял на каменистом берегу, у его ног тихо поплескивали невысокие зеленоватые волны, а на противоположном берегу, далеком, подернутом дымкой, виднелись те же скалы. Стояла первозданная тишина, предстояли долгие дни пути, а у дней были ночи – время нечисти.

– Если мы отсюда выберемся, малыш, мы будем героями, – сказал Сварог.

Он безрадостно смотрел на широкую спокойную реку – и вздрогнул, протер глаза.

Нет, никаких сомнений – по течению плыл трехмачтовый корабль. На мачтах поднято только по одному парусу, самому верхнему – Сварог не знал, как они называются, – и парус на бушприте, под которым красовалась золоченая конская голова. Корабль был большой, океанский, с двойным рядом распахнутых пушечных портов.

Над водой вдруг пронесся тягучий, раскатистый грохот – и далеко за кормой корабля взмыл белопенный столб. Почти сразу же грохот повторился, и снова, и снова, поднятые взрывами водяные конусы, казалось, протянулись по ниточке, словно шеренга солдат на смотру. От неожиданности Сварог выпустил тесьму, легкий ветерок понес щенка над рекой. Сварог, опомнившись, забежал в воду по колени, поймал конец, сгоряча выкрикнул заклинание. Вмиг отяжелевший щенок рухнул ему на грудь, сшиб в воду и негодующе завопил.

Промокший насквозь Сварог выволок его на берег, пробормотал:

– Полежи пока…

И заорал так, что его, должно быть, слышали на том берегу, побежал следом, вопя, как сто Робинзонов, размахивая руками. Благонамеренных людей, законопослушных бюргеров никак не могло занести в Хелльстад, но выбирать не приходилось. Пираты, авантюристы, контрабандисты, жаждущие подвигов и приключений, бесшабашные оборванные рыцари Вольных Маноров – все лучше, чем здешние чудовища.

Он заорал еще громче, но уже от радости – его явно заметили. На фоне путаницы снастей промелькнули быстро карабкавшиеся снизу вверх фигурки, захлопотали, свертывая паруса, до берега донесся грохот якорной цепи.

Вскоре от борта отвалила большая шлюпка и взяла курс прямо на Сварога.

Сварог ждал, весь подобравшись. Щенок, оставшийся у воды уардах в ста от него, вопил, как резаный. Шлюпка остановилась недалеко от берега, хрустнула днищем по песку мелководья, тот, что сидел на носу, небрежно и умело навел на Сварога арбалет. Стрела была с серебряным наконечником – вполне понятная и уместная здесь предосторожность. Судя по физиономиям, самой разнообразной одежде вместо морской формы и богатому ассортименту навешанного на каждого оружия, народ был видавший виды и напрочь лишенный сентиментальности. Тот, что с арбалетом, выглядел чуточку интеллигентнее, но и он не казался чужим в компании – этакий бакалавр неизвестных наук, в силу сложности жизни и непредсказуемости ее течения давно и бесповоротно прибившийся к пиратской вольнице. Залысины открывают высокий лоб, на плечи падают пряди седеющих темных волос. Этот человек и нарушил напряженную тишину:

– Ну, и что вы нам интересного скажете?

Кто-то жизнерадостно заржал, но тут же утих.

– Мне бы убраться отсюда, – сказал Сварог. – Тут неуютно.

На этот раз заржали все, кроме человека с арбалетом, принялись толкать друг друга локтями, орать наперебой: «Нет, слышал? Неуютно тут!», и вновь заливаться хохотом. Тут во всю мочь взвыл щенок, обиженный отсутствием внимания, и гогот сразу стих.

– Добыл-таки! – громко удивился кто-то, и на Сварога стали посматривать с уважением. Человек с арбалетом опустил оружие, что-то решая про себя. Наконец сказал:

– Забирайте собаку и лезьте в лодку. Живо!

Сварог опрометью кинулся за щенком. В шлюпку его пришлось тащить на плечах – Сварог не хотел показывать свои способности, открываться. Пока что все козыри у них на руках, так что не мешает и ему утаить парочку в рукаве…