Дворянская кровь 2. Чужбина - Василий Седой

наклонил к самому лицу ухо, поросшее волосами. Этот факт я отметил мимоходом, сам же прошептал:

— Пить хочу и в туалет.

Тот выпрямился, хмыкнул, и повернувшись, начал разгонять толпу, при этом раздавая распоряжения о том, кому и что принести. Его приказы народ выполнял беспрекословно. Уже через пару минут меня напоили. Правда, когда засовывали под задницу знакомую конструкцию, я потерял сознание. Поэтому, не знаю, чем закончились дела с туалетом. Хотя, почему не знаю? Благополучно закончились. Когда я очнулся в очередной раз, никаких позывов организма не было.

Сто процентов, что все происходит точно так же, как и при прошлом ранении. Рядом с кроватью в этот раз дрых один из бойцов, который посапывал также, как и Пётр. И очнулся он точно также. Понесся за водой с ещё закрытыми глазами.

В этот раз в сознании удалось побыть подольше. Поэтому выяснил, что мы уже в сутках пути от Амстердама. Кораблик, на котором плыли, оказался довольно ходким. Без сознания, я по сути, был всего четыре дня. Прогресс, однако. Привыкаю, наверное, к ранениям. Шучу, конечно. В этот раз пуля попала практически в тоже место, но под другим углом и не навылет. Дедок, которого я видел при прошлом пробуждении, оказался врачом. Его бойцы выдернули из Выборга, в который пришлось заходить из-за моего ранения. Там вообще все интересно получилось. Капитана чуть ли не под дулом револьвера заставили делать то, что говорили. Надо будет отблагодарить его деньгами. Всё-таки, он смог убежать от высланных на перехват военных кораблей, да ещё и два раза подряд.

Так вот, старого врача, можно сказать, не спрашивая, выдернули на борт корабля, и пообещав золотые горы, заставили делать операцию. Пулю старик достал вместе с кусочками раздробленной кости, но вот гарантий не давал никаких. Тем более, глядя на моё стремительно худеющее тело, вообще не понимал, что происходит.

По словам врача, то, что я пришёл в себя, уже чудо. Слишком уж рана в этот раз оказалась поганая. Он до сих пор не уверен, что я смогу выкарабкаться.

Пока я был при памяти, поставил своим людям конкретную задачу. По прибытии в Амстердам надо рассчитаться с капитаном корабля так, чтобы он остался доволен. Можно попробовать нанять его для плавания в Египет. Почему-то мне совсем не хотелось игнорировать бубнеж, который прозвучал у меня в голове во время беспамятства. Зачем-то мне нужно попасть к этим пирамидам. Догадываюсь, что это проделки хрени неведомой, которая все никак не наберёт ста процентов, чтобы я мог понять, что это вообще такое. Но, раз ей нужно к пирамидам, значит, надо плыть. Может быть, от этого будет зависеть моя жизнь. Ещё попросил моих людей в Амстердаме пригласить наставников на корабль и обязательно дождаться моего прихода в себя. Мне с ними надо обязательно поговорить. Надеюсь, что они ещё не умотали в Америку. Нужно, всё-таки, решать проблему банкиров. Начинать с отметившихся в охоте на прадеда, и не дожидаясь реакции остальных, продолжить отрабатывать их по списку. Благо, все они нам известны. Остаётся вопрос времени, когда мы сможем прополоть эту грядку.

К счастью, когда мы прибыли в нужный порт, я находился в сознании и даже смог дождаться появления наставников. Долго поговорить с ними не получилось, я начал вырубаться, но задачи поставить успел. Попросил их сделать так, чтобы я больше никогда в жизни не слышал фамилии Ротшильды, Майеры и Морганы. Вырезать на фиг всех, под корень, чтобы и памяти не осталось.

В этот раз вместе с наставниками примчался и Илья Александрович, которого в прошлое моё пребывание здесь не было. С ним, к сожалению, я поговорить не успел. Единственное, о чём попросил — продолжить заниматься снабжением школы. Придётся ей задержаться в этом городе, слишком много дел здесь появилось, не до переезда.

С капитаном парохода мои люди договориться не смогли. Его отблагодарили так, что он остался доволен. Провели переговоры с владельцем корабля при помощи телеграфа и выкупили судно. Команде просто подняли жалование в два раза и наняли нового капитана. Всё это было сделано для того, чтобы избежать транспортировки моей тушки. Доктор категорически не рекомендовал этого делать.

Сам переход к Египту помню урывками. Слишком уж тяжело сказалось на мне ранение в этот раз. В Каире возникла проблема с моей транспортировкой. Врач, буквально, на дыбы встал, запрещая меня трогать. После долгих споров решение всё-таки нашли. Заказали у местных мастеров подобие носилок, и чтобы не растрясти, бойцы всю дорогу, обливаясь потом, тащили меня на руках. Возле пирамиды Хеопса я на несколько минут пришёл в себя и успел сказать, что мне нужно попасть внутрь. Просто рядом с этим сооружением ничего не изменилось, а у меня была надежда на появление знакомого голоса.

В следующий раз пришёл в себя от этого знакомого голоса. Он уведомил, что загрузка достигла семидесяти трех процентов. Сразу де мелькнула мысль:

— Ничего себе разница! В храме были доли процентов, а здесь сразу в дамки. Вслед за первой пришла вторая:

— Нельзя мне больше посещать пирамиды. Не знаю, что произойдет при достижении ста процентов, но рисковать не хочу. Слишком много дел у меня ещё здесь не сделано. Вдруг я с ума сойду после полной загрузки неведомой хрени?

Размышляя подобным образом, я обратил внимание на грудь, зачесавшуюся со страшной силой. Нет, я не стал в одночасье здоровым, но облегчение пришло. И это непреложный факт. Бойцам, находящимся рядом, я приказал возвращаться в город, арендовать какой-нибудь особняк поприличнее и тащить меня туда. Поживём какое-то время здесь, может, быстрее пойду на поправку. Я теперь почему-то перестал сомневаться, что смогу выкарабкаться в очередной раз. Не могу знать, как влияет на меня непонятная фигня, но помогает в выздоровлении, это точно.

Интерлюдия

— Скажи мне, Александр, зачем ты затеял этот арест? Тебе, правда, проблем мало, что ты решил их умножить? Я ведь тебе доложил о состоявшемся разговоре. Парень, реально, хотел помочь своей стране. А сейчас что? Кому он помогать будет? Ведь он не успокоится, ты это не хуже меня знаешь. — Высказался и засыпал вопросами императора великий князь Константин.

Только глухой не услышал бы раздражения в его голосе. И мало, кто мог позволить себе говорить подобным тоном с государем, да ещё в присутствии свидетелей. Пусть ими были родные братья, но все-же.

— Я же тебе уже объяснял. Банкиры выдвинули условием получения кредитов смерть его и прадеда. Ты же знаешь, как нам сейчас приходится жить