Чаща - Харлан Кобен

— Помни об этом, когда будешь говорить с ним.

— Обязательно.

Молчание. Давно спавшие чувства шевельнулись во мне. Чувства, связанные с Люси. Я не знал, может, это своеобразная ностальгия или последствие стресса.

— Ты слушаешь? — спросила Люси.

— Да.

— Все это немного странно, не так ли? Я имею в виду наши отношения.

— Согласен.

— Хочу, чтобы ты знал: ты не один. Я с тобой, понимаешь?

— Понимаю.

— Это помогает?

— Да. А тебе?

— Конечно. Было бы ужасно, если бы это чувствовала только я.

Я молча улыбнулся.

— Спокойной ночи, Коуп.

— Спокойной ночи, Люси.

Серийные убийства (или отягощенная ими совесть), должно быть, эффективное средство борьбы со стрессом, потому что Уэйн Стюбенс за прошедшие двадцать лет практически не постарел. Когда-то он был симпатичным парнем, таким и остался. Разве что исчезли пышные вьющиеся волосы, уступив место короткому ежику, но ему эта прическа шла. Я знал, что Стюбенса выпускают из камеры только на час в сутки, но этот час он наверняка проводит на солнце, потому что никакой тюремной бледности я не заметил.

Уэйн Стюбенс встретил меня ослепительной, близкой к идеалу улыбкой.

— Ты приехал, чтобы пригласить меня на встречу друзей по летнему лагерю?

— Да, мы собираемся в «Рейнбоу рум» на Манхэттене. Жаль, ты не сможешь присоединиться.

Стюбенс закатился смехом, словно никогда не слышал ничего более остроумного. Я, разумеется, понимал: допрос будет непростым. Ему задавали вопросы лучшие федеральные агенты. С ним занимались лучшие психиатры и психологи. Обычные методы не сработали. Но у нас было общее прошлое. Мы в какой-то степени даже дружили. Только на это я и мог рассчитывать.

Смех затих, сползла с лица и улыбка.

— Тебя по-прежнему называют Коупом?

— Да.

— Как поживаешь, Коуп?

— Классно.

— Классно, — повторил Уэйн. — Выражаешься, как дядя Айра.

В лагере взрослых называли дядями и тетями.

— Айра по-прежнему такой же шизанутый чувак, Коуп?

— Он всегда был не от мира сего.

— Это точно, — кивнул Уэйн.

Я попытался встретиться взглядом с его дымчато-синими глазами, но они метались из стороны в сторону. Что-то в нем было маниакальное. Я задался вопросом: не лечат ли его психотропными препаратами? Тут же возникла другая мысль — а почему я не спросил об этом раньше?

— Итак, ты собираешься рассказать мне, по какой причине приехал сюда, — констатировал Стюбенс и, прежде чем я успел ответить, поднял руку. — Подожди. Пока не рассказывай.

Я ожидал чего-то другого. Не могу сказать, чего именно. Ожидал, что его безумие будет проявляться более очевидно. Под безумием я подразумевал признаки, свойственные серийным убийцам: острый сверлящий взгляд, чмоканье губ, сжимание и разжимание пальцев, ярость, готовая в любой момент вырваться наружу. Но ничего этого в Уэйне Стюбенсе я не замечал. Не казался он мне и социопатом, с какими мы иной раз сталкиваемся в повседневной жизни. Вроде бы ничем не примечательные люди, которые, однако, постоянно лгут и способны на все.

Ситуация с Уэйном в этом смысле напугала меня гораздо больше. Я сидел и разговаривал с человеком, который скорее всего убил мою сестру и еще как минимум семерых, и мне казалось, что в этом нет ничего необычного.

— Прошло двадцать лет, Уэйн. Мне нужно знать, что произошло в ту ночь в лесу.

— Почему?

— Потому что там была моя сестра.

— Нет, Коуп, я о другом. — Он чуть наклонился вперед. — Почему именно сейчас? Как ты правильно заметил, прошло двадцать лет. Так почему, мой давний друг, тебе захотелось узнать об этом сейчас, а не раньше?

— Точно сказать не могу.

Вот тут его глаза перестали бегать, он встретился со мной взглядом. Я пытался не отвести глаз. Роли поменялись. Он явно пытался поймать меня на лжи.

— Время выбрано не случайно.

— С чего ты так решил?

— Потому что ты не первый гость, которого я не ждал.

Я медленно кивнул, стараясь не выдать озабоченности.

— И кто еще к тебе приезжал?

— А почему я должен тебе отвечать?

— Почему нет?

Уэйн Стюбенс откинулся на спинку стула.

— Ты все еще симпатичный парень, Коуп.

— Как и ты. Но я думаю, что наши свидания исключаются.

— Мне следовало бы злиться на тебя.

— Неужели?

— Ты испортил мне то лето.

Я знал, что лицо мое остается бесстрастным, но внутри бушевал пожар. Я сидел и болтал о пустяках с серийным убийцей. Посмотрел на его такие обыкновенные руки. Представил на них кровь. Представил лезвие ножа, поднесенное к шее этими самыми руками, которые лежали сейчас на металлической поверхности разделявшего нас стола.

Я старался дышать ровно.

— И как я это сделал?

— Я положил на нее глаз.

— На кого?

— На Люси. В то лето она должна была найти себе пару. Если б не появился ты, я бы точно стал ее парнем.

Я не знал, что на это ответить. Но понимал, что нельзя и промолчать.

— А я думал, тебя больше интересовала Марго Грин.

Он улыбнулся:

— Фигура у нее была потрясающая, да?

— Это точно.

— Такая динамистка. Помнишь тот день, когда мы были на баскетбольной площадке?

Я помнил. Странно устроена человеческая память. Марго была секс-символом лагеря и прекрасно знала об этом. Подбирала топики, чтобы выглядеть в них еще более эротично, чем голой. В тот день какая-то девушка повредила ногу на волейбольной площадке. Ее имени я не помню. Вроде бы сломала палец, но кто будет помнить такую ерунду? А вот что мы все запомнили («картинку», которую я делил сейчас с серийным убийцей), так это бегущую мимо баскетбольной площадки перепуганную Марго, в одном из ее чертовых топиков, под которым все так сексуально тряслось. Она кричала, звала на помощь, но мы, тридцать или сорок парней, собравшихся на площадке, стояли и, разинув рты, таращились на груди Марго.

Мужчины — свиньи, да. Но при этом и дети. Мы живем в странном мире. Природа требует, чтобы особи мужского пола, скажем, от четырнадцати до семнадцати лет, являли собой ходячую эрекцию. Ты ничего не можешь с этим поделать. Однако, по мнению общества, ты слишком молод, чтобы что-то делать, кроме как страдать. А рядом с Марго Грин страдания эти возрастали десятикратно.

У Бога есть чувство юмора, не так ли?

— Помню, — ответил я.

— Такая динамистка, — повторил Уэйн. — Ты знаешь, что она бортанула Джила?

— Марго?

— Да. Аккурат перед убийством. — Он изогнул бровь. — Это вызывает вопросы, ты как думаешь?

Я молчал, не мешал ему говорить, надеялся, он скажет что-то еще. Так и вышло.

— Она мне дала, знаешь ли. Марго. Но она была не так хороша, как Люси. — Он поднес руку ко рту, словно сболтнул лишнее. Сыграл хорошо. Я застыл.

— Ты знаешь, у нас что-то завязалось тем летом. До твоего приезда. Между Люси и мной.

— Ну-ну…

— Что-то ты позеленел, Коуп. Уж не ревнуешь ли?

— Прошло двадцать лет.

— Это точно. Но если быть честным, я добрался только до второй базы.[36] Готов спорить, тебе удалось продвинуться дальше, Коуп. Готов спорить, ты сорвал вишенку, так?

Он старался меня завести. Я не собирался ему подыгрывать.

— Джентльмен, если целуется, никогда об этом не рассказывает.

— Да, конечно. И пойми меня правильно. У вас двоих возникло истинное чувство. Это увидел бы и слепой. Вы с Люси смотрелись как настоящая пара. Такое случается редко, знаешь ли. — Он улыбнулся мне, часто-часто заморгал.

— Все это было давным-давно, — напомнил я ему.

— Ты ведь в это не веришь, так? Мы стали старше, точно, но во многом сохранили те же чувства, что и тогда. Ты так не считаешь?

— Скорее нет, чем да, Уэйн.

— Что ж, жизнь продолжается, тут ты, конечно, прав. Здесь нам разрешают выходить в Интернет. Никаких порносайтов и чего-то такого, и они проверяют, что мы смотрим и кому пишем. Я прокрутил тебя по «Гуглу». Знаю, что ты вдовец и у тебя шестилетняя дочь. Но ее имени найти не смог. Почему это?

Меня передернуло — ничего не мог с собой поделать. Упоминание этим психом моей дочери ударило как пощечина. По этой же причине я убрал ее фотографию из своего кабинета. Разные миры, которые не должны соприкасаться. Я вернулся к интересующей меня теме:

— Что случилось в лесу в ту ночь, Уэйн?

— Люди умерли.

— Не играй со мной в эти игры.

— В игры играет только один из нас, Коуп. Если хочешь правду, давай начнем с тебя. Почему ты здесь? Почему сегодня? Приезд твой не случаен. Мы оба это знаем.

Я оглянулся. За нами наблюдали, но я только попросил, чтобы не прослушивали. Дал знак, чтобы кто-нибудь вошел. Охранник открыл дверь:

— Сэр?

— К мистеру Стюбенсу кто-нибудь приезжал в последние две недели?

— Да, сэр. Один человек.

— Кто?