Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию - Дмитрий Куликов

Мы же должны ставить своей целью освобождение Европы и континента от влияния и агрессии устаревшего монопроекта. У нас сейчас есть все шансы понять, что мы делали правильно в XX веке, а что нет, что является исключительной особенностью наших экспериментальных условий, а что может и должно быть перенесено и в нашу, и в общеевропейскую практику и чему есть аналоги (и опережающие заделы) в практике китайской. В этом суть нашей евразийской позиции.

Нет никакого жидомасонского заговора. Мы имеем дело с наукой – и с судьбой Запада европейской цивилизации, который с наукой не справился. И с мировой провинцией, выселками Старого Света, которые тянут нас в историческое прошлое, тянут туда весь мир, в XIX век, пусть даже теперь все это и будет опосредовано «виртуалкой» больших данных и компьютерной сети. Россия – цель мальтузиански обоснованного геноцида, хотя все факты говорят против этого обоснования – о том, что развитая технологичная экономика имеет отрицательную демографию, люди становятся сверхдороги и государству их приходится покупать (материнский капитал). Включаются сверхбиологические механизмы регуляции численности популяции. Но геноцид и его экологическое религиозное обоснование – эти факты не считают препятствием. Российский континент должен быть превращен даже не в Латинскую Америку – в Африку. Этого, правда, никогда не будет.

Мы должны последовательно выводить Францию, Германию, Австрию, Бельгию, Италию, Чехию, Венгрию из-под власти США. Необходим пересмотр итогов Второй мировой войны в нашу пользу. Русско-немецко-французский союз должен наконец-то занять место Антанты. В интересах всей Европы, не только России, исключить раз и навсегда англосаксов – и большого джентльмена, и маленького – из европейской политики. Общеизвестно, но как-то подзабылось, что они – неевропейцы, они остров, а не континент. Только это позволит создать необходимый нам общий рынок континента. Но нужно выйти из-под власти США сначала самим – и окончательно. Для этого мы должны опереться на Африку, Азию и Латинскую Америку как альтернативы, потому что опереться на Старую Европу на первом шаге не удастся.

Часть 2

Наш план

Политическая система: развивать фактическую конституционную монархию

Как бы ни хотелось кинуться сразу «в экономику», но без исторически жизнеспособной политической системы никакой экономики не будет и быть не может. Все заберут и отберут. Вынут через «мировое разделение труда». И ссылка на «развитые страны», как «у них» все богато, а у нас одни «дураки и дороги», все меньше действует на наше население. Дело не в размерах богатства, а в способе его употребления. Мы не нищие. Мы даже еще не бедные. В этом-то и проблема с нами. У нас многое есть, все еще очень многое. И не только оружие и космос, а также великая культура – неотъемлемая часть любого богатства, пока еще и здоровье, пока еще и образование, пока еще и довольно разнообразное хозяйство, пусть и весьма урезанное британской «свободой мировой торговли». У нас нет фавел, как в Рио-де-Жанейро, нет нищеты внутреннего Китая, у нас люди не ожидают покорно смерти от голода или инфекции, лежа на улицах, как в Индии, у нас вообще не живут на улице или в домах из фанеры – у нас Север. Мы не страдаем, как Китай, Индия и Африка, от перенаселенности, имеющей биологический, додеятельностный характер. Но бедность и нищета, без которой бедности не бывает, должны у нас появиться в результате американизации, чтобы было, «как у них» (а в США бедность и нищета есть – и ого-го какая, массовая), чтобы появился экономический стимул к труду. Стимул, правда, не появится, как и перенаселение. Раньше мы просто вымрем. Наша политическая нестабильность исходит не от беднеющих, которые уже поняли, откуда ветер дует, а от элиты. Именно эта узкая прослойка сумела сверхобогатиться за счет государства путем приватизации и бизнеса на бюджете. Опасность исходит от ее клиентуры, группы сервиса, которая боится утратить свои высокие необоснованные доходы, образ жизни и саму «ценность» чувствовать себя «креативным классом», ничего при этом не создавшим, то есть очень умным классом.

Государь

Главная политическая проблема воспроизводства власти и усиления государства, стоявшая перед Россией в начале XX века, традиционно описывается как необходимость восприятия конституционного правового порядка. Сегодня эта задача наконец-то решена, причем в наиболее естественном для России варианте конституционного монархизма. В этом нет ничего эксклюзивного – французы свой пятый республиканский строй называют выборной монархией отнюдь не фигурально, а на языке политического анализа. Российская конституция прямо описывает институт президентской власти как стоящей фактически над законодательной, исполнительной и судебной. Этот институт был американским подарком Ельцину для улучшения внешней управляемости России и укрепления американской власти в России, но оказался освоен российским суверенитетом и восстанавливающимся государством. Федеральное собрание работает на принципе устойчивого государственного большинства как согласительная комиссия. Этого, в сущности, и хотел Николай II, создавая 1-ю Государственную думу. Сталин, Хрущев и Брежнев были, по существу, императорами, мало отличавшимися от своих древнеримских и российских предшественников. Так что русская традиция государственности не прерывалась и в советское время, продолжена она и сегодня. Русский государь отвечает за то, что делает, – в отличие от американского президента – и обязан посвятить этому свою жизнь, реализовать длительные исторические проекты, а не обеспечивать сиюминутный дележ общенациональной прибыли между элитными группами. Кем бы он ни был. Этот порядок нужно удерживать и развивать. Он основан на общенародной поддержке государя, как бы он ни назывался – царь, генеральный секретарь или президент. То есть этот порядок основан на народовластии. При этом все виды реальных демократических институтов, держащихся на ответственном участии реальных людей, сознание которых принадлежит им самим и которые не лишены заведомо доступа к знанию и мышлению, должны работать на прояснение, обслуживание и редактирование общественного договора, являющегося содержанием конституции и поддержкой государства. С учетом всего сказанного следовало бы вернуть в государственный оборот второй триколор (бело-желто-черный), забрав его у националистов и отдав законному владельцу.

Общественный договор

Чтобы осознанно воспроизводить и развивать нашу политическую систему, следует признать, что общественный договор начала 2000-х годов свое историческое существование закончил. Придется расформировать политэкономию либерализма, в том числе и для того, чтобы появилось пространство для экономического роста, но в первую очередь – чтобы покончить с наследием внешнего управления.

Путин, отвоевав у олигархии собственно политическую власть, экономическую власть вынужден был оставить либералам, ограничив их лишь социально ответственным сбалансированным бюджетом. Это было водяное перемирие, временное соглашение, скрепленное общей судьбой Березовского, Гусинского и Ходорковского – относительно мягкой по советским меркам и исключающей репрессии для всех остальных. При этом постепенно сформированная из экономических либералов же «партия власти» «Единая Россия» получила право ссылаться на сбалансированный социальный бюджет как на свое собственное достижение, являясь одновременно крышей всего либерального бизнеса на том же самом бюджете. Кудрин был поставлен разводящим между путинским рождающимся государством и сугубо эмигрантским «экономическим сообществом». Отождествляться с такой партией Путин, конечно, не стал. И он просто обязан был вывести из ее политического «тела» руководителей территорий, даже если номинально (и даже если социально) они оставались связанными с «ЕР».

Неисправимый политический порок «Единой России» при всем ее «весе» – вместе с сателлитами в виде «Справедливой России» и ЛДПР – состоит в том, что, будучи по риторике совершенно левой партией и только в этом качестве способной собрать контрольный электоральный пакет, она ничего не может сказать о политической природе гарантий исполнения своих обещаний, о содержании своей деятельности. Этих гарантий у нее попросту не может быть. По логике своих обещаний она должна была бы встать на позиции реального социализма, ассимилировать действительные достижения СССР в области социальной организации и прямо об этом заявить, в том числе и в названии. Но это невозможно по ее социальному происхождению и назначению, а потому запрещено и другим, и даже Миронову. Вместо этого у «Единой России» другая публичная гарантия, и она одна – сам Путин. Это было конструкцией власти в переходный период. До тех пор, пока либералы, занятые экономикой на свой манер и в свою пользу, поддерживали Путина хотя бы для вида. Но свое лицо они показали уже в 2012-м. Весь период «тандема» в 2008–2012 годах (кто в «тандеме» был «за рулем» – всем было ясно) либерально-экономическая элита готовилась привести к реальной уже проамериканской власти Медведева на его втором сроке и установить неоельцинский порядок вещей. Надежды на нечто подобное не умерли еще и сегодня.