Заповедник архонтов - Михаил Ишков

«Чем?» — спросил космический челнок.

«Приводной станцией. Вот наша цель. Отдыхать будем после выполнения контракта. Вот еще что, ты особо не увлекайся сновидениями, это — опасная штука. Обоюдоострая… Сорви мне цветок, который я мог бы подарить Дуэрни. Обработай его на генном уровне».

«Этой курице? Зачем она тебе?..»

«С таких, как Дуэрни, все начинается. Займись делом. Не поддавайся гордыне, увидал сон — и ладно. Это только первый шаг. Тебя еще крещение ждет, имя следует сменить. Что за имя такое — „Быстролетный“. Кличка какая-то собачья!»

Койс оторопел, ничего не ответил. Потом, после долгой паузы спросил.

«А что, мне и крещение доступно?»

«Об этом не мне судить, но думаю, да».

Через пару дней у меня в руках был цветок — точнее, амулет или генная отмычка, с помощью которой я надеялся снять запрет, наложенный на сознание Дуэрни. Как-то вечером, когда девушка проходила возле меня, я окликнул ее и указал в сторону океана.

— Тянет?

Она промолчала, деликатно почесала бровь.

— Желаешь, хозяйка, чтобы пробудились сны, обернулись явью?

Она еще раз почесала бровь. Я тайно передал ей цветок и предупредил.

— Береги его, хозяйка. Пожуешь на ночь, когда прикажут отходить ко сну. Расслабься, не засыпай, окликни того, кто властвует над снами, а зовут его Создатель, Господь наш, священный Ковчег. Проси о милости — пусть наградит тебя видениями легкими, манящими. Не бойся голоса, незримо проникающего в твои мысли. Подчинись ему и засыпай.

Она так и поступила. Я, лежа за переборкой, уловил ее ментальный зов, прочел заклятье и въявь увидал, как забурлила кровь в юном теле, как забегали зрачки за закрытыми веками. Оцепенение, прежде давящее, сминающее память, обернулось легкой дремотой. Перед очами поплыла туманная взвесь. Наконец она раздвинулась, и гарцуковна увидала гору, возвышавшуюся над темно-синим морем. Остров лежал под голубым небом, его очертания призрачно и радужно переливались, пока не обозначились высокой башней, позолоченной крышей дворца, в котором было собрано столько чудес света, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Я мысленно провел ее по анфиладе украшенных залов. Девушка-губошлепка время от времени ахала и хваталась за шею. Там не было ошейника. Я вывел ее в сад, легкая лодочка с балдахином скользнула к ступеням, спускавшимся к урезу воды. Обширное озеро лежало у подножия дворца, вокруг, по берегам был разбит чудесный сад…

На этом я оборвал видение.

Будь, что будет.

На следующее утро я с трепетом ждал появления Дуэрни на палубе. Запомнила ли она увиденное во сне, проснулось ли в ее душе зыбкое желание иного?

В точно назначенный срок процессия во главе со старцами так и не появилась на палубе. Прошел час, другой. Хват тревожно поглядывал на проем, ведущий в каюты знатных пассажиров. Скоро все находившиеся на палубе примолкли, каждый, не подымая глаз, занялся своим делом. Даже главный инженер Тоот, который обычно не скупился на болтовню или, точнее, на агитацию, замолчал. Он с угрюмым видом драил палубу.

Ближе к вечеру торжественный выход все-таки состоялся, правда, на этот раз порядок церемонии был нарушен. Прежде всего, стражники выволокли из трюма какой-то странный аппарат, напоминавший метровой высоты четырехгранную пирамиду. Одна из стенок была прикрыта двумя шторками. В шторках были вырезаны полуокружья, при соединении образовавшие отверстие размером с шею.

Этта, работавший скребком, ахнул.

— Порази меня прозрачный, это же портативный интеллектор!..

Главный инженер тут же резко и грубо оборвал его.

— Не суетись, товарищ! Держи себя в руках.

Наконец на палубе появились старцы. Далее все как обычно — та же долгая возня с креслами, долгое ерзанье, почесывание, сопение. Наконец тот старик, который располагался слева от меня — это, по-видимому, был Ин-се, — махнул рукой, и на палубу вышла Дуэрни. Конец поводка на этот раз держал в руке Огуст.

Дуэрни была густо лилова, то есть «бледна, как смерть». Шла, опустив голову, смотрела на палубные доски под ногами. Правда, как только вышла на свет, не удержалась и бросила томительный взгляд на океан.

Я тоже глянул в ту сторону. Океанская даль в тот день была особенно прекрасна. На горизонте были видны световые столбы, сумевшие пробиться через разрывы к тучах. Они почти отвесно упирались в пронизанную жемчужным сиянием водную гладь. Между ними кружевной, ангельской белизны горой вставало облако.

Старцы наконец устроились, затихли. Ин-се жестом поманил Дуэрни. Огуст освободил поводок, и девушка покорно поспешила к старикам, встала на колени, наклонила голову. Сидящий справа старик указал на интеллектор.

— Дочь, для твоего же блага… — В наступившей оцепенелой тишине в голосе Ин-ту особенно отчетливо прозвучала угроза. — Не заставляй нас прибегать к силе. Возродись в славе, забудь, что навеяла ночь, что нашептал тебе голос нашего врага.

Дуэрни подняла голову, ответила ясно и громко.

— Нет, благодетели. Это не был голос врага.

Тут все, кто был на палубе, принялись шептаться. Голоса звучали тихо, потом все громче и громче. Каждый считал своим долгом приблизиться к девушке, каждый предлагал стать покорной. Когда пришла очередь Туути, стражник переложил копье в левую руку, а правой отчаянно почесался между ног.

— Что за беда, Дуэрни! Меня тоже сунули в интеллектор, когда я провалил экзамены на славного. Как видишь, остался жив, здоров, и сил не поубавилось.

Только мы с Тоотом не подошли — так и держались в сторонке, у борта. Главный инженер судорожно сжимал в руках швабру, я то и дело почесывал лоб. Что я мог сказать несчастной девушке? Забудь о том, что видела во сне? Положись на мудрых, славных, образованных или каких-нибудь еще палачей? Она не послушает, а если подчинится, мне впору будет самому сунуть голову в интеллектор, потому что иначе жизнь мне будет не мила. Ни человечья, ни губошлепная!

Не по размеру мне будет жизнь!.. Мал я для нее оказался.

Ин-се решил ободрить меня — пригласил поближе, кивком указал на коленопреклоненную девушку.

— Смелее, знахарь! Прикажи ей забыть о том, что она увидала в часы ночного отдыха.

— Как же я ей прикажу?

— Также, как навеял. Ведь это твоя работа, не так ли?

Я не ответил. Присел на борт, чтобы голень правой ноги была под рукой. Старик между тем продолжил.

— Вот до чего довели ее так называемые сны! — воскликнул Ин-ту. — Лучшие из лучших отказываются служить ковчегу и родине. Она отказывается пройти через интеллектор. Ты этого добивался, негодяй? Чтобы она проявила строптивость? Строптивость, подонок, страшная болезнь, от нее лучше сразу избавиться, чем ждать, когда она все твое нутро разъест.