Требуются герои, оплата договорная - Елена Муравьева

Борис, Катя и другие

Борис.

— Как настроение? — спросил Сван. Подготовительный этап завершился, они прощались у дороги. «Агеевцам» предстояло занять выбранную позицию. Устинов отправлялся на встречу с Богунским.

— Борис? — обрадовался Степа телефонному звонку. — Ты где? Я прождал тебя в условленном месте битый час! Изнервничался, передумал не весь что. Почему ты трубку не брал?

— Обстоятельства мешали.

— Где ты? Что делаешь? Как Катя? Она звонила? Ты видел ее?

— В порядке наша Катя, на природе прохлаждается. Не беспокойся.

— Я немедленно еду к ней. Говори адрес!

— Вместе поедем. Подхвати меня по дороге.

Разоблачение Юли тенью подозрений укрыло и Степана. На принадлежность Богунского к преступной коалиции ни указывал ни один факт. Зато мелких и пакостных сомнений набиралось великое множество. «Я предвзято к нему отношусь, — напомнил себе Устинов, — надо быть объективным».

Степана роднило с Юлей многое: время знакомства — апрель, удобный в общении конформизм, глубина обуявших чувств, идеальное психологическое соответствие партнеру, прекрасные внешние данные. Сходство настораживало. С другой стороны Богунский мало отличался от обычных Катиных ухажеров. Высокие, материально обеспеченные крепыши — жизненный стандарт Морозовой и Степан Богунский выглядел именно так.

На место встречи Борис опоздал.

— Приветствую тебя, друг мой Степан!

Нетвердая поступь, в руках початая бутылка «Пшеничной», на лице румянец и растерянность. Таким Богунский Устинова никогда не видел.

— Ты пьян что ли?

Борис признал «очевидное»:

— Ну, выпил! С кем ни бывает?!

— Нашел время!

— В жизни всегда есть место подвигу и пол-литре.

— Судя по тебе, ты принял на грудь побольше.

— Не считал.

— Катя мне тоже звонила, — индифферентно сообщил Богунский.

— И что?

— Просила приехать.

— Тебя тоже. Вот, стерва.

— Борис! — Богунский гневно свел брови, — я тебя попрошу выбирать выражения.

– Будет сделано, герр капитан!

Идею притвориться пьяным, выдвинул Сван. Если Степа ни причем, сказал он, то плюнет и уйдет. А если проникнется настойчивой заботой и начнет педалировать процесс, считай, парень в игре.

— Поехали, Катя ждет, — поторопил Богунский.

Борис отмахнулся.

— Что ты ко мне пристал? Сам доберусь, без твоей помощи.

Степан засмеялся миролюбиво:

— Ты сам просил, чтобы я за тобой заехал. И правильно, между прочим, сделал. Эк, тебя развезло. Еще ненароком свалишься под забором, в милицию угодишь, опозоришься.

— Все равно, сам доберусь, — повторил Устинов, — не желаю твоими услугами пользоваться. Не желаю!

— Как хочешь. Тогда всего хорошего.

— И тебе не болеть! — Устинов повернулся и решительно зашагал по тротуару. Далеко уйти ему не позволили.

— Куда ты, горе луковое? Садись в машину. Я тебя прошу.

Наверное, больше от злости, чем от иной необходимости, Богунский достал из-под кресла тряпку, стал вытирать руки. Устинов, едва не выдав себя, проглотил ругательство. Белое в синий кораблик полотно укрыло длинный красивой формы указательный палец Степана, прошлось в возвратно-поступательном движении, перебралось к безымянному. Кусок такой же ткани, отчаянно воняя хлороформом, лежал у Устинова на балконе. Его подобрала на улице Рекса и старательно изорвала в клочья, перед тем как заснуть! Большее доказательство причастности к преступлению трудно было придумать! От бессильной ярости у Устинова даже свело скулы.

— Ладно, поехали…

Едва джип тронулся, Борис закрыл глаза и захрапел. Однако настороженный взгляд Богунского чувствовал даже сквозь закрытые веки, Сван и на этот случай выдал инструкции. Словно разбуженный собственным храпом, Борис встрепенулся, удивленно оглядел пространство салона и обессилено растянулся на заднем (сознательно выбранном) сидении. Теперь, когда Степа не видел его лица, можно было и расслабиться.

Дорога заняла минут сорок, как планировалось. В соответствии со сценарием произошла и встреча с «агеевцами». Не доезжая немного до нужного дома, посередине проулка, перегораживая дорогу, стоял запрещающий знак. Парень, в желтой жилетке поверх футболки, махнул Jeep рукой, веля тормозить.

— Какого черта… — начал было Степан.

Упало дерево, оборвало провода, ремонтники вот-вот приедут, пока надо в объезд… парень тараторил, не прекращая жевать жвачку, от чего не очень складная речь, становилась совсем невнятной. И все же суть дела была предельна ясна: джипу придется возвращаться на трассу и подбираться к нужному дому со стороны озера или вокруг леса. Другие пути перекрыты и останутся в таком состоянии еще часа два.

— Холера!

Скорректировать маршрут требовалось в первую очередь. Что бы ни случилось в дальнейшем, отправляясь в N-ск или куда-либо, Степану надлежало выбрать трассу, которую назначил для него Сван.

— От дома ведут дороги в 4-х направлениях. Две мы перекроем якобы из-за упавшего провода. Третью займет строительный вагон. Четвертая — единственная, останется свободной. Притормозить в нужном месте мы поможем, дальше — как карта ляжет, — сообщил на совещании главный стратег.

— Но Богунский может проверить соседние улицы.

История с аварией в электросети зияла прорехами. Белые нитки, шей не шей, не сводили концы с концами. Расчет строился на том, что наш человек, привыкший к рухнувшим деревьям, оборванным проводам и, главное, к нерасторопности ремонтных служб, не станет вникать в подробности происшествия. Зачем? Нормальное дело: отрезан подъезд к полусотне домов, эка, невидаль. Так было, есть, будет. На том стоим. На дураках и дорогах.

— Не проверит. — Сван не собирался убеждать, он действовал и рассуждал как профессионал и как профессионал не вкладывал в работу ни грамма эмоций. И оказался прав!

Внедорожник, пыхтя, дал задний ход, развернулся. Слава Богу, выдохнул Борис.

Катя.

– Как ты мог?!

День, злой проказник, продолжал дарить неожиданности. Пьяный в стельку Устинов, вцепившись в спинку переднего сидения, категорически отказывался покидать салон автомобиля.

София философски заключила:

— Мужики есть мужики, дикое племя. Не расстраивайся. Если до завтрашнего утра твой друг очухается — хорошо. Нет — не судьба ему директорствовать, извини, — оскорбленной поступью она направилась в дом. Катя, Степан и Борис остались у ворот. Устинов глупо улыбался, Богунский вопросительно взирал на Катерину. Та в немой досаде, наливалась гневом.

— Степан, отойди, пожалуйста, я попробую с ним поговорить, — попросила тихо.

— Бесполезно, ничего не соображает, — Богунский нехотя сделал пару шагов в сторону.

Катя присела на корточки перед машиной, постаралась заглянуть в серые туманные глаза.

— Борис, ты меня слышишь? — туман набрал гущи, начал преобразовываться в стекло, — Борька, нам надо N-ск.

— В N-ск, — повторил Устинов, — зачем?

— Я тебе потом расскажу, ладно?

— Сейчас давай.

— Ты не поймешь.

— Сама — дура. Впрочем, с тобой хоть на край света.

Катя беспомощно развела руками, призвала в помощники Степана.

— Что я должен сделать? — Богунский, высокомерный и снисходительный, в обиде и благородстве, цедил слова сквозь зубы.

— Как минимум не портить мне нервы! — не вытерпела Катя. — Ты ведь мне друг. Я могу на тебя положиться?

Друг пафосно страдая, изобразил лицом сложную гамму чувств, и уточнил, подгоняя ситуацию:

— Когда мы отправляемся?

— Сейчас, — Катя ушла в дом.

Борис.

Сван в кратком курсе молодого бойца внушал: оставляй за собой свободу маневра, не принимай навязанных извне схем. Ученье — свет. Пожиная плоды просвещения, Устинов вывалился из салона, качнулся нелепо, побрел к лесу.

— Ты куда? — в голосе Степана звенела ненависть.

— А…

Статус пьяного позволял не объяснять поступки, творить, что в голову взбредет.

— Борис! — взметнулось над лесом.

Он повернул обратно. Дом-крепость, железные ворота, забор. Сколько же в коттедже людей? Охранник у ворот, крепкая тетка по имени София и все? Вряд ли. Масштабы подготовки к операции, обилие машин, людей, крови, не позволяли рассчитывать на скромный финал.

— Борис!

Он сказал Свану:

— В нее стрелять не будут. Она нужна живая и здоровая. Я отвлеку их, она тем временем убежит. Вы заберете ее и уедете. Если, — слова давались с трудом, — я не справлюсь, если меня… — губы отказывались произнести страшное «убьют», — не дайте увезти женщину. Застрелите ее.

Брови советника дрогнули; удивленный отчаянной решимостью Бориса, Сван не удержался, присвистнул:

— Ого! Так не доставайся же ты никому?! Кровавая развязка жизненной драмы «любила — разлюбила»? Африканские страсти?