Убийца Богов (СИ) - Француз Михаил

Причем последние два пункта были не для собственного употребления, а для устройства все тех же диверсий (накурить начальника лагеря перед утренним разводом, напоить всех офицеров перед планеркой и т. д. и т. п.).

Самое главное: все знали, что это я, но поймать на горячем не могли никак: улик нет, свидетелей нет, способ неизвестен.

Меня наказывали. Запирали в карцер, прокачивали и отправляли на кроссы с полной выкладкой, устраивали «учебные спарринги»… Но все равно продолжали сраться, взрываться в туалетах, ходить красивыми, хихикать в мегафон и т. д. по списку.

Были бы у них наряды, я бы сгнил в них, но нарядов не было. Был бы у них расстрел — расстреливали бы раз по пять в день… Через месяц весь командный и офицерский состав плотно сидел на успокоительных. Через два месяца мне всерьез стали пытаться устроить несчастный случай. Через три — почти открыто пытались убить… Раз по восемь в день.

Это было забавно.

Пятеро получили серьезные травмы, нарвавшись на собственные ловушки.

Шестеро были уволены. Они прямо заявили начальству: или я, или они. Я остался.

Что интересно, вместе со мной не проходил этой подготовки ни один из будущих коллег по отряду. Тут были только космодесантники и всяческие «спэшл форсы» названий подразделений которых я даже не пытался запоминать на повышении квалификации и доподготовке. Все они прибыли в этот лагерь добровольно, все имели за плечами годы службы и боевой опыт, а на плечах различные офицерские погоны. Правда что первое, что второе, оставалось за пределами лагеря. Внутри же все мы назывались просто «курсанты».

Признаю — было весело. После одиннадцати лет накопления знаний на планете-университете полной юных пакостников и гениев с пытливым разумом и отсутствием инстинкта самосохранения такой великолепный полигон…

Но весело было мне одному.

Ведь пытались воздействовать на меня и через коллектив: прокачивали и наказывали целым взводом, чуть реже ротой, а иногда и всем лагерем сразу.

«Курсанты» обиделись. Пытались устроить «темную»… Раз пятьдесят. Ниразу не получилось. Только силы зря потратили.

Они же наивные — не знали про мой обостренный слух, великолепное дневное и ночное зрение, боевую подготовку и читерское «знание».

Нет, я никого из них пальцем не тронул. Не покалечил, не снизил боевой готовности, нанесением травм и увечий. Нет. Я драк не устраивал. Просто они не были в состоянии меня изловить в запертой казарме, подкараулить в койке, в туалете, в душевой, в умывалке…

А к исходу третьего месяца курсанты перестали пытаться меня достать. Это случилось после того, как я спас жизнь одному из них, когда во время занятий по скалолазанью у него оборвалась страховка.

Я поймал его уже летящим вниз с высоты. Моя страховка тоже оборвалась от рывка и двойной нагрузки, но я уцепился свободной рукой за камень и удержал обоих — не так уж трудно с моими способностями… Но жизнь парню спас.

Потом помог еще нескольким с травмами на занятиях, парочку вылечил от мелких, но неприятных болячек.

И к четвертому месяцу курсанты шли лечиться не к штатному медику, а ко мне. Это было уже не так весело… А уж когда на пятый месяц все офицеры, сержанты и инструктора полностью перестали реагировать на мои штучки: стали мужественно и молча терпеть их, я обиделся окончательно и забил на это дело.

Когда в лагере целую неделю ничего не взрывалось и не происходило, на лицах людей появились улыбки.

Через две недели спокойствия они всем составом устроили пирушку по случаю победы надо мной. И это была действительно победа.

Они выиграли, я проиграл. Доучивался уже спокойно: это была их награда за терпение. На выпуске, правда я не удержался.

Представьте: общее торжественное построение: все красивые, все при параде, все серьезные…

Через десять минут солнце поднимается выше, температура воздуха потихоньку повышается и люди начинают расцветать… Буквально. Розовеют лица, форма приобретает различные веселенькие кислотные оттенки, а на беретах и фуражках проростают и распускаются цветы…

Но все мужественно держат строй, сдерживают ржач и продолжают торжественную часть, словно бы не замечая. Как будто ничего не происходит.

Начали вызывать на вручение корочек и дипломов. По одному.

Дошла очередь до меня.

Я почувствовал, что что-то не так. Знание твердило, что идти туда не стоит, но в том-то и дело, что идти все равно надо. И я пошел.

Прямо в том месте, где я остановился перед Начальником лагеря, рапортуя о том что курсант Коваррин по приказанию прибыл, взорвалась заложенная мина начиненная синей краской.

И вот тут заржал весь лагерь. Даже я сам улыбнулся.

После этого получились весьма забавные фотки. Расставались мы и с сокурсниками и с офицерами подружески, без затаенной злобы и обиды, посмеиваясь над самими собой и друг над другом. А прозвище «цветущий берет» за нашим выпуском закрепилось. Вот только со временем наполнилось оно совсем другим смыслом. Почему?

Да потому, что из-за постоянных наказаний и ужесточений, нагрузка на наш курс была повышена чуть не в пятеро. Все, кто не тянул, отсеялись за месяц. Остались только самые сильные, стойкие и упертые. А привычка постоянно ждать подвоха и непредсказуемых изменений в обстановке, развили профессиональную паранойу и умение мгновенно ориентироваться в любых условиях и обстоятельствах.

Так что «цветущих беретов» в войсках уважали и справедливо побаивались.

Весь наш отряд насчитывал всего пятнадцать человек. Пси-способности были у семерых. Остальные — матерые силовики-суперпрофи. Ну и я. Такой вот отрядец с «широким кругом задач» и возможностей.

Так получилось, что в отряд я пришел вторым после «командира». Успел занять себе помещение, обустроиться, назаказывать за казенный счет оборудования, начать монтировать его…

Именно в это время появилась первая участница: строгая женщина лет сорока семи, худая, прямая, словно проглотила кол, с белыми, пугающими глазами и совершенно седыми короткими волосами. Звали ее Нриета, по прозвищу Баньши (естественно персонаж был местный, носил другое имя, но полностью аналогичен призраку-убийце Предвестнице Смерти из моего мира).

Здание, точнее подземный комплекс, было большим. И пустым. Жизнеобеспечение и электропитание были автоматизированы и автономны. Продукты привозил грузовик раз в неделю. Они закладывались в холодильник и там хранились, расходуясь нами по мере необходимости.

И во всем здании нас двое. «Командир» еще, но он задерживался не часто, постоянно мотаясь по каким-то организационным делам.

Одному в компании самого себя — тошно. Так что нет ничего удивительного в том, что мы много времени проводили вместе.

Нриета приходила в мою лабораторию и помогала монтировать оборудование. Сложную или тяжелую физически работу я ей не поручал, но лишним рукам всегда дело найдется. А в компании все веселей.

При первой встрече она показалась мне такой строгой, даже стервозной, закрытой… Но, чем больше мы общались, тем больше трескался этот образ, осыпаясь штукатуркой, обнажая то, что она прятала за этой маской.

В общем мы подружились.

Баньши владела странным сочетанием психокинеза с воздействием на психику. Прозвище свое получила за случай, когда ее, тогда еще шестнадцатилетнюю девочку, оказавшуюся на территории локальной военной заварушки, «карликовой войны», как их тут называют, довели до истерики.

Она тогда уничтожила целый мотострелковый полк, вместе с живой силой и техникой. Тогда же и глаза побелели вместе с волосами.

Но погибли в тот раз не только солдаты. Она убила вообще всех в том городке, даже крыс, собак и кошек. Что уж говорить, если даже тараканы не выжили?

Да и после жизнь не особенно баловала: лечебница, наемничество, карликовые войны, опять карликовые войны, киллерство, тайные войны корпораций, криминал, спецслужбы, лаборатории, снова лечебница, опять лаборатории… потом был побег и инсценировка смерти, контактные линзы, краска для волос… Устроилась учительницей бальных танцев.