Проклятые (СИ) - Сербинова Марина

— Нет, Рэй, я не боюсь тебя, — улыбнулась она ему.

Он тоже улыбнулся и обнял ее за плечи, наклоняясь все ближе.

— Тогда попробуем, а?

— Ну, ладно…

— Готова? — спросил он шепотом, медленно приближаясь к ее губам.

Кэрол зажмурилась, чувствуя, как взволнованно забилось сердце. Он осторожно прикоснулся к ее губам, слегка, словно пробуя на вкус.

— Ну, что? — спросила девушка, приоткрывая глаза. Его лицо было так близко, как никогда, почти касаясь ее кожи. Веки были опущены, он смотрел на ее губы.

— Не знаю… не разобрался, — ответил он, вдруг сжал объятия и впился в ее рот в глубоком поцелуе.

Настоящем первом поцелуе в ее жизни.

Любопытство взяло над ней верх, и Кэрол не стала вырываться, позволив ему себя целовать. Она даже попыталась ответить на его поцелуй, чтобы научится это делать, и поняла, что ей очень нравится, прежде чем опомнилась. Она оттолкнула его, чувствуя, как пылает лицо.

— Тс-с-с, спокойнее! Все нормально, не паникуй! — поспешил успокоить ее Рэй. — Ну, теперь расскажи, что ты чувствовала?

— Я не знаю… А ты?

— Одно из двух, — вздохнул он, опуская красноречивый взгляд себе ниже пояса. — Либо ты не моя дочь, либо я извращенец.

Кэрол вылетела из машины, как из пушки, и бросилась в дом.

О том, что произошло в машине, Кэрол старалась не вспоминать, потому что этот поцелуй вызывал в ней еще больший стыд и отвращение, чем воспоминание о первом сексуальном опыте в мотеле. Она ужасно злилась и обижалась на Рэя, но на себя — еще больше. Как она могла пойти у него на поводу и согласится на такое? О чем думал он, зачем ему это надо? Ему-то, конечно, все равно, но как она посмотрит в глаза Куртни, когда та вернется?

Кэрол стала его избегать, опасаясь его очередных выходок. Но он, казалось, совершенно забыл о постыдном поцелуе, и вел себя, как обычно, словно ничего и не было. Это немного успокоило девушку, и она позволила себе наивно надеяться, что все пойдет по-прежнему. Только вопрос оставался открытым — отец он или нет? Если все-таки да, то от мысли о том, что она целовалось с собственным отцом, ей становилось дурно. А если не отец, тоже было не легче — тогда она целовалась с мужем Куртни, женщины, которая дала ей другую жизнь, легкую и беспечную, вытащила из грязи, спасла ее от участи грязной шлюхи или гибели от руки собственной матери; женщины, подарившей ей семью, любовь, заботу и поддержку. Только благодаря ей, Кэрол почувствовала себя человеком.

Никогда в жизни Кэрол не простит себе этот поцелуй, ощущая себя неблагодарной и подлой дрянью. А еще — глупой дурочкой, позволившей Рэю запудрить себе мозги.

Кэрол навещала Джека Рэндэла через каждые три дня, чтобы не показаться навязчивой, но и не желая выглядеть равнодушной. Ей казалось, что она выбрала «золотую середину», не надоедая, но и проявляя участие, показывая, что ее волнует его здоровье.

С каждым ее посещением Джек выглядел все лучше. Он уже не только дышал самостоятельно, но и вовсю дымил сигаретами прямо в палате, не обращая внимания на недовольство медперсонала.

Он упрямо отмалчивался, когда Кэрол расспрашивала о полученных травмах. Девушке оставалось делать выводы только из своих собственных наблюдений. Она поняла, что у него сломано ребро, и, скорее всего, не одно. Гипс был на правой руке и бедре. Судя по повязке, досталось и голове. А еще она мельком услышала из беседы врачей под дверью его палаты о каких-то внутренних разрывах и кровоизлиянии. Оказалось, что его оперировали. Это было все, что ей удалось узнать. Но и этого было достаточно, чтобы сердце ее обливалось кровью. Досталось же ему, и хорошо досталось.

Он почти не изменился, только стал более раздражительным и злым, но менять что-то в своей жизни так и не собирался. Его угнетало пребывание в больнице, а также свое неподвижное времяпрепровождение в постели. Бесила собственная беспомощность, скованность движений, тяжелый гипс.

Но более всего он страдал от скуки и безделья, привыкший к активному образу жизни. От телевизора ему уже тошнило, да и смотреть его долго он не мог из-за травмы головы. По той же самой причине он не мог пока читать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Каждый день к нему приходила секретарь. Джек отдавал распоряжения, решал вопросы, даже на больничной койке не забывая о работе.

Приходили и его адвокаты. В этом Джек шел наперекор отцу, который пытался полностью отгородить его от посетителей, опасаясь за его безопасность. Не потому, что его коллеги могли причинить ему вред, а из-за возможности слежки, которая может привести сюда врагов или прессу.

Но Джек всегда был своенравным и непослушным сыном, всегда поступая по-своему, чем очень раздражал отца. Джордж Рэндэл сокрушался безрассудности и упрямству сына, но очень любил его и гордился своим отпрыском, хотя и был весьма скуп на проявление чувств. Он сам воспитал сына, и был доволен результатом. Он уважал его стойкость и мужество, гордился тем, что ничто и никто не может сломать его сына, заставить струсить и отступить, но отеческое сердце болело. Джордж Рэндэл не хотел потерять его.

И если этот упрямый мальчишка не боялся за свою жизнь, то о Рэндэле — старшем этого сказать нельзя, и он прилагал все усилия, чтобы защитить своего сына. А того это только раздражало. Они постоянно спорили и ссорились, не желая уступать друг другу, и признавая каждый только свою правоту. Они никогда не проявляли любовь, презирая сентиментальность и «телячьи нежности», как выражались оба, никогда не признаваясь один другому в том, как на самом деле дороги друг другу. С тех пор, как их бросила мать Джека, их сплотила сама жизнь. Они остались вдвоем в целом мире, так было и по сей день. Из-за матери Джек недолюбливал женщин и не доверял им, Джордж Рэндэл так больше и не женился. Никто из них не хотел впускать в свою жизнь женщин, оба глубоко раненные всего лишь одной, которая была самой любимой и дорогой. Но Джордж Рэндэл не поддерживал нежелание сына завязывать серьезных отношений. Он считал, что теперь, когда карьера сделана, есть успех, собственная организация, признание и деньги, можно подумать и о женитьбе. Но Джек даже слышать об этом не хотел. Его жизнь — это сплошной холодный расчет, где женитьбе отводилось самое последнее место. Сейчас это ему не было нужно. А может, ему просто еще не встретилась женщина, которая перевернула бы все его планы и расчеты и побудила завести семью. И Джордж Рэндэл с нетерпением ждал, когда, наконец, его непутевый сын влюбится так, что в их семье появится женщина и ребятишки.

Он мечтал о внуках, уже заранее обожая их всем сердцем.

Поэтому, когда увидел, как в палату к сыну пришла девушка, принял ее с распростертыми объятиями, озадачив своей радостью и излишней приветливостью.

Кэрол же, наткнувшись на отца Джека, слегка растерялась.

— О, очаровательная барышня, проходите, прошу вас, не обращайте на меня внимания. Я уже удаляюсь. Только сперва позвольте представиться. Джордж Рэндэл. А как зовут вас?

— Кэрол Мэтчисон, — ответила девушка, улыбнувшись.

— Мэтчисон? Уж не родственница ли вы Куртни Мэтчисон?

— Родственница, — ответил за нее Джек. — Не приставай к девушке. Она моя клиентка. И все!

Рэндэл — старший горестно вздохнул, бросив на сына угрюмый взгляд.

— Вы замужем? — поинтересовался он у Кэрол.

— Нет.

— Прекрасно. У меня к вам деловое предложение. Даже просьба.

— Какая?

— Выходите замуж за моего сына.

Кэрол чуть не выронила сумочку, недоуменно уставившись на странного мужчину.

— Хоть вы сжальтесь надо мной, милая девушка! Посмотрите на меня. Я старый больной человек. Моего сына все время пытаются отправить на тот свет, и я боюсь, что так и останусь без внуков, без сына, совсем один. Взгляните, он довольно симпатичный, к тому же обеспеченный. По-моему, очень даже достойный кандидат в мужья. Правда, характер — не подарок, но, думаю, вам с ним недолго мучится. Боюсь, быстро овдовеете. Только успейте мне родить хоть одного внука или внучку, прежде чем этого непутевого придурка прибьют. Вам достанется неплохое состояние, к тому же я буду заботиться о вас, будете жить, как в сказке. Ну, что, согласны?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})