Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы - Сергей Демченко

…Если хочешь оставаться на одном месте, нужно бежать со всех ног.

А если хочешь куда-то попасть, нужно мчаться вдвое быстрее.

Прекрасная, идеальная во всех смыслах истина. Льюис был могуч, точен и прав.

А посему, памятуя об этих обстоятельствах, я, невзирая на вес баула, рванул изо всех сил в обратном направлении.

ПНВ не фонарь, конечно, но кое-какое видение даёт, это да.

Да и привык я уже за те годы носиться, как преследуемая котом крыса с сыром в зубах, по этой планете. И по каменным «кишкам», и по лесу, и по пустыне…

А когда есть НАПРАВЛЕНИЕ — чётко очерченное и имеющее в себе ОКОНЧАНИЕ дистанции… — так отчего же, бля, не побегать в своё удовольствие?

И я газанул так, что мои подошвы подо мною завизжали и горько пожаловались на Судьбу…

Глава XI

Вот уже почти десять минут, как я никуда не бегу.

…Проскакивая очередное из многочисленных ответвление коридора, которые вдруг стали возникать просто пачками, я услышал, как оттуда, откуда я только что прискакал, и ещё откуда-то справа и спереди, раздались топот и злые крики. Я аж приостановился, лихорадочно прикидывая, какое ж из имеющихся направлений выбрать. Вполне разумно рассудив, что грамотнее всего держаться наиболее тёмного угла, я срываюсь с места и несусь дальше, попутно выискивая этот самый скудный на освещённость закоулок. Это исходя из того, что вдруг, да включится аварийное освещение. В чём я почему-то очень сомневаюсь…

В голове ширится и крепчает набухающий кровяной ком, и она нахально начинает утверждать, что ей уже больно.

В подтверждение своих претензий в виски начинают тыкать раскалёнными спицами. Надо думать, — бег с таким весом, с такой предельной скоростью и на такие дистанции — просто чудесный повод для поднятия давления до уровня парового котла.

Вот только, кроме ноздрей и ушей, на моём организме других клапанов для стравливания гипертонических паров нет.

Бля, да потерпи ты! Ещё немного…

Ещё двадцать секунд, и я пушечным ядром влетаю в какой-то тамбур, что ли…, торможу… и аж подпрыгиваю от радости на месте. Есть! Вот она, эта "тёмная норка"! Беру левее, и ныряю в так кстати подвернувшийся мне совершенно тёмный проём…, успеваю на бегу для верности обернуться, чтобы проверить, — не сидит ли у меня "на хвосте" какой-нибудь особо настырный чемпион вроде Карла Льюиса…

И секунду спустя оказываюсь наказанным за собственное слишком длительное любопытство и утерю контроля за ситуацией.

Потому как со всего размаху врезаюсь в загудевшую и недовольно скрипнувшую преграду…

Когда несколько секунд спустя в голове возбуждённо отщебетали довольные моим конфузом синицы, а звуки погони вновь приблизились настолько, что уже хоть испаряйся в воздухе, я смог, наконец, рассмотреть то, во что вдруг так страшно врезался.

Сквозь муть с трудом фокусирующегося зрения и почти сползшие при столкновении бинокуляры ПНВ вижу, что причиной моей внезапной и полной остановки явилась массивная стальная дверь, прикрывающая вход в странно выпирающей прямо из обступающих ей стен, «закруглённости». Словно в центр тоннеля сверху, торцом и вертикально, провалилась громадная цистерна, да так и застряла. А для того, чтобы хоть как-то проходить сквозь её тело, в ней, особо не мудрствуя, вырезали отверстие и установили дверь…

Судя по слабому, незатухающему звону, — железную. Её колебания тут же входят в резонанс с моими синицами, отчего затылок норовит выпрыгнуть из стягивающей его банданы.

Если верить моим болевым ощущениям, толщина сей преграды не менее двадцати пяти — тридцати миллиметров, и возвышается она над моей головою прямо до самого потолка. То есть просто уходит, впивается в него на высоте около шести метров.

В другое время я простоял бы возле этого циклопического сооружения, открыв рот и не спеша обходя его пузатые стены, чуть дольше.

Но сейчас у меня немного другие задачи. Судя по поднятому шуму, за мною сейчас носится по этому уровню уже никак не менее тридцати человек. Растущая среди охотников за моей потной шкурой популярность радует моё самолюбие, но никак не способствует возможности процветания столь любимого мною собственного тела.

А потому мне нужно решать куда более насущные задачи. Например, уходить от них до тех пор, пока не найду приемлемого места, где смогу хоть немного охладить их что-то уж слишком разухабистый пыл.

А то они, того и гляди, скоро довольно и счастливо заулюлюкают, не получая отпора.

Требуется срочно место, где мне будет удобно маневрировать и при этом быть не слишком видимым. И вот вопрос, — а не за этой ли именно железякой и скрывается то, что мне и нужно?

…"Любопытства ради и надежды на спасение для" пробую толкать это чудовище… Оно кряхтит, стонет ржавыми петлями…, просто дурея от моей наглости…

Похоже её не открывали лет эдак пять…

Я усиливаю натиск до предела сил… и неожиданно для самого себя заскакиваю, даже влетаю, едва удержавшись на ногах, в очень просторное помещение, полное разного рода хлама. Потому как иначе эту столетнюю рухлядь назвать и нельзя…

Залежи технологического хлама, то ли ранее подлежащего установке, но для чего по неизвестным причинам не нашли времени, частично заполняют пространство, не давая сразу в полной мере оценить обстановку.

То ли это уже никчёмный мусор ушедшей эпохи, демонтированный так давно, что о нём уже никто и не помнит.

Здесь своего рода тамбур. А дальше — пространство самой "цистерны"…

Если пытаться оценить размеры сей «бадьи», внутри которой я так неожиданно оказался, то, пожалуй, шириной она могла бы поспорить с полем для игры в ручной мяч. Её диаметр примерно равен этой величине.

Еле ориентируюсь среди этого бедлама, и вижу запутанную аркаду лестниц и переходов, ведущую на верхние, «стальные» "этажи", выполненные в виде поднимающихся террасами площадок, с перилами и переходами. Прямо с них в стены уходят какие-то двери и зевы квадратных отверстий. Примерно с мой рост диаметром…

И на третьем ярусе — снова всё тот же обелиск металлолома и непотной пока рухляди.

Место, конечно, странное, но…

Туда!

…В результате беготни по этим хитросплетениям металла и бетона я забрался в такую глушь, что меня и черти найдут только по подсказке ясновидящих или с собаками.

И теперь я с гулко бухающим сердцем слушаю радостную суматоху где-то в глубинах тоннелей.

Вилле не оценил мою изобретательность и заботу о его комфорте. Не выдержал моей непонятливости.

И натравил на меня свору своих шакалов.

Пока это только сугубо военизированные идиоты, вроде десантников, привыкших действовать всё больше гуртом.

Что теперь слепо тычутся в разные углы. На каждом перекрёстке сталкиваясь лбами да спрашивая друг друга, — а никто не видел, собственно?

Они всё же боятся этой мерзко пахнущей плесенью и пылью темноты, в которой притаился неизвестный им, но широко разрекламированный Вилле профессиональный "киллер"…

Ну, что же. Я не буду их долго разочаровывать. Идите, идите сюда, дети мои…

Сейчас немного отдышусь, и поехали…

Я торопливо пристраиваю, «ховаю» баул за стопку каких-то сетчатых ящиков, почти целиком превратившихся в ржавую труху и перемещаюсь влево, прихватив из него по минимуму всё, что может мне пригодиться в этой "ночной охоте на дебилов".

Отсюда я начинаю практически бесшумное движение по "развалам техногенной цивилизации". А иначе и не назвать эту свалку отходов.

Изделий, которые, скорее всего, превратились в хлам из абсолютно новых, не будучи даже ни разу использованными, "штуковин".

Уж так у нас на Руси повелось. Со склада завода — на склад централизованный. Оттуда — на склад помельче, чтоб провалялось лет эдак двадцать, если не тридцать, без дела. И уже спустя эти годы — прямиком на вторсырьё.

Именно из таких вот "кладовых ненужных чудес" порою я и черпал многие свои, столь полезные, приобретения.

Правда, сейчас мне и этот "Клондайк безобразия" очень даже на руку.

Я в нём, как взбешённая кобра в зарослях колючего саксаула: саму достань, попробуй, — выковыряй, а она может внезапно ужалить больно.

Пока пробираюсь назад, заодно запоминаю место, где оставил баул.

Крути — не крути, а возвратиться за ним придётся. Чуть позже, правда, когда хоть немного успокою неуёмную активность этого рычащего стада. Сколько б их ни было.

Убить придётся всех, кто не сбежит сам. Иначе, как сявки, повиснут на лытках, и будут тявкать всю дорогу.

А меня это… оченно раздражает.

Особенно меня раздражает мельтешение лучей фонариков, с которыми так нагло носятся тут эти подкованные сороконожки, стучащие вразнобой сапогами, словно разбитый в хлам двигатель клапанами.

Я больше люблю гармонию звуков. Вроде "ать-два, ать-два"… Чётко, в лад, в ноту…