Украденный роман - Кантор Джиллиан

– Эй, – мягко сказал Эш, – что случилось? – Какой у него добрый, озабоченный голос. Не может быть такого голоса у человека, который притащил меня в Малибу ради какого-то извращенного плана мести. Может быть, история десятилетней давности, которую вспомнил Ной, – это просто совпадение (нет, писатели не верят в совпадения!). Может, Ной ошибся? Но даже в обратном случае оставался крошечный шанс, что Эш совершенно не в курсе этой истории.

Но количество странных событий с момента моего приезда в Малибу уже давно перевалило за рамки объяснимого: пропавшие дневники, недостаток свидетельств существования романа, написанного Эмилией, и существования первой жены; идентичность якобы перевода ее дневников и текста «Ребекки», как будто кто-то просто переписал роман, изменив имена и названия мест. Неужели Эш обладал настолько дьявольским коварством, чтобы заказать подобную фальшивку? И все это заслонял самый важный вопрос, крутившийся в моей голове, как смерч, – если Эш сплел ложь такого масштаба вокруг меня, то что же он мог сотворить в отношении Анджелики?

– Почему ты прочитал «Бекки»? – вдруг выпалила я.

– Что? – нахмурился он.

– Я имею в виду, как ты вообще узнал о существовании этой книги? Она не получила никакого освещения, и проданные экземпляры можно перечесть по пальцам.

Несколько мгновений Эш молчал, а потом мягко пояснил:

– Андж.

Сердце у меня заколотилось так, что аж в ушах загудело. Я вспомнила опасение Ноя, что Эш может выкинуть что угодно, и выбранила себя за то, что осталась с ним наедине и завела этот разговор. Даже если я закричу, звук разобьется о стекла окон или утонет в реве океана. Да и кто меня вообще может услышать, кроме Клары, которая не факт что прибежит из прачечной спасать меня? Я почувствовала, как руки у меня начинают дрожать, крепко стиснула их перед собой на коленях – и подпрыгнула, когда Эш снова заговорил:

– Оливия, ты как будто призрака увидела.

– Ты же упомянул Анджелику, – постаралась ответить я как можно мягче. Она была рядом с нами, хотя ее давно уже не было на свете. Даже через год после смерти она была первопричиной всех поступков Эша. Она была причиной того, что я оказалась здесь, не так ли? Об этом прошлым вечером говорил Ной, и Эш сейчас подтверждал его слова.

– Андж читала «Бекки» перед смертью, – продолжал он. – Она обожала все, что касалось Дафны дю Морье. Все. На самом деле это она первая предположила, что Эмилия и Дафна ходили в одну школу. – Он помолчал. – В любом случае, я обнаружил «Бекки» на ее прикроватной тумбочке после аварии и забрал, чтобы прочитать самому.

Его рассказ звучал логично и понятно, но потом я вспомнила об экземпляре, который нашла в спальне Анджелики, с надписью «воровка». Она уже была там, когда Эш нашел книгу, или он сам написал это слово? Я подняла голову – Эш улыбался мне, спокойно и непринужденно.

– Вскоре после того, как я прочитал «Бекки», я нашел дневники Эмилии. И понял, что вы все связаны – ты, Анджелика и Эмилия.

Я, Анджелика и Эмилия. И двое из них – писательницы, умершие молодыми в результате несчастного случая. Меня пробила дрожь, и я обхватила себя руками, чтобы не трястись совсем откровенно. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось, чтобы Эш коснулся меня, пытался согреть и запутать еще больше.

Но он, похоже, ничего не заметил и взглянул на часы.

– Блин, мне надо отлучиться на несколько часов на работу. Ты тут справишься одна? Я вернусь к ужину.

Я кивнула, памятуя о предложении Ноя заехать за мной. Но вдруг он ошибался? Вдруг страсть Анджелики к Дафне заставила ее для начала найти Эша и его семью, а потом привела к «Бекки»? Вдруг Эш говорит правду и ничего не знает о том, что с ней случилось в колледже, и о том, что мы втроем учились в Брауновском университете?

Воровка. Это короткое, написанное маркером слово зудело у меня в мозгу, лишая покоя.

– Нет, погоди! – воскликнул Эш, не подозревая о моем смятении. – Сегодня же пятница, литературный фестиваль. Ты обещала, что пойдешь со мной, помнишь?

Я обещала, и теперь трудно было вспомнить, в каком восторге от этой перспективы находилась всего несколько дней назад. Лос-анджелесский литературный фестиваль. Но ведь я по-прежнему в восторге от такой возможности, правда?

Я практически услышала в голове голос Ноя, кричавший, чтобы я сказала, что передумала, чтобы я уносила оттуда ноги и никогда в жизни больше не говорила с Эшем. Но я заставила себя улыбнуться еще шире и услышала собственный голос, отвечающий:

– Конечно. Не упущу такую возможность ни за что на свете.

Глава 37

Эш уехал на работу, и в доме воцарилась звенящая тишина. Я все думала об Анджелике, пока шла обратно в гостевую спальню. Сев на постель, я уставилась на портрет – неужели мы впервые встретились еще на семинарах по писательскому мастерству? Мы обе обожали «Ребекку», и вот судьба свела нас в этой комнате, в этом роскошном доме, только я была жива, а она – мертва.

– Что же с тобой случилось? – прошептала я вслух.

Правда ли она погибла в аварии? Или ее убили? Она читала перед смертью «Бекки», потому что любила Дафну дю Морье – или ненавидела меня? Считала меня воровкой – или просто бывшей сокурсницей, чьими работами она восхищалась? Эш пригласил меня сюда, чтобы утешить собственное горе или ради какого-то изощренного плана мести?

Но, естественно, портрет мертвой женщины не мог дать ответов.

Я откинулась спиной на постель и вздохнула. Взгляд упал на рукопись, лежавшую на тумбочке, я взяла ее и пролистала оставшиеся страницы. Там описывалась сцена приема на озере Малибу. Так же, как и в «Ребекке», экономка обманом заставила героиню надеть платье, принадлежавшее предыдущей хозяйке дома. И так же, как потрясенный и разгневанный Максим в оригинале, в этой рукописи Генри Эшервуд приходит в ярость, и сцена заканчивается тем, что Эмилия рыдает у себя в спальне.

Даже пустив фантазию вскачь, я уже не могла поверить, что это – перевод дневников Эмилии. Так что же это за рукопись и почему Эш вручил ее мне?

Я вздрогнула, услышав стук в дверь.

– Оливия, ты здесь? – раздался голос Клары.

– Да, – отозвалась я, садясь и складывая страницы обратно в стопку. – Заходи.

– Это что у тебя? – спросила Клара, оказавшись в комнате и указывая на листы рукописи.

Пару мгновений я смотрела на нее, по-прежнему не до конца уверенная, могу ли ей доверять. Она сказала, что почти не разговаривала с Анджеликой, но вдруг та однажды, напившись, позвонила Кларе и сказала, что я украла ее сюжет? Это Клара написала «воровка»? Или она хотела только найти свою кузину, а до меня ей и дела не было?

– Ну, Эш же хочет, чтобы я написала историю его бабушки, – наконец произнесла я. – А это – перевод ее дневников. – И, решив прощупать почву еще немного, я добавила: – Предположительно.

– В смысле? – с полуулыбкой уточнила она. – Ты что же, ему не доверяешь?

Я не доверяла Эшу, но и Кларе тоже, поэтому просто промолчала.

Клара склонила голову набок и вдруг отшатнулась, видимо, краем глаза заметив портрет Анджелики.

– Он меня каждый раз пугает, – тихо призналась она, покачивая головой.

– Пугает? Тебя? Это почему же?

– Из-за глаз. Именно такими они были при жизни. – Она замолкла на мгновение. – Мне до сих пор кажется, что она смотрит на меня с этого портрета и осуждает.

Я задумалась, за что бы Анджелике осуждать Клару? За откровенное влечение к Эшу – уж раз я заметила его, то Анджелика и подавно?

Клара протянула руку и коснулась пальцем холста, а потом осторожно провела по кромке переливающегося жемчужного платья, складками спадавшего с плеч Анджелики.

– Я вообще-то знаю, где хранится это платье, – сказала она. – И знаешь, что тебе стоит сделать, если ты собираешься замутить с Эшем? Надеть его сегодня на фестиваль.