Кровь над короной (СИ) - Романов Герман Иванович

С государственной службой граф Шереметев связываться не хотел, пребывая на должности обер-камергера императорского Двора, и единственным его сочинением оказались «инструкции к отправлению» сей должности, написанные для будущего преемника.

— Государь, посмотрите — ассигнации начали печатать! В «секретной экспедиции» станки работают денно и нощно!

Петр Борисович прямо светился, протянув картонную папку с завязками. Они вошли в канцелярский обиход гораздо раньше своего времени. Как и скрепки для бумаг, и первые чернильные ручки со стальными перьями — последние были уже массовыми изделиями дворцовой мастерской. И буквально расхватывались чиновниками и ученым людом как горячие пирожки в базарный день, принося Двору изрядную прибыль, что являлось немаловажным делом — расходы были огромными.

— Неплохо вышло, водяные знаки отменные!

Иван Антонович посмотрел весь набор ассигнаций, привычного советского номинала и цвета, от рубля до четвертного билета, только размерами гораздо больше. Водяные знаки представляли набор из двуглавых орлов, разводов и ломающихся полос — подделка купюр будет задачей чрезвычайно сложной для фальшивомонетчиков.

И ничего тут не поделаешь — от желания «срубить деньжат по легкому» не остановит даже лютая казнь. Ведь до сих пор в Европе практиковалось одно наказание — в глотки заливали расплавленный металл «воровских денег». Но то только для мелких проходимцев, а когда этим занимались венценосные особы типа прусского короля Фридриха, с наказанием становилось совсем плохо — не станешь же монарха под уголовную статью подводить и в кандалы заковывать.

Первые ассигнации появились на четыре года раньше введенных Екатериной. И разительно отличались от них как типографским исполнением, так и способами защиты. Последних на «екатеринках» не имелось — первые билеты печатали на использованных при дворе салфетках, которые подделывались без всяких трудностей.

— Порадовали вы меня, Петр Борисович, благодарствую!

— Я сам рад, государь, что к такому интересному делу приобщился!

Иван Антонович сложил купюры и задумался. По расчетам выходило, что к Рождеству удастся ввести в оборот ассигнаций на три миллиона рублей. И к ним добавить мелких монет из мельхиора, от алтына до гривны, еще на полмиллиона.

Чеканка последних шла медленно, хотя из Богемии привезли никеля на десять тысяч пудов, закупив у местных горняков весь «обманчивый металл». Потребуется, как минимум, еще два года, чтобы начеканить полновесных монет на пять миллионов рублей и потихоньку выводить серебро из внутреннего оборота, оставляя его на обмен и на оплату сделок с иностранными государствами и торговцами.

Это сулило огромные преференции, тем более что никель нашли в приполярной Печенге, за обителью. Но на разработку рудника нужно время. С невероятным трудом провели в июне первую плавку богемского никеля на одном из олонецких заводов, который давно хотели закрыть за нерентабельностью. Теперь завод стал собственностью казначейства, главным производителем «руссишзильбера». Еще начали выплавку латуни, цинк удалось закупить в Бристоле, хотя цена на него оказалась «кусачая». Из полученного металла произвели чеканку самых мелких по номиналу, но отнюдь не весу монеток — блестящих как золото — копеек, денег и полушек.

— Дело за малым, — пробормотал Иван Антонович, — нужно приохотить народ к новым деньгам. Зачем нам новый «медный бунт»?!

Глава 2

Гродно

Государственный преступник

Алексей Орлов

полдень 20 октября 1765 года

— Като меня предала, сучка! Я за нее кровь проливал, Григория и Федора лишился, а она меня Тайной экспедиции сдала с потрохами. Какова тварь, немка расчетливая, право слово…

Алехан сграбастал в свою лапищу кружку с мерзостным пойлом, которую еврей-шинкарь выдавал за вино, клянясь при этом всеми ветхозаветными пророками и священной книгой.

Отпил добрый глоток, сморщился от кислятины, и решил потребовать «перевара» — до ужаса крепкого напитка с сивушным запахом. Шинкари в едкую жидкость добавляли табака, частенько и кореньев разных — после такого питья люди замертво падали, а с утра ничего не помнили и несколько дней маялись головной болью.

— Дерьмо…

Принесенная жидом новая кружка содержала отвратное зелье, но пошла лучше «вина», по крайней мере, удалось «занюхать» ее рукавом грязного кафтана. Алехан сморщился, подавляя желание рыгнуть под грязный стол — ляхи так делали повсеместно.

— И что сейчас делать?!

План войны с императором Иоанном с треском провалился. Нет, вначале все было хорошо — он даже попал к королю Станиславу Августу, благо имел послание от Като к своему давнему любовнику. Вот только круль ничем помочь не мог — сам сидел на шатающемся троне, вцепившись за подлокотники. Ясновельможное панство разошлось своим буйством по всей стране не на шутку — власть монарха никто не признавал, кровавая междоусобица стала привычной нормой.

Попытка подбить к выступлению против царя небольшого отряда запорожцев, оказалась негодной — вечно мятежные сечевые казаки выступать против царя Ивашки отказались, а сунуться в их логово на Днепре Алехан счел крайне неразумным делом.

Ничем неоправданный риск!

Остался в Варшаве, ожидая из Голштинии денег — Като вскоре отправила оплаченных векселей на две тысячи талеров. Деньги удалось получить в еврейской конторе, но эти прохвосты удержали в свою пользу каждую девятую монету. Для рискованного предприятия удалось навербовать три десятка шляхтичей и разного отребья, готовых рискнуть головами ради звонких талеров и рублей.

План был прост — добраться до Черниговщины и Северской земли, где в свое время народ поддержал Гришку Отрепьева, который провозгласил себя «чудесно спасшимся» царевичем Дмитрием, сыном царя Ивана Грозного. И объявить свою особу там императором Петром Федоровичем, что тайно бежал из столицы, спасаясь от Орловых, что его избили, но насмерть не добили благодаря случайности или чуду. Тут неважно, что придумать, все равно проверить или опровергнуть его не смогут.

Ситуация в тех землях складывалась превосходная, о том сообщали бежавшие в Польшу староверы. Помещики наложили крепостное ярмо на крестьян, так что организовать бунт мыслилось без помех, если бы не одно «но», вернее два.

В польской столице на снятый в аренду дом напали неизвестные шляхтичи, начался самый настоящий бой. Если бы не вмешались наемники, то дело стало бы худо, а так отбились. Пришлось выехать в Вильно, там должен был помочь один магнат, которому заранее отписала Като. Вот только вместо помощи ожидала засада — потеряв несколько человек Алехан кое-как вырвался, проклиная все на свете.

Тогда неудачу Орлов связал с происками Тайной экспедиции, и решил в очередной раз попросить помощи у Като. Та выслала денег, и отписала, что в Могилеве его будут ждать самые верные люди из поляков и немцев, с которыми он легко перейдет русскую границу и начнет мятеж против императора Иоанна. Вот только в городе его поджидали людишки из Тайной экспедиции и драгуны числом до роты — по польским владениям русская армия разгуливала как хотела, считая себя полновластным хозяином.

В ходе короткой, но яростной стычки отряд Алехана был разбит, ему удалось бежать, нанизав на шпагу пару преследователей. Решил спуститься по Днепру, перейти границу и начать поднимать крестьян на восстание подложным манифестом. А для начала объявил оставшимся при нем четырем шляхтичам, что он есть чудом спасшийся русский царь Петр Федорович, что хочет себе вернуть трон.

Лучше бы этого не делал…

— Чертовы ляхи, — пробурчал Алехан, ощупывая кончиком языка корешки выбитых зубов. Шляхтичи, услышав горестную историю «спасшегося царя» чуть ли не всплакнули. Потом внезапно напали на него, крепко связали, и принялись пытать его, действительно ли он царь. И провели короткое следствие, достав из кармана серебряный рубль с профилем покойного императора. Сравнили и пришли в дикую ярость, осознав, что пошли служить или новому Лжедмитрию, на голову скорбного, либо безумцу. Но в любом случае, ввязались в скверное дело!