Орлы императрицы - Лев Полушкин

А. Голицын по настоянию Екатерины систематически допрашивает княжну, добиваясь признания о ее происхождении и связях, но она отрицает даже то, что претендовала на российский престол. К ней то применяют строгие меры, сажая на грубую пищу, помещая в камеру под постоянное присутствие солдат для наблюдения за ней, запрещают появляться в камере любимой служанке, с которой она не расставалась до самых последних дней на свободе, то смягчают условия содержания, опасаясь смерти из-за открывшейся у нее чахотки. Тараканова стойко переносит все муки, и просит, умоляет А. М. Голицына о свидании с императрицей, чтобы сообщить ей лично нечто чрезвычайно интересное. Она просит передать императрице письмо с просьбой «лично меня выслушать, я имею возможность доказать и доставить большие выгоды Вашей Империи. Елизавета». В другом письме: «Я умоляю Ваше Императорское Величество во имя Вас самих благоволить меня выслушать и оказать мне Вашу милость».

Все старания А. Голицына принудить княжну к чистосердечным признаниям разбивались о ее несокрушимую стойкость. 24 июля он докладывал: «Всеподданейше доношу Вашему Императорскому Величеству, что я использовал все средства, ссылаясь и на милосердие Вашего Императорского Величества и на строгость законов, выясняя разницу между словесными угрозами и приведением их в исполнение, чтобы склонить ее к выяснению истины. Никакие изобличения, никакие доводы не заставили ее одуматься. Увертливая душа самозванки, способная к продолжительной лжи и обману, ни на минуту не слышит голоса совести. Она вращалась в обществе бесстыдных людей, и поэтому ни наказания, ни честь, ни стыд не останавливают ее от выполнения того, что связано с ее личной выгодой. Природная быстрота ума, ее практичность в некоторых делах, поступки, резко выделяющие ее среди других, свелись к тому, что легко может возбудить к себе доверие и извлечь выгоду из добродушия своих знакомых» [37, 138].

Не сохранилось никаких данных, подтверждающих посещение Екатериной тайной узницы, можно лишь предполагать, что она была заинтригована и не могла отнестись равнодушно к ее просьбе.

Зато известно, что посещал Тараканову А. Орлов. Он чувствовал свой грех, испытывая смешанное чувство жалости и раскаяния по отношению к несчастной узнице.

Саксонский посланник при русском дворе Сольмс в секретном письме своему правительству сообщал: «В Петербурге говорят, что привезенная Грейгом принцесса, находясь в Петропавловской крепости, 27 ноября родила графу Орлову сына, которого крестили генерал-прокурор князь Вяземский и жена коменданта крепости Андрея Григорьевича Чернышева. И получил он имя Александр, а прозвище Чесменский и был тотчас перевезен в Москву в дом графа».

По поводу происхождения А. А. Чесменского бытуют разные мнения. Одни считают сказкой рождение его в тюрьме княжной Таракановой, другие придерживаются противоположного мнения. Документальных фактов не существует, да и быть не могло, материалами следствия рождение ребенка не подтверждается.

На первый взгляд кажется, что ничего фантастического в появлении тюремного младенца, названного Чесменским, нет. Одно бесспорно: Александр Алексеевич Чесменский действительно существовал, Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский считал его членом своей семьи, держал при себе.

Если принять во внимание посещения А. Орловым несчастной княжны в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, то возникает вопрос — зачем ему это было нужно, если он после ареста избегал встречи с ней, что вполне объяснимо нежеланием являться на глаза предательски обманутой женщине. Отсутствие сведений о рождении ребенка в материалах следствия можно объяснить досрочным (до рождения) окончанием допросов заточенной княжны в связи с их бесполезностью.

Обращает на себя внимание тот факт, что побочный сын А. Орлова не получил фамильных привилегий, в то время как незаконным детям Федора Орлова были даны дворянские права, фамилия и герб Орловых. Не говорит ли это о том, что его происхождение, запятнанное именем матери-злодейки, делало невозможным получение почетных прав, несмотря на всю огромную значимость и заслуги перед Отечеством его отца? Но, как показало время, Александр Чесменский не имел к княжне Таракановой никакого отношения. Возможно, родившая его женщина была из числа дворовых графа, которые в элитной среде назывались «подлыми».

Если же поверить в присутствие генерал-прокурора князя А. А. Вяземского при крещении в тюрьме рожденного мальчика, то можно сделать вывод о придании этой процедуре определенного веса из уважения к родителю младенца, ведь в противном случае место генерал-прокурора здесь мог занять истопник или караульный солдат.

Обратим внимание и на даты. А. Орлов увиделся с княжной впервые в середине февраля 1775 г., через неделю ее арестовали, и если, как считается в некоторых источниках, ребенок якобы родился 27 ноября того же года, то разница между датами составляет ровно девять месяцев.

В книге профессора М. Д. Артамонова «Московский некрополь» показано место захоронения А. Чесменского с указанием дат его рождения и смерти: 1763–1820, но тут же сказано, что он был побочным сыном Г. Г. Орлова-Чесменского — опечатка в инициалах отца очевидна [3, 346]. Нет ли опечатки и в дате рождения Чесменского; надписи на надгробиях в 1999 г. находились в таком плачевном состоянии, что даже само захоронение найти было невозможно.

Однако все сомнения и романтичность этой легенды рассеиваются одной вскользь сказанной фразой из письма В. Орлова, адресованного сыну и датированного 1787 г.: «…слухи о войне подтверждаются. Многие из молодых людей хотят ехать волонтерами, из числа оных Зиновьев и Чесменской» [44/1]. Стало быть, незаконному отроку, если считать дату его рождения 1775 г., в это время было бы всего 12 лет и о волонтерстве не могло быть и речи.

В «Русских портретах…» об А. Чесменском сказано: «Родился он в 1762/3 г. и первое время в переписке братьев просто назывался „Алексаша“. После Чесмы он получил свою фамилию и был утвержден в дворянстве. Служа в Конной гвардии, а потом в армии, Чесменский участвовал во многих боях Турецкой, Шведской и Польской кампаний и заслужил Георгия 4 степени. Павел уволил его от службы бригадиром, умер он в отставке генерал-майором. Он был „чрезвычайно красивый мужчина“, и одно время его прочили в фавориты. Куриозно, что на памятнике его (ум. 27 февраля 1820 г., 57 лет) в Донском монастыре написано: „Да призрит Господь неутешную мать, как призрила она тебя сим памятником“. Значит, мать его была еще жива!» [52/V, 412].

Во время своих тюремных посещений А. Орлов будто бы пытался оправдаться перед княжной, но она уже относилась к нему с презрением, как к предателю. Можно допустить, что ребенок у Таракановой все же родился, но о дальнейшей его судьбе ничего не известно.

Княжна умерла, так и не открыв тайну своего происхождения. А может быть, никакой тайны и не было? По мнению историка А. Голомбиевского, Тараканова — «легкомысленная красавица, вечно нуждавшаяся в деньгах, запутавшаяся в долгах и любовных связях, сама была жертвой какой-то политической интриги и едва ли отдавала себе отчет в своих целях и стремлениях».

Сохранился секретный рапорт коменданта Петропавловской крепости Андрея Чернышева на имя А. Голицына: «Декабря 4 числа, пополудни в 7 часу, означенная женщина… умре, а пятого числа, в том же равелине, где содержана была, тою же и командою, которая при карауле в оном равелине определена, глубоко в землю похоронена. Тем же караульным, сержанту, капралу и рядовым тридцати человекам» под присягой велено было хранить обо всем, чему свидетелями они были, строжайшую тайну [49, 193]. На могиле не осталось ни холмика, ни каких-либо следов захоронения.

Память о прекрасной княжне в виде барельефного портрета на итальянском мраморе в 1914 г. хранилась в собрании великого князя Николая Михайловича. На обратной стороне портрета вырезана была надпись: «Головка княжны Таракановой, привезена из Италии, досталась теперешнему владельцу от бабушки его Анны Федоровны Орловой, дочери графа Федора Григорьевича Орлова и племянницы графа Алексея Орлова-Чесменского, от которого она головку и получила» [52/IV, 401]. Предполагают, что портрет был заказан А. Орловым Шубину в подарок княжне, который она вернула Алексею в обмен на его парсуну (существование парсуны подтверждено документально). Где находится этот портрет теперь — нам не известно.

Наделавшая в свое время много шума картина К. Д. Флавицкого «Княжна Тараканова», написанная в 1864 г., на которой изображена молодая красивая женщина, в ужасе прижавшаяся к стене тюремной камеры, у ног которой от подступающей воды спасаются крысы, исторически недостоверна. Наводнение в Петербурге произошло с 9 на 10 сентября 1777 г., т. е. почти через два года после смерти княжны Таракановой. Кстати, наводнение это, перед которым два дня бушевала буря, натворило немало, так как началось ночью, а закончилось к полудню следующего дня.