Assassins Creed. Братство - Оливер Боуден

Все движения Лонгина были до приторности театральными. Бутафорским копьем он пронзил бок Иисуса, и из мешочков, спрятанных в набедренной повязке Пьетро, хлынули кровь и вода. Лонгин начал свой длинный монолог. У «мертвого» Иисуса заблестели глаза. Пьетро ревностно следил за соперником.

– Великий Царь Небесный! Зрю Тебя здесь. Пусть вода изольется на руки мои и на копье мое, дабы омылись в ней глаза мои и я смог бы яснее видеть Тебя.

Для большего эффекта Лонгин сделал паузу.

– Увы! Увы! Горе мне! Что я наделал? Этими руками я убил человека, не подозревая, что он за человек. Господь Бог на небесах, умоляю Тебя: смилуйся надо мною. Плоть водила моей рукой, но отнюдь не душа.

Лонгин сделал еще одну паузу, сорвав аплодисменты. Затем он продолжил тем же тоном, исполненным пафоса:

– Господь Иисус, я слышал множество рассказов о Тебе. Состраданием Твоим Ты исцелял больных, немощных и слепых. Да святится имя Твое! Нынче Ты исцелил меня от слепоты моей – слепоты духовной. Отныне, Господи, я Твой слуга. И через три дня Ты восстанешь из мертвых, дабы править нами и судить всех нас.

Вперед вышел актер, играющий Иосифа Аримафейского – богатого влиятельного еврея. Он пожертвовал гробницу, загодя выстроенную для себя, чтобы поместить туда тело Христа.

– Господи Боже! Что за сердце у Тебя, если Ты допустил смерть того, кого нынче я вижу мертвым на кресте? Человека, который никогда и никому не сделал ничего дурного? Всяк видит: Он – воистину Сын Божий. А потому пусть Его тело покоится в гробнице, что я воздвиг для себя, ибо Он – Царь Благодати.

Вслед за ним заговорил Никодим, вместе с Иосифом заседавший в синедрионе и симпатизировавший его взглядам.

– Досточтимый Иосиф, целиком с тобой согласен. Он – сын Бога Всемогущего. Попросим у Понтия Пилата тело Иисуса и погребем со всеми почестями. А я помогу тебе достойно снять Его тело с креста.

Иосиф повернулся к тому, кто играл Пилата, и заговорил снова:

– Досточтимый прокуратор Пилат! Прошу тебя даровать нам милость, которая в твоей власти. Пророк мертв. Дозволь нам позаботиться о его теле.

Пока Микелетто шел к среднему кресту, Эцио проскользнул за кулисы. Порывшись в разложенных там одеждах, он нашел костюм еврейского рабби и торопливо надел на себя. Вернувшись на сцену, он ухитрился незаметно для всех встать у Микелетто за спиной.

– Иосиф, если Иисус Назарянин мертв, как о том заявил центурион, я не возражаю против твоего желания забрать тело.

Пилат повернулся к Микелетто:

– Центурион! Мертв ли Иисус?

– Да, господин прокуратор, – решительно ответил Микелетто.

Эцио видел, как «центурион» вынул из-под плаща кинжал. Клинок, впрыскивающий яд, сейчас был бесполезен, поскольку в эфесе не осталось ни капли яда. Аудиторе заменил его старым, надежным отцовским клинком и ударил Микелетто в бок. Подхватив «центуриона» под мышки, Эцио быстро потащил его за кулисы. Там он опустил Корелью на пол.

Помощник Чезаре, однако, не потерял присутствия духа.

– Ха-ха! – презрительно рассмеялся он, сверкая глазами. – Тебе все равно не спасти Пьетро. Уксус на губке был отравлен. Я обещал Чезаре, что расправлюсь с этим актеришкой наверняка. – Он шумно и тяжело глотнул воздуха. – Лучше добей меня.

– Я пришел сюда не затем, чтобы тебя убивать. Ты помогал своему хозяину подняться. С ним ты и падешь. Я тут ни при чем. Ты сам движешься к гибели. Если ты выживешь, это будет даже хорошо. Пес всегда возвращается к хозяину, и ты приведешь меня к моему главному противнику.

Эцио было некогда говорить с Микелетто. Требовалось срочно спасать Пьетро.

Вернувшись на сцену, он застал там хаос. Пьетро свесился набок. Его тошнило. Кожа актера приобрела землистый оттенок. Зрители находились в полном замешательстве.

– Что случилось? Что происходит? – вопрошали Лонгин и другие актеры.

– Снимите его с креста! – крикнул своим Эцио.

Несколько новобранцев метнули кинжалы, чтобы перерезать веревки, державшие Пьетро на кресте. Другие встали, готовясь поймать его. Остальные отбивались от солдат Борджиа, появившихся из ниоткуда.

– Этого не было в моей роли! – прохрипел Пьетро, упав в руки добровольцев.

– Он умрет? – с надеждой спросил Лонгин.

Актерское ремесло не располагало к сочувствию.

Одним соперником меньше – это всегда хорошо.

– Задержите солдат! – крикнул Эцио.

Сам он вместе с добровольцами, которые несли Бенинтенди, побежал к центру Колизея, где был мелкий бассейн. Десятки голубей, слетевшихся на водопой, сердито поднялись вверх. Последние лучи заходящего солнца окрасили Эцио и Пьетро в тускло-красный цвет.

Эцио хорошо подготовил своих новобранцев. Пока одни успешно отбивали натиск солдат Борджиа, другие, выбежав из Колизея, двинулись по лабиринту улочек на север. Ассасин, бежавший впереди, вел их к знакомому врачу. Оказавшись возле нужной двери, он торопливо постучал. Ему нехотя открыли. Пьетро внесли в кабинет и уложили на соломенный матрас. Как и в кабинетах многих врачей, здесь тоже с потолка свисали пучки сухих трав, наполняя помещение терпким ароматом. На полках стояли и лежали предметы, назначение которых Эцио представлял себе с трудом или вообще не представлял. В стеклянных банках, заполненных мутной жидкостью, плавали какие-то существа или их части.

Своим людям Эцио приказал оставаться снаружи и наблюдать за обстановкой. Интересно, о чем подумают прохожие, увидев древнеримских солдат? Наверное, решат, что это призраки, и бросятся наутек. Ассасин негромко усмехнулся про себя. Сам он еще в Колизее сбросил костюм еврейского рабби.

– Кто вы? – шепотом спросил Пьетро.

Видя посиневшие губы актера, Эцио насторожился.

– Я ваш спаситель, – ответил ассасин и, повернувшись к врачу, сказал: – Доктор Брунеллески, его отравили.

Врач быстро осмотрел актера.

– Судя по характерной бледности, ему дали кантареллу. Любимый яд наших нынешних хозяев… А вы лежите смирно, – велел он Пьетро.

– Спать хочется, – признался Бенинтенди.

– Я вам сказал: лежите смирно! Его рвало? – спросил у Эцио доктор.

– Да.

– Это хорошо.

Брунеллески быстро взял склянку куда плеснул из нескольких разноцветных бутылок. Чувствовалось, он хорошо знаком с последствиями кантареллы. Полученную смесь врач перелил в кружку, затем приподнял Пьетро голову и поднес кружку к губам актера.

– Выпейте.

– И побыстрее, – добавил Эцио.

– Пусть немного полежит.

Ассасин с тревогой наблюдал за состоянием Пьетро и, когда через несколько минут (Эцио они показались вечностью) тот сел, облегченно вздохнул.

– Мне чуточку получше, – сообщил актер.

– Miracolo![99] – выдохнул Эцио.

– Не совсем, – возразил врач. – Просто ваш приятель уже исторг из себя основную часть отравы. Да и я, старый грешник, имею некоторый опыт в спасении жертв кантареллы. Со временем я сумел найти достаточно сильное противоядие. А теперь… – врач умолк, приглядываясь к лежащему Пьетро, – я поставлю несколько пиявок, которые довершат процесс выздоровления. Вы отдохнете у меня и будете как новенький.

Врач принес банку с черными извивающимися червяками, откуда вытащил несколько штук.

– Наверное, я не смогу должным образом вас отблагодарить, – сказал Пьетро склонившемуся над ним Эцио.

– Сможете, и должным образом, – резко возразил ассасин. – У вас есть ключик от незаметного бокового входа, через который вы попадаете в замок Сант-Анджело, на свидания к Лукреции. Отдайте мне этот ключ. Немедленно!

– О чем вы говорите? – встревожился Бенинтенди. – Я всего лишь бедный актер, жертва обстоятельств… Я…

– Послушайте, Пьетро! Чезаре знает о вас с Лукрецией.

– Боже мой! – теперь уже по-настоящему испугался несчастный любовник.

– Но я вам помогу, если вы отдадите мне ключ.

Пьетро молча сунул руку в набедренную повязку и извлек ключ.

– Я всегда ношу его с собой.

– Разумно с вашей стороны, – одобрил Эцио, убирая ключ.

Он сразу почувствовал себя увереннее. Теперь он мог пробираться в замок беспрепятственно.

– Мои люди сходят за вашей одеждой и отведут вас в безопасное место. Я попрошу двоих из них, чтобы присматривали за вами. На время вам придется затаиться и не высовывать носа.

– Но… мои зрители! – сокрушенно воскликнул актер.

– Им придется довольствоваться игрой Лонгина, пока опасность для вас не минует, – улыбнулся Эцио. – На вашем месте я бы не волновался. Тот актер – не знаю, как его зовут, – он вам и в подметки не годится.

– Вы всерьез так думаете?

– Мне незачем вам врать.

– Ой! – закричал Пьетро, когда в него впилась первая пиявка.

Эцио быстро покинул дом врача. Своим людям он приказал:

– Как можно скорее снимите с себя этот маскарад. Термы Траяна отсюда недалеко. Надеюсь, ваша одежда еще лежит там, где вы ее оставили.

Больше ему здесь делать было нечего. Эцио успел пройти совсем немного, когда заметил, что кто-то крадется за ним по пятам, прячась в тени. Он постарался не подать вида, однако шпион понял, что разоблачен, и со всех ног кинулся прочь. Человек этот был ассасину хорошо знаком – Паганино, бывший венецианский вор. Он еще тогда насторожил Эцио своим нежеланием покинуть осажденный Монтериджони.