Журнал Наш Современник №5 (2004) - Журнал Наш Современник

Цивилизационные риски — вот что способно по-настоящему встряхнуть современного обывателя и привести его вновь на тропу политики. Для преодо­ления проблемных зон своей жизни люди вынуждены объединяться в общественные и политические коалиции. Сегодня они уже не несут никакого классового характера: коалиции возникают и распадаются по ситуационным и тематическим признакам. Борьба с шумом жителей квартала вблизи аэродрома или борьба потребителей за качество определенных товаров на рынке (протест против ввоза “ножек Буша”) может объединить представителей разных специальностей, социальных слоев и политических партий. Новые конфликты информационного общества взрывают старые политические схемы конфликтологов и заставляют искать нетрадиционные политические решения.

Глобализация современных экологических и политических рисков пред­оп­ределяет глобализацию общественных движений экологистов и анти­глобалистов, которые изначально развиваются как транснациональные. Вместе с тем существует целый ряд устойчивых конфликтных линий, которые имеют цивилизационную специфику: это проблемы расы, цвета кожи, этнической принадлежности (иностранные рабочие), конфессиональные конфликты. Все эти движения становятся центрами субполитики, и тем самым политика утрачивает центральное место в обществе, где принимаются решения и формируются контуры будущего развития.

С большой долей иронии У. Бек заметил: экология, экономика и наука не могут больше притворяться, что не вмешиваются в политическую жизнь — они своими средствами вершат политику. И в этом нет ничего неприличного, ничего такого, что стоило бы утаивать и прятать*. Пора признать, что поли­тика никогда уже не сможет вернуть себе монопольный статус в решении всех общественных проблем. Но при этом существует важнейшее отличие политики и центров субполитического влияния: в то время как экологисты, экономисты, религиозные деятели и эксперты в частных науках могут спорить и отстаивать отдельные интересы, политика обязана говорить об общественном кон­сенсусе и выступать верховным арбитром нации.

“Гоббсова проблема” информационного общества

Современное информационное общество образовано множеством изоли­рованных индивидов, обуреваемых страхом и неуверенностью в завтрашнем дне. Возникает закономерный вопрос: каким образом возможны порядок и стабильность в таком предельно индивидуализированном социуме, где каждый преследует только личную выгоду?

Когда-то на заре Нового времени эту проблему в философии политики поставил Томас Гоббс. Его концепция “общественного договора” исходит из того, что изолированные индивиды, каждый из которых вел “войну всех против всех”, вынуждены были под страхом самоуничтожения заключить договор. Основой их солидарности стал страх за свою жизнь: именно страх выступил источником договора об общественном мире. Так родилось политическое решение проблемы — страх был перенесен внутрь государственной конструк­ции: отныне только государство стало обладать правом на легитимное насилие против тех, кто нарушает общественный порядок.

В современном мире все риски носят транснациональный характер, провоцируя тем самым транснациональный характер политических конфликтов и транснациональное поле политической борьбы, где современный индиви­дуалист вновь ведет войну “всех против всех”. Терроризм, миграционные потоки, наркотрафик, экологические проблемы — все эти конфликты имеют глобальный характер и не могут быть решены только национальными прави­тельствами. Однако международные организации — ООН, ЮНЕСКО, ОБСЕ — оказались не готовыми предложить конструктивные решения глобальных проблем, расписавшись в своей беспомощности остановить новые гло­бальные конфликты.

В этих условиях возник опасный разрыв между неэффективной системой международного права и эффективным лозунгом “прав человека”, который был превращен в новый боевой клич силовой международной политики. Носители прав человека — это изолированные индивиды, независимо от их социальной и национальной принадлежности. Носители международного права — конкретные государства, и почти в каждом из них есть какие-то меньшинства, способные заявить о том, что с ними обращаются не должным образом.

Сегодня вопрос о новом глобальном “общественном договоре” — это вопрос войны и мира. Нормы международного права должны вновь стать эффективным инструментом международной политики. Однако нельзя забывать, что стандарты и ценности имеют специфический характер в разных культурах, и поэтому всякие попытки сформулировать права человека исходя из мораль­­ного кодекса только одной культуры и распространить их на все человечество недопустимы.

До сих пор в основе Декларации прав человека лежат постулаты одной лишь западной цивилизации. Неудивительно, что в незападных странах эта Декларация все чаще характеризуется как “империализм прав человека”. Современное международное право должно уйти, наконец, от жестких техно­логий навязывания единых универсальных норм и правил политической игры и освоить новые — понимания и интерпретации ценностей разных полити­ческих культур.

Сергей Куняев • И Свет и тьма (к 80-летию писателя Виктора Астафьева) (Наш современник N5 2004)

Сергей Куняев

И Свет и тьма

(К 80-летию писателя Виктора Астафьева)

Вот уже три года, как нет с нами Виктора Астафьева, а страсти вокруг его имени и его прозы не утихают и очень еще не скоро утихнут. При­страстный, безоглядный, беспощадный к своим современникам, он постоян­но накалял температуру вокруг себя, поднимал воздушную волну, многих сбивающую с ног и возвращающуюся к нему же самому. Вроде и время прошло, и пыл прижизненный, казалось бы, иссяк, и несправедливости и обиды утихли в душах его бывших друзей и единомышленников, и можно уже со словами “Бог простит” спокойно и не торопясь размышлять о его творческой и человеческой судьбе. Но спокойствия как не было, так и нет.

В последние годы он стал “своим” в чуждой и враждебной ему по сути среде. Обласканный демократическими сиренами, захваленный теми, кто еще 15 лет назад без зубовного скрежета не мог слышать его имени — понимал ли он цену похвалам всей этой братии, люто ненавидящей традиционные русские ценности, без которых не мыслил Астафьев своего существования? Думаю, что понимал. И что самое интересное — эта компания также все прекрасно понимала. Расчетливо поднимая Астафьева на щит, объявляя романы “Прокляты и убиты” и “Веселый солдат” лучшими среди всего им написанного, восторгаясь его запальчивой и неумной публицистикой, они ждали своего часа. Непродолжительное время Астафьев был нужен им как знамя, которое потом, по истечении необходимости, можно превратить в половую тряпку…

И вот час расчета с писателем настал. В сентябрьском-октябрьском номере “Вопросов литературы” за 2003 год появилась статья Константина Азадовского “Переписка из двух углов Империи”, полностью посвященная приснопамятной распре Виктора Астафьева и Натана Эйдельмана. Более 10 лет либералы, нося Астафьева на руках, расчетливо не вспоминали об этом эпизоде литературной жизни, в свое время всколыхнувшем весь читающий Советский Союз. Все проклинавшие тогда Астафьева напрочь “забыли” о своих проклятиях и включились в единый славословящий хор — бывший “патриот” и “заединщик” стал рьяным демократом. Ну как после этого не утереть нос “твердолобым консерваторам”. Вот, смотрите, даже “ваш” Астафьев...

Славили — и ненавидели. В то время, как русские патриоты — Владимир Бушин, Борис Куликов, Ксения Мяло — вели с Виктором Петровичем открытый, жесткий, прямой и честный разговор, выдержанный, надо сказать, в неизмеримо более мягком тоне, чем астафьевские проклятия по адресу вчерашних друзей-патриотов.

Константин Азадовский начинает свою статью с похвал Астафьеву-писателю. “Особость и сила Астафьева-писателя — в его внутренней чест­ности, органичности, удивительной поэтичности, слиянности с русским словом. И конечно — в его человечности. Астафьев живет и мыслит сердцем; его неподдельная искренность сквозит во всем, что он пишет... Любовь ко всему живому, к природе и человеку, одушевляет написанные им страницы. Его умение опоэтизировать окружающий мир, услышать душу природы местами завораживает, кажется подчас немыслимым…” После этих общих словес идет плавный переход к последующему развенчанию: “О ненависти Астафьева можно сказать так: сердце, беззащитное перед ликом любви, беззащитно и перед личиной ненависти. Человек, всего себя отдающий Любви, способен с такой же страстью устремить нa другого свой безудержный гнев…” И все последующие двадцать пять журнальных страниц посвящены “безудержному гневу” писателя.