Извращенная принцесса (ЛП) - Торн Айви

— Нет, пока ты не ответишь на мои вопросы, — рычит он, его глаза сверкают сталью.

Мой желудок вздрагивает от скрытого гнева. Я знала, что он разозлится на меня. Я надеялась, что он разозлится настолько, что уедет из города без меня. Но теперь он здесь, рискует жизнью, чтобы получить ответы, которые я не могу ему дать.

— Пожалуйста, Глеб, — шепчу я, бросая взгляд на дверь его комнаты, как будто кто-то может ворваться туда в любой момент. Они тщательно следят за этими комнатами, чтобы обеспечить нашу безопасность. Кто-нибудь обязательно его узнает.

— Почему, Мэл? — Он подходит к стеклу так, что наши лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга. Его голос глубок и спокоен, он призывает меня довериться ему, хотя в его зеленых глазах плещется невысказанная боль.

— Если я скажу тебе, ты уйдешь? — Спрашиваю я, отчаянно желая видеть его в безопасности.

— Как только ты ответишь на мои вопросы, — подтверждает он.

Облизывая пересохшие от боли губы, я набираюсь храбрости и киваю. Мне предстоит рассказать ему столько тяжелых истин. Я не уверена, что смогу, но, если это спасет ему жизнь, я должна попытаться.

— Я не встретилась с тобой, потому не была уверена, что скажу тебе нет, — бормочу я.

— "Нет" означающие, что ты не поедешь со мной в Нью-Йорк? — Настаивает он.

Я киваю, слезы застилают глаза, и я смотрю на свои ноги, прижимаясь лбом к прохладному стеклу, борясь с желанием заплакать.

— Почему бы и нет? — Хрипит он, в его безупречном голосе проскальзывают нотки эмоций.

Это заставляет меня поднять глаза, и боль и растерянность в его уверенном взгляде разрывают мне сердце.

— Потому что я боюсь оказаться под контролем мужчины. Это случалось слишком много раз — даже с тобой.

Глеб открывает рот, чтобы возразить, но тут же закрывает его, молча призывая меня продолжать.

— Именно поэтому я и сбежала. После того как ты сказал мне, что я не могу работать моделью, что у меня есть два варианта: остаться в доме с девочками или переехать обратно к Петру и Сильвии. — Я качаю головой, борясь с чувством удушья, которое подступает к горлу. — В моем сознании это был вовсе не выбор. Я не могла оставаться в этом доме. И я не хотела оставаться там и узнавать, кем ты можешь стать. Я не хотела смотреть, как ты превращаешься в одного из тех мужчин, которым я ошибочно доверяла в прошлом.

Глеб тяжело сглатывает, его глаза закрываются, заслоняя от меня единственное окно, через которое я могу наблюдать за его эмоциями. Сердце бешено колотится, и я прислоняюсь к стеклу, дыхание туманится о него, и я прошу его не отгораживаться от меня.

Он кивает, как будто услышал мои мысли. Но вместо того, чтобы открыть мне глаза, он поворачивается и идет через открытое пространство позади себя. Уходит от меня. Это как кинжал в сердце. И хотя я знаю, что ему нужно уйти, мне требуется вся моя выдержка, чтобы не позвать его обратно.

Он доходит до двери, но вместо того, чтобы выйти, разворачивается обратно. Его глаза хищны, а угловатые черты лица напоминают пантеру, когда он бесшумно ступает по полу. И хотя я знаю, что нас разделяет пуленепробиваемое стекло, мое сердце все равно нервно вздрагивает, запуская мой инстинкт бегства.

Глеб снова останавливается перед стеклом, и его глаза становятся пытливыми.

— Я сотни раз мысленно возвращался к тому дню. Я понял, что облажался почти сразу, как только сказал это, уже к тому моменту, как вышел за дверь. Мне следовало повернуться и закончить разговор прямо там и тогда. Я просто подумал…

Он судорожно сглатывает, в его глазах вспыхивает боль.

— Я думал, что у меня будет больше времени. Я вернулся той ночью, готовый быть благоразумным. Чтобы все обсудить. — Он качает головой, позволяя ей упасть вперед, упираясь кулаком и предплечьем в стекло. — Но тебя уже не было.

Мое сердце разрывается от его признания при мысли о том, что, возможно, я поторопилась, ушла, не дав ему шанса доказать, что он не такой, как другие мужчины, которые правили моей жизнью.

— Мне так жаль, Мэл, — прохрипел он, и его черты лица исказились от опустошенности, от которой у меня перехватило дыхание.

Я никогда не видела его таким откровенно эмоциональным. Это шокирующее воздействие, разрывающее меня на части и делающее меня слишком уязвимой.

— Не надо. Не делай этого, — умоляю я. И если за мгновение до этого я была благодарна за разделяющее нас стекло, то теперь я ненавижу то, что не могу до него дотронуться.

Наши глаза встречаются, и он как будто только сейчас понимает, что выдал свои истинные чувства.

— Я все делаю неправильно, — заявляет он. — Я не знаю, как это сделать правильно. Черт, кроме Петра и Сильвии, я даже не видел, как могут выглядеть здоровые отношения. Но клянусь, я никогда не хотел управлять тобой. И я не хочу владеть тобой, как вещью, — добавляет он, отвечая на обвинение, которое я так яростно обрушила на него прошлой ночью. — Я лишь хотел освободить тебя, а не заманить в ловушку.

Его глаза следят за линиями моей стеклянной клетки, и в его взгляде я вижу глубину понимания, которая потрясает меня до глубины души. Раньше я никому не говорила об этом вслух. Я едва ли осмеливалась думать об этом, опасаясь, что это может усугубить мои переживания. Но Глеб и без слов понимает, чем для меня является это замкнутое пространство.

Сердце замирает от осознания того, как сильно я недооценила Глеба. Я читала знаки так быстро, что не задумывалась о мотивах его слов. Я никогда не давала ему шанса.

А ведь так хотелось.

В ту первую ночь, которую мы провели вместе, я отчаянно пыталась оставить прошлое позади. Но не смогла. И в процессе разрушила потенциал между нами. Теперь он здесь, и на нем лежит вина за то, что он меня подвел, в то время как я сама себя подвела.

Моя любовь к Глебу наполняет меня всепоглощающим теплом. Я хочу пойти с ним. Я хочу быть с ним. Я очень, очень хочу попытаться оставить прошлое в прошлом и довериться ему в этот раз так, как должна была в первый. И хотя я не знаю, получится ли у меня, я хочу попытаться сделать это изо всех сил. Потому что никогда и ни к кому я не испытывала таких чувств, как к Глебу.

Есть только еще одна вещь, в которой я должна признаться. Потому что мне нужно знать, что он все еще будет иметь в виду то, что сказал, когда узнает, что мне нужно думать не только о себе.

— У меня есть дочь, — говорю я, и мой голос наполняется эмоциями, когда я говорю о Габби.

Глеб изучает меня, его лицо, как всегда, спокойное. И хотя в его глазах есть намек на удивление, это не такой шок, как я ожидала. Я знаю, что сейчас самое время упомянуть, что она его дочь, но я слишком напугана, чтобы признаться в этом. По одной бомбе за раз, уговариваю я себя. Позже будет достаточно времени, чтобы бросить следующую, если он вообще захочет мне помочь.

— Мы можем взять ее с собой, — уверяет он, ничуть не смущаясь.

— Ты серьезно? — Вздыхаю я, эмоции проносятся сквозь меня со скоростью мили в минуту. — Ты поможешь нам с Габби начать новую жизнь в Нью-Йорке?

— Одно твое слово, и мы сможем уехать сегодня. Прямо сейчас.

28

МЭЛ

Сердце переполнено, "да" на кончике языка, я раздвигаю губы, чтобы ответить Глебу.

Но все, что получается, это испуганный вскрик, когда дверь за его спиной с грохотом распахивается. Она ударяется о стену с такой силой, что гипсокартон за ней трескается.

Глеб поворачивается, его гибкое тело оседает в оборонительной стойке, и он приседает, чтобы увидеть, кто идет. Входят пятеро — четверо громил с Винни во главе. Лицо ирландца искажает злобная гримаса, когда его взгляд падает на Глеба.

— Это тот ублюдок, который меня ударил, — рычит он. — Взять его.

— Нет! — Я задыхаюсь, сильнее вжимаясь в стекло, отчаянно желая, чтобы оно исчезло.

Четверо громадных русских вышибал осторожно идут вперед, и по тому, как они держатся, я понимаю, что они не относятся к Глебу легкомысленно, даже если они превосходят его числом и весят почти по пятьдесят фунтов каждый.