Запретное прикосновение - Шелли Такер

Сзади послышался вздох разочарования:

— Здесь ничего не подойдет. Все они…

Так он и знал. Пожав плечами, он устремил взгляд к потолку. Мало того, что ему предстоит провести наедине с этой девушкой в запертой комнате несколько дней, она еще будет все это время голая, как праматерь Ева!

— Рискну завтра утром сходить на рынок и куплю там что-нибудь для нас обоих, — сказал он. — А сегодня… уж как-нибудь. Тут хватит одеял.

С облегчением рыцарь услышал, как Кьяра, воспользовавшись его советом, протопала к постели. Когда же она примется за еду?

Прошла целая вечность, прежде чем до него вновь донесся ее голос, расслабленный и умиротворенный. Все это время он, как идиот, смотрел в огонь очага, не решаясь повернуться.

— Спасибо за купание, Ройс. И за то, что вы так… так благородны.

Он чуть не расхохотался. Благороден! Если бы он повернулся, стало бы видно, как его «благородство» выпирает из штанов, и он ничего не может с этим поделать.

— Не стоит благодарности, миледи, — учтиво ответил он. — Надеюсь, вы готовы к… Хотите есть?

— Умираю от голода.

Ройс резко повернулся, и она прочла в его глазах, что он тоже голоден, ужасно голоден… до безумия. Но не пища нужна ему.

Девушка стояла, закутавшись по горло в меховое одеяло, которое с помощью всяческих ухищрений сумела обернуть так, что оно каким-то чудом держалось на теле. Однако выпростать руки для того, чтобы приняться за еду, не могла. Ей придется либо оставаться в тепле, но голодной, либо хорошенько поужинать, но… нагишом.

Неожиданно Ройса осенило.

— Садитесь к огню, принцесса, — сказал он.

Он старался чаще употреблять это обращение — ему казалось, оно ставит его на место, напоминает о роли, за рамки которой он не должен выходить.

Взяв в руки поднос, Ройс приблизился к ней и ощутил запах ее разгоряченного тела, а также простого мыла, которым она воспользовалась сегодня первый раз в жизни.

Откуда-то по-прежнему доносились приглушенные звуки свирели.

— Совсем как у нас дома, — сказала Кьяра, повернувшись к окну, — я так люблю музыку.

Его больно резануло слово «дом». У нее больше нет дома. Теперь она из того же стана отверженных, лишенных родины, что и он. Ее новое пристанище называется Равенсбрук — огромный прекрасный замок. Но станет ли он для нее домом? Никогда.

Там, в Равенсбруке, они расстанутся, и он больше не увидит ее — этих глаз, этих губ, этого тела, скрытого сейчас под меховым одеялом, такого близкого и недоступного, такого желанного. Не увидит это воистину благородное существо, приносящее себя в жертву ради процветания своей страны; такое нежное, доброе и наивное, смелое перед лицом невзгод и стихий и в то же время трогательно-беззащитное.

Никогда не встречал Ройс никого прекраснее и лучше, никого, кто был бы ему ближе и дороже!

Иначе говоря, он полюбил ее. Да, он любит ее! Ту, что сидит сейчас у стола, — маленькую, усталую, с мокрыми волосами, спускавшимися почти до пояса поверх нелепого одеяла. Кьяра. Принцесса. Сестра его друга Кристофа. Дочь его обидчика. Невеста его врага Дамона.

Ройс испугался за поднос с едой, который чуть не треснул в его напряженных руках, ослабил хватку и, налив в бокал вина, подошел к Кьяре.

Она недоуменно поглядела на него и спросила:

— Хотите накормить меня или просто подразнить? — Лицо девушки озарила улыбка. — А, знаю. Сейчас предложите мне есть все это, как поросята из кормушки, да?

— Нет, миледи. Мы придумаем что-нибудь поинтереснее.

Он отрезал кусок мяса и поднес к ее рту. Она рассмеялась:

— Понимаю. Будете кормить меня, как любимую собаку. Из рук.

Кьяра наклонилась и откусила немного мяса, забыв на время обо всех неудобствах. Она ела, прикрыв глаза от удовольствия, и Ройс с радостью ухаживал за ней.

— Как вы хороши, Кьяра, — сказал Ройс, не сводя глаз с ее губ, между которыми изредка показывался кончик розового языка. — Даже когда едите.

Она опять рассмеялась. Весело и беззаботно, словно не было треволнений и забот прошедшего дня, а впереди ожидало только хорошее.

— У вас красивый рот, — продолжал он. — Вам никто этого не говорил? — Девушка покачала головой, будучи не в состоянии ответить. Он поднес к ее губам бокал с вином. — И у вас такие изумительные губы, Кьяра. Глаза — как настоящие топазы. А волосы — сплав золота и меди…

Его понесло. Сен-Мишель чувствовал себя менестрелем, и дай ему в руки один из тех музыкальных инструментов, что звучали за окном, он бы запел.

— Вы для меня дороже всего на свете, — закончил он свою неспетую песню.

Откусывая очередной кусок мяса, она случайно коснулась губами его пальцев. Он воспринял это как ответ на все свои невысказанные вопросы.

Резко наклонившись, он прижался губами к ее губам, ощутил их теплоту и свежесть, вкус мяса; коснувшись языком ее языка, захватил его в жадном поцелуе.

Ее рука уперлась ему в грудь. Она хочет оттолкнуть его? Нет, совсем нет… «Прекрати, — сказал он себе. — Остановись, пока не поздно».

У нее вырвался сдавленный стон. Но не протест. Стон желания. Она не отрывала от него своих губ.

Поднос, который он продолжал держать в одной руке, упал на пол. Никто из них не обратил на это внимания. Ройс обеими руками обнял ее за плечи, с которых уже немного спустилось одеяло, уткнулся лицом в теплую шею. О, как он ее любит!

Рыцарь поднял голову и в свете очага увидел матовый блеск ее кожи, округлости груди, розовые маковки сосков. Нет! Нельзя!

Но трезвый внутренний голос умолк, не произнеся и двух фраз. Его пальцы уже захватили ее грудь, дотронулись до сосков. Она что-то произнесла. Кажется, это был возглас удивления. Радостного открытия новизны.

Его смелость не смутила ее. Не заставила пойти на попятный. Не испугала. Похоже, она, как и он, была готова на любой безумный шаг; готова дотла сгореть в слабом пламени очага, освещавшего их слившиеся тела.

Запустив пальцы в его густые темные волосы, она выгнулась назад, отчего одеяло почти сползло с нее, открывая взору Ройса ее живот и ноги. Прекрасная тонкая работа божественного мастера!

Поддаваясь призыву, чувствуя, что находится уже на грани безумия, он снова впился в ее губы, еще крепче прижал к себе полуобнаженное тело и, теряя рассудок, опустился вместе с ней на постель.

Кьяра дрожала у него в руках, но отнюдь не от страха, а от совершенно незнакомого доселе ощущения, которое заставляло их обоих тяжело дышать и задыхаться в перерывах между долгими страстными поцелуями. Его прикосновения, скупые слова, сила, нисходившая от разгоряченного смуглого тела, вбирали ее в свой прекрасный магический круг, откуда она не знала выхода. И не искала его.