Старое кладбище - Марьяна Романова

Я присел на корточки рядом с ней.

– Вы всё делаете неправильно, – сказал я и небрежно кивнул на погасшую свечу, валявшуюся в пыли. – Но это полный бред, всё равно бы ничего не получилось.

– Вы-то что об этом знаете? – фыркнула девушка.

Впрочем, с места она не сдвинулась – это было комично, но мы так и продолжали сидеть на корточках посреди детской площадки.

– А может быть, что-то и знаю. Меня Егор зовут. – Я протянул ей руку, которую она не пожала. – Если хотите, помогу с приворотом.

– Откуда вы знаете, что я приворот делаю?! – взвилась она, но раздражение в ее голосе явно сменилось интересом.

– Это же просто смешно, – почувствовав себя хозяином положения, я выпрямился. – Если хотите, могу помочь. Деньги мне не нужны. Два раза повторять предложение не стану, имеющий уши да услышит.

Возможно, это прозвучало слишком пафосно, зато подействовало. Я и не сомневался, ведь такие, как эта бедная девица, не обращали внимания на оттенки и полутона, зато хорошо понимали диалект «рубить с плеча». Не успел я сделать нескольких шагов, как она догнала меня, задержала, цепко ухватив за локоть, извинилась за грубость, заюлила, замельтешила, сказала, что ее зовут Лариса.

От предложенной чашечки чаю я отказался (хотя не мог не оценить степень жертвенности: позвать не пойми кого, случайного знакомого, подошедшего к ней на рассвете со странными словами, которые на девяносто процентов являют впечатление психопата), предложил посидеть на скамеечке в том же дворе и всё спокойно обсудить. Она шла за мной, как дрессированный лабрадор, повеселевшая, уверовавшая и на всё готовая. Даже странно, как она выжила в этом городе – с такой степенью доверчивости к окружающему миру и его обитателям.

Мы выбрали скамейку под старым кленом, говорил преимущественно я, и моя проницательность произвела на нее впечатление. Действительно, речь шла о женатом мужчине, соседе по даче, пожилом и уставшем от жизни, к тому же пьющем. («Нет, вы не подумайте, он не алкоголик! Он пьет редко, просто не умеет по-другому расслабиться, со мной он стал бы совсем другим!») Соседствовали они всю жизнь, но Лариса обратила на него внимание только минувшим летом – увидела однажды, как он полез крышу чинить, да там и завис, всё смотрел вдаль. Это показалось ей романтичным: суровый мужчина, который ищет успокоение в созерцании горизонта. Начала приглядываться, ну и постепенно придумала себе историю, сама же влипла в липкую лужицу собственной фантазии, как муха в мед. Как он косит траву косой, какое у него красивое тело для шестидесяти лет: ни грамма жира. Какой загар, как мускулы под соленой от пота кожей ходуном ходят. А на плече посиневшая татуировка, как будто бы дитя рисовало.

Лариса знала, что он отсидел по молодости за какие-то махинации, и это тоже придавало образу соседа возбуждающий трагический подтекст. Он, конечно, обратил внимание, что девушка заглядывается, здороваться кокетливо начал, однажды флоксы для нее срезал и, вручая букет, руку ее в своей задержал.

Лариса придумала, что он без памяти влюблен, но благородный, поэтому первый шаг никогда не сделает. А его жена… Ну что там жена. Тридцать с лишним лет вместе, диалоги давно свелись к будничному «не забудь купить хлеба», баба-колобок с пятнами пота на сарафане, сварливым голосом и немодной «химией». В общем, обычная история самообмана.

Мне было всё равно. Во-первых, я был убежден, что каждый человек сам выбирает для себя ошибки, во-вторых, эта Лариса и ее созерцатель горизонта с флоксами были нужны мне, чтобы самому приступить к выживанию в городе.

Я назначил день, она пришла ко мне с фотографией мужчины и крадеными трусами. («Если бы вы знали, как мне стыдно было исподнее чужое воровать! Увидел бы кто, я бы повесилась от стыда! Ночью, как воровка, во двор к ним залезла! Хорошо, что трусы на веревочке за домом сушились, там нет окон, не заметил никто!») Позволила собрать в пробирку несколько капель своей крови, трогательно поморщилась, когда я ей палец швейной иглой уколол.

Спустя неделю всё было сделано. Жена соседа уехала в город по делам, он выпил лишнего, Лариса подошла поздороваться, и как-то закрутилось у них всё – сначала она пригласила его на пирог. Тут же бросилась месить тесто – миска на полу! Он подходит со спины, обнимает ее.

– Всё само получилось, как по нотам! – восторженно рассказывала Лариса. – Впервые в жизни я такая счастливая была!

Она так истово благодарила, пыталась сунуть мне какие-то гроши, от которых я отказался, явно собиралась включить меня в свой круг общения в качестве надежного конфидента, от чего я решительно и почти грубо уклонился. Я был уверен, что счастья эти отношения ей не принесут. Впрочем, любой приворот может гарантировать лишь болезненную привязанность, но никак не любовь. Это похоже на страсть к алкоголю или голод вампира – когда одновременно ненавидишь и вожделеешь то, что дает тебе покой. И понимаешь, что оно же тебя разрушает, но отказаться от сладкой зависимости нет сил.

Но все получилось так, как я и планировал – Лариса растрезвонила о чудесной встрече со мной своим знакомым, кто-то из них только скептически рассмеялся, но кто-то попросил мой телефон. Постепенно, за несколько месяцев, я оброс клиентами, которым требовалась моя помощь, и количество желающих получить чудо росло в геометрической прогрессии, телефон мой передавался из уст в уста.

Был случай. Одна женщина по имени Ангелина от скуки мертвячку на кровь прикормила.

Ангелина жила в городе безбедно и сыто, не было ей нужды в пахоте. Детей бог не дал, мужчины случались, но надолго возле нее не задерживались. С детства она чувствовала, что судьба к ней благосклонна – всё, за что другие боролись, давалось ей без усилий. К своим сорока с небольшим она не растеряла ни очарованности жизнью, каждым ее блаженным днем, ни веры в то, что завтрашний день одарит ее еще более щедро, чем вчерашний. Будет еще более благословенен к ее бесхитростным намерениям.

Была она затейница – скука и отсутствие поле боя толкали ее на вечный поиск приключений, весьма специфических. Ангелина любила романтические выходки. То она решила написать путеводитель по крышам родного города, то связалась с какими-то кладоискателями-гробокопателями и всерьез намеревалась найти скифское золото (золото не золото, но несколько гвоздей восемнадцатого века в глубинах крымской почвы обнаружить ей удалось). То организовала поэтический салон «как у Волконских» – чаепития, белое платье, жидкое молоко северных летних вечеров. При этом жила она в маленьком промышленном городке, где из поэтов был только старый Михалыч, который, глотнув яблочного самогона, выплескивал все то чувственное, что содержалось в глубинах его души, в рифмы вроде «бассейн – портвейн».